– Ты привязала ее к нашей семье, – догадался Слава.
– Деньгами, сексом и будущим. – Анаит подмигнула мужу. – Ты завтра придешь на фотосессию? Я должна выглядеть СемейнойБеременнойИСчастливой.
Действие тарди заканчивалось.
– Постараюсь.
Они оба понимали, что он придет. Но в этот момент его уклончивость разозлила Анаит, и она потребовала:
– СкажиТочно!
Для Славы это прозвучало как вызов, он вскинулся, встретился взглядом с женой – всего на мгновение, но этого было достаточно.
Многолетняя тяжесть неразрешенных противоречий, в которой смешались и гнев, и боль, разворошила угли давно потухшего пламени.
Уже через мгновение на узкой полоске травы между двух свежих могил Слава сдирал с жены черные шелковые трусики, а она, шипя что-то на высокой женской речи, стягивала, не расстегивая ремень, брюки с его узких бедер.
Все должно было кончиться очень быстро – такой «конфликтный» секс взрывал случайных партнеров за мгновение, но и пороха обычно хватало ненадолго.
Однако в этот раз слишком много взаимных обид, недомолвок и прямой лжи стояло между мужчиной и женщиной, сплетающимися в единое целое.
Почти сразу после первого проникновения они на мгновение очнулись – встретились взглядами, и Анаит сразу дала ему пощечину, после чего их снова сорвало.
В следующий раз горечь обиды за то, что его использовали, вылилась в то, что Слава укусил жену за шею.
Это был тягучий секс, без Блеска – но не менее болезненный, и с каждой фрикцией, с каждой лаской – осознанной или инстинктивной – то неприятное, что было между ними, уходило, сглаживалось, исчезало.
Он расстегивал ремень на брюках, чтобы натянуть их, когда у Анаит зазвонил телефон. Она, почти обнаженная, с платьем, собранным с обеих сторон под наливающейся беременностью талией, привстала, не скрываясь от мужа, и нервно заговорила на высокой женской речи.
Слава подал ей руку, помогая встать и надеть трусики, расправил на жене платье – получилось не очень, плотная ткань лифа не встала на место, но он был уверен, что жена справится и вновь станет идеальной.
Все это время Анаит говорила по телефону, а потом положила трубку и сказала, старательно замедляя речь:
– Володя улетел с Раннэ, их видели в аэропорту. Я выясняю рейс, куда бы они ни летели, их там будут уже ждать…
Слава выдохнул и дернул платье вверх и чуть влево, грудь встала ровно туда, куда должна была, платье вновь сидело идеально.
– Оставь его, перебесится и вернется, – сказал он.
– А если нет? – Анаит на мгновение замерла, а потом обвинительно выставила палец в мужа. – Это ваша интрига, да? Вы с Митяем против нас? Используете мою Раннэ против меня? Об Айранэ вы подумали?
Слава обнял ее и поцеловал в шею, прямо в след от укуса.
– А ты думала о ней, когда подкладывала Раннэ Володе? Не надо суетиться. Они вернутся.
Некоторое время смотрели друг другу в глаза.
– До выборов я их не трогаю, – сказала Анаит. – А потом они окажутся здесь, с моей помощью или без нее.
– Согласен, – кивнул Слава.
– И еще – завтра ты мне нужен на фотосессии.
– Я приду.
Они разошлись в разные стороны.
Через некоторое время Анаит, убедившись, что никого вокруг нет, прикоснулась кончиками пальцев к месту укуса.
К месту поцелуя.
Она не понимала, почему так легко согласилась оставить на время в покое сына и Раннэ, на которых у нее были большие планы.
Анаит встряхнула головой, отгоняя глупые мысли, и решительно пошла вперед, навстречу новым делам.
Проблемы сами себя не решат.
Книга втораяАйранэ
Это точно были зайчики, Айранэ ни на мгновение не сомневалась в этом. Большие, мохнатые, бурые, переваливались на задних лапах, расставив передние, словно предлагая обняться.
Их было много, десятки, может, сотни, они бродили словно без всякой цели, иногда натыкались друг на друга и тогда обнимались – когда с удовольствием, а когда и с яростью. А потом расходились дальше бродить, но иногда один из бурых зайчиков оставался лежать без движения.
– Рэ! Рэ!
Сознание металось где-то рядом, возможно, прямо между этими косолапыми зайчиками, надо было просто найти его и обнять. И может, немного придушить.
– Ольга, отца твоего за ногу!
Ей удалось открыть глаза и даже сфокусировать взгляд. Аська. Милая, добрая Аська, а как смешно было с ней целоваться…
– Оля, у меня есть десять минут, – зачастила Аська, увидев, что подруга открыла глаза. – Соберись! Тебя отравили Волковы? Это Анаит?
Волки? Какие волки? Это же были зайчики! Айранэ попробовала сосредоточиться на вопросе, в нем явно содержался какой-то смысл, и, судя по всему, не про зайчиков, хотя и где-то не очень далеко. Так, сознание она нашла и даже, возможно, обняла, теперь бы найти и обнять смысл…
– Нет, – пробормотала Айранэ, – не Волковы. Не все беды от Волковых, хотя, конечно, это сложно обнять…
– Обнять? – удивилась Аська.
– Ну, понять.
Айранэ уже почти пришла в себя. Стало понятно, что она лежит в больнице, в отдельной палате с прозрачной стеной, выходящей в коридор, а снаружи стоит симпатичный доктор из низших, с планшетом, на котором он что-то смотрит, одобрительно кивая.
Вместе с пониманием пришла и память – первый рабочий день в министерстве. За ней приехал личный водитель – раньше Айранэ приходилось брать одну из общих машин из женского гаража семьи и самой ехать в музей, которым заведовала Анаит.
Потом компьютер с гигантским монитором, нелюдимая девочка-сисадмин в безразмерном свитере, календарь, забитый непонятными встречами, сплошной поток новых подчиненных с коробочками сладостей и фальшивой радостью в глазах.
Секретарь – мальчик, как и положено для высокого руководства. А у мужчин секретари – девочки, это показывает и широту взглядов руководства, и то, что высокое начальство легко находит общий язык с противоположным полом.
И он как раз принес маленький тортик с тремя марципановыми фигурками: лисой, зайцем и медведем. И что-то такое сказал… На хорошей общей речи… Вроде как про то, что торт только что сделали и что все едят марципан спустя несколько часов, а когда он совсем свежий, то и вкус у него другой.
И конечно же, она взяла лису и съела. Очень вкусно и действительно необычно. Сразу взяла зайчика и тоже сгрызла, прямо на глазах у мальчика-секретаря, чье имя она тогда не запомнила, а теперь, скорее всего, это уже не важно.
Потом взяла мишку, и посмотрела на секретаря, и вдруг обнаружила в его глазах… что-то странное. Некое ожидание пополам со страхом, восторгом и чем-то еще. Не смотрят так на свое начальство, не смотрят, даже если рассчитывают переспать или получить премию, это другой взгляд.
В следующий момент Айранэ уже бежала в туалет, затем склонялась над унитазом и засовывала два пальца в горло, а спазмы начинались еще до пальцев, от ужаса и от понимания, что ее только что отравили.
Потом она набирала номер Анаит – не потому, что больше всех доверяла ей, а потому, что она была последней в списке вызовов, а последний вызов можно повторить двойным нажатием на клавишу включения.
Когда мама ответила, Айранэ уже лежала на полу около стульчака, а снаружи кто-то стучался в кабинку и что-то орал. Сама Айранэ ни орать, ни говорить не могла – ее тело стягивало судорогами, которые поселились вдруг сразу во всех мышцах, даже в тех, о существовании которых Айранэ за все двадцать четыре года своей жизни и не догадывалась.
А потом – сразу зайчики, которые точно не медведи.
– Перед тем как вырубиться, я набрала Анаит, и я до сих пор жива, – сказала Айранэ. – Асенька, если бы она хотела меня убить, я бы с тобой не разговаривала.
– У Волковых есть не только Анаит, – проворчала Аська, явно успокаиваясь. – В учебнике истории об этом не пишут, но в интернете полно баек про то, как Ананке Волкова пришла к власти и как ее потом удерживала. Это, конечно, было лет пятьдесят назад, и мы уже более цивилизованные…
– Если бы были более, я бы не лежала тут, – прервала подругу Айранэ. – Доктор идет.
Действительно, он, наигравшись с планшетом, зашел в палату. Вообще, врачи из низших – не такая уж редкость. Редкостью было то, что он лечил Айранэ, женщину и высшую, а не сидел на приеме в мужской поликлинике, разбираясь с чирьями на задницах.
– Меня зовут Гоша Володиевич, и я твой лечащий доктор, – сказал он на уверенной общей речи. – Тебя отравили, ты больше суток провела в коме, но сейчас состояние стабильное. Я написал твоей семье, за тобой уже едут.
– А получше врача не нашлось? – проворчала Аська, которая никогда не отличалась тактичностью. Впрочем, сделала она это на высокой речи, так чтобы доктор ее не понял. Но он, судя по продолжению, угадал.
– Я – лучший специалист по отравлениям в дистрикте, – спокойно сказал он, глядя в глаза Айранэ. – Анаит не допустила бы, чтобы тебя лечил кто-то другой.
После этого он – неслыханная дерзость – потрепал по плечу Аську и вышел из палаты.
– Иногда я считаю, что революция была ошибкой, – сказала Аська. – И вот эти все ограничения, про то, что низших нельзя пороть, и про отмену крепостного права…
– Крепостное право отменили лет за сто до революции.
– Я и говорю, Ольга, целая цепь ошибок, которая привела нас в тупик!
– Не называй меня детским именем, – попросила Айранэ. – Звучит глупо.
– Тебе же никогда не нравилось твое взрослое имя, – удивилась Аська. – Ты же сама говорила.
– Я привыкла.
Она вспомнила, как в тринадцать лет пережила свой первый Блеск, как это было болезненно, стыдно, как она ревела в своей комнате днем, когда все ушли в школу… А потом пришла бабушка Апа, гладила ее по спине, говорила что-то и заранее, не дожидаясь церемонии, рассказала, что ее новым именем будет Айранэ.
Ее это раздавило. Ладно, она понимала, что ей не купят известное имя, но ведь могли же найти какое-то похожее на ее девичье: Альга, Агалэ, Айлиг, Аоль, в конце концов!