Это пронеслось у нее в голове за мгновение, и она поняла, что нет смысла это говорить, а на самом деле надо просто поцеловать его, потому что она никогда не целовала его после секса и он наверняка сразу поймет все, что она хотела сказать, – достаточно просто правильно поцеловать.
На мгновение она закрыла глаза, собираясь с силами перед самым правильным в жизни поцелуем, а когда открыла, в ее окно на втором этаже уже светило солнце.
А на следующий день все посыпалось.
Вечером Айранэ сказали, что переводят ее в министерство с повышением, и Анаит не отвечала на ее звонки.
Ночью лично зашла баба Агни, которая ненавидела Анаит, но не могла ей ничего сделать, и потому вымещала свои чувства на Айранэ.
– Володя попал под Блеск с какой-то дикой, – сказала она, глядя внучатой невестке в глаза. – Не дергайся, он почти целый. И вроде бы даже ему понравилось. Так что, считай, всем повезло.
Когда на следующее утро приехала машина, чтобы отвезти Айранэ в министерство, молодая женщина твердо знала: что-то случится.
Что-то плохое.
Так что, когда в глазах секретаря она увидела страх пополам с ожиданием, почувствовала даже отчасти облегчение.
Анаит зашла вечером. На журнальном столике стоял высокий «извинительный» торт, уже слегка подсохший, но все равно выглядевший как настоящее произведение искусства и стоивший, пожалуй, как месячная зарплата хорошего специалиста.
Торт был нетронут – Анаит приоткрыла крышку, сунула палец прямо в середину, затем облизала его, зажмурившись.
На вкус торт был еще лучше, чем на вид.
Айранэ дремала с журналом «Тверской балет» за прошлый месяц, но под пристальным взглядом мамы сразу проснулась.
– Я рада, что ты выжила, – сказала Анаит.
– А уж я как рада, – ответила Айранэ, с некоторым ужасом понимая, что у нее пропали остатки страха по отношению к маме.
Анаит расхохоталась – шутка ей понравилась, – но быстро посерьезнела:
– Ничего не хочешь у меня спросить?
На самом деле Айранэ, как только открыла глаза, сразу увидела, что у Анаит чуть запавшие яркие глаза, кожа словно светится изнутри. У беременных Блеск случался редко, но, видимо, тут именно такой случай.
– У тебя давно не было секса? Как ты это переносишь?
– Не этого вопроса я ждала, ну да ладно. Есть такая штука – обезболивающие. Они не всем и не всегда помогают, я, еще когда была беременна Володей, нашла то, что одновременно снимает часть симптомов, и при этом достаточно натуральное, чтобы не навредить ребенку. Могу дать, но не уверена, что тебе поможет. Еще вопросы?
– Ты знала, что меня отравят?
– Я знала, что тебя попытаются использовать против меня и что я не смогу этому помешать, – ответила Анаит.
– Почему ты не отговорила меня принять это место? Ты не отвечала вчера на телефон.
– Потому что от таких предложений не отказываются, это слабость. Ты должна была принять предложение и выстоять. Сама. Без меня.
– Чтобы все знали, что твоя невестка – сильная? – Айранэ усмехнулась. – И что дальше? Завтра я поеду на работу снова, и на этот раз в меня ткнут отравленной иглой или пустят в кабинет газ?
– Ну, во-первых, завтра ты не поедешь, у тебя больничный три недели, – ответила Анаит. – Во-вторых, можешь мне поверить, за это время все, кто причастен к твоему отравлению, очень об этом пожалеют. Секретарь вчера вечером повесился на дверях в твой кабинет, оставив перед этим очень трогательную записку. Прочитать?
– Не стоит, я знаю твой душераздирающий стиль, – ответила Айранэ. – «Я почувствовал пустоту в груди от своего мерзкого поступка и не мог больше оставаться на этом свете, в моей смерти прошу никого не винить», или что-то вроде.
– Если бы я могла хорошо излагать свои мысли на бумаге, я бы сама написала автобиографию, – рассмеялась Анаит. – Очень близко, единственное – в своей смерти он попросил винить пару человек, они тут ни при чем, но немного проблем им не помешает. Ладно, отдыхай. Выздоравливай. Я на семейное облако скинула для тебя архив. Пароль – «Мост». Там около пятидесяти аудиозаписей с разными мыслями.
– Будем писать книгу? – уточнила Айранэ.
– Да, и сроки сжатые, – ответила Анаит. – Меньше полугода до последнего тура выборов, и я бы хотела, чтобы книга вышла не позднее чем за пару недель до них. Устроим информационный шум с положительными коннотациями вокруг моего имени.
– Я займусь.
Анаит склонилась над невесткой и поцеловала ее в лоб.
– Набирайся сил.
Перед тем как выйти, Анаит взяла извинительный торт от сына, подмигнула невестке и через мгновение уже закрывала за собой дверь.
Едва она вышла, Айранэ с телефона залезла в облако, в папке мамы нашла нужный архив, скачала его и включила первую запись.
Чтобы мужчина – даже самый плохонький, последний низший, негодный даже на то, чтобы обслуживать женщин-дворников в лупанарии, – чувствовал себя королем, достаточно только подпитывать его чувство собственного достоинства.
Найдите в нем что угодно, что-то, что он делает отлично, хорошо или хотя бы кое-как, и просто говорите ему время от времени о том, как вы этим восхищаетесь, – и вы сможете получить от него все, что вам надо, – если только это не входит в противоречие с его инстинктом самосохранения.
Подкармливая гордость мужчины, можно держать его работоспособным и деятельным в мгновения самых серьезных невзгод, когда сама уже готова опустить руки и сдаться.
Не стоит унижать мужчину, если нет желания расстаться с ним навсегда. Если же есть такое желание – достаточно растоптать его гордость, показать ему, насколько он жалок.
– Не согласна, но можно попробовать, – задумчиво сказала Айранэ.
Всегда выбирайте для себя лучшее. Часто люди – и мужчины, и женщины – считают, что лучшее сложно получить, что до него невозможно добраться, что там высока конкуренция, и потому стремятся к тому, что попроще и похуже.
То, что вы считаете лучшим, часто для кого-то средненькое, а то и вообще бросовое, и наоборот, среднее для вас – для кого-то предел мечтаний.
И вы не упрощаете себе жизнь тем, что берете худшее, – зачастую оказывается, что на это вы тратите больше усилий, получая в итоге то, что их точно не стоило.
Опять же, на пути к лучшему часто открываются дополнительные возможности, когда вы без особых усилий можете получить то, что для идущих к среднему или худшему является недостижимым.
– Слишком абстрактно, – проворчала Айранэ. – Ну ладно, по крайней мере есть чем заняться в ближайшие пару недель.
Утром Айранэ вызвала семейного мастера – Киру и пояснила ей, что нужно сделать.
Кире было под сорок, крепкая, симпатичная низшая с длинными серовато-русыми волосами, собранными в хвост. В комбинезоне, на котором в трех местах был нашит герб Волковых, – она явно гордилась тем, у кого работала.
Кира сама съездила в строительный, ближе к вечеру притащила в комнату кучу инструмента и сказала:
– Будет громко.
– Я потерплю, – ответила Айранэ, которая чувствовала себя уже гораздо лучше, но все еще не была готова надолго покинуть кровать.
Результатом усилий семейного мастера стал кронштейн, закрепленный в стене у окна, с тремя степенями свободы, на который можно было поставить ноутбук, чашку с кофе и тарелку со сладостями и уютно пристроиться в положении полулежа.
– Ты нервничаешь, – сказала Айранэ.
Конечно же, она не подозревала Киру в том, что та попытается ее убить, – в конце концов, мастер работала на семью Волковых уже не первый год, ее наверняка постоянно рассматривали под лупой, и раз уж она здесь, то все проверки прошла.
Но нервничающий человек с перфоратором и шуруповертом, возящийся совсем рядом, вызывал беспокойство.
– Айрэ, девочка, ну зачем тебе мои проблемы? – удивилась Кира. – Лежи себе, выздоравливай, а мы все постараемся, чтобы тебе было удобно.
– Что случилось? – настаивала Айранэ.
– Сегодня будет Буря, – выдохнула Кира. – Мне очень надо, мне доктор рекомендовала. Она сказала – или через Бурю пройти, или диета. Диету мне никак нельзя, у меня единственное удовольствие в жизни – вкусно поесть.
– А я бы выбрала диету, – честно призналась Айранэ. – Буря может убить или покалечить. А еще страшнее – если ты кого-то… Убьешь. Или еще хуже.
– Ну, это же не совсем я буду, – отмахнулась Кира. – У меня другая проблема: секс был, две недели назад ходили с девочками в общий бар, как-то там закрутилось, обычно это ничем и не заканчивается, а тут проснулась утром – мужика уже нет, и слава матери. А потом вспоминаю – Буря же!
– Ну, две недели – это довольно много.
– На грани, – ответила Кира. – Если сразу не взорвусь, будет неприятно.
– Не рискуй, – попросила Айранэ. – Не надо.
– Год диеты я не выдержу. Все, я решилась. – Кира взъерошила волосы Айранэ. – Спасибо тебе! Ты и Анаит – два лучика в этом доме!
Она вышла из комнаты, а Айранэ задумалась. Действительно, на женской половине Волковых было как-то принято не обращать внимания на уборщиц, мастериц и поварих. В ее детстве, у Ильиных, все было гораздо проще, если ты живешь в доме – ты часть семьи, и свое отношение к работникам из детства она перенесла и сюда, быстро найдя общий язык с большей частью девушек и женщин, занимающихся хозяйством.
При этом самое старшее поколение из тех, кто занимался хозяйством, словно аршин проглотили и делали свои дела, старательно показывая, что между ними и Волковыми пропасть, и порой было даже непонятно, кто же из них смотрит сверху вниз.
А еще Буря. Во Ржеве до сих пор Бурю устраивали раз в полгода, и она всегда проходила спокойно и тихо. В Твери же делали раз в год – зато с размахом, и сюда приезжали женщины со всего Славянского Союза, в том числе высшие, которым, в общем-то, этот риск был совсем некстати.