– Там сто тридцать бэр, – сообщил Датук, наклоняясь к сенсорному экрану.
– А здесь, внутри? – спросила она.
Для этого спуска Датук взял с собой портативный радиационный монитор, чтобы отслеживать степень радиационного облучения внутри батискафа. Изолированные толстым слоем титана и свинцовым стеклом, они имели некоторую защиту, но не абсолютную.
Он кивнул:
– Пока всё в порядке, всего восемь бэр. Но вы определенно не захотите поплавать там.
– Я ожидал, что будет хуже, – произнес сидевший позади нее Адам. – Мы уже преодолели девять тысяч метров. Почти до самого дна.
Фиби посмотрела в иллюминатор. Да, радиация снаружи была сильной. Когда они замедлили спуск, коралловые заросли далеко внизу оставались темным зловещим лесом. Лишь вдалеке люминесцентное мерцание отмечало дальнюю опушку нетронутого коралла. Мертвое пятно было уже в четыре раза больше, чем раньше.
Они продолжали опускаться к центру этой черной дыры.
Фиби знала: причина темноты под ними не в засохших кораллах. Нет, это было устье открывшейся внизу трещины. Батиметрические измерения показали, что та имеет два километра в длину и четверть этого расстояния в ширину.
Она потянулась к пульту управления и направила гидролокатор в эту темную разверстую пасть. Адам заметил ее усилия:
– Ну как, есть что-нибудь?
Фиби откинулась на спинку сиденья:
– Посмотрите.
На экране перед ней многолучевой гидролокатор «Корморана» показывал стены разлома под ними. В то время как дно желоба лежало на глубине в десять тысяч метров, трещина в морском дне была гораздо глубже. Ее стены уходили вниз отвесными скалами и неровными выступами. Судя по шкале градиента на экране, эти стены опускались как минимум еще на две тысячи метров – больше, чем на целую милю. И было невозможно определить, насколько дальше вглубь они могли уходить. После этой точки изображение пропадало.
– У меня по-прежнему ничего, – сказала она. – Что-то либо поглощает сигнал сонара, либо не дает ему отражаться обратно к нам.
– Что может быть причиной этого? – спросил Датук.
Фиби отметила возможные варианты:
– Изменения плотности воды, сонар из другого источника, звуки морских обитателей. – Она покачала головой. – Но ничто из этого не представляет собой пустую зону, подобную этой. Мы всё еще должны на что-то наталкиваться. Но вместо этого наш звук просто пропадает.
Адам предложил одну пугающую вероятность:
– Если только она не настолько глубока, что наш гидролокатор не смог обнаружить ее дно.
– Это произошло бы лишь в том случае, будь дно на сотни миль ниже.
Адам пожал плечами:
– У вас найдется объяснение получше?
Фиби нахмурилась и повернулась к Брайану:
– Держите нас в таком же темпе. Это достаточно медленно, чтобы, если радиация усилится, мы всё еще могли вернуться, прежде чем получим смертельную дозу.
– Снаружи сто восемьдесят бэр. Десять внутри, – доложил сзади Датук.
– Возможно, причина того, что радиация меньше, чем мы ожидали, состоит в том, что китайская субмарина провалилась в более глубокую яму, – сказал Адам, явно пытаясь обосновать свою теорию. – Как я уже говорил, вода – отличный изолятор, особенно при таком давлении.
К этому времени «Корморан» достиг вершины кораллового леса. Они начали падать сквозь его руины. По обеим сторонам кораллы лежали темными зловещими грудами сломанных ветвей и поваленных стволов. Там ничего не двигалось. Ничто не светилось и не мерцало.
Словно в знак уважения к кладбищу, через которое они проходили, их группа погрузилась в тягостное молчание. Грудь Фиби как будто сжал железный обруч. Ей стало трудно дышать.
Столько разрушений…
По мере их спуска стволы черных деревьев становились все толще и толще. Окружающий лес высотой в тысячу футов возвышался на высоту небоскреба Эмпайр-стейт-билдинг. Она могла лишь угадать возраст этого кораллового леса. Учитывая медленный рост черного коралла, ему были миллионы лет.
Фиби с благоговением взирала на величие и тайну вокруг нее.
Еще через десять минут «Корморан» приблизился к низу леса. Здесь стволы были толщиной сорок футов. Они образовали вокруг них гигантскую колоннаду, этакий темный собор на глубине в шесть миль под водой.
– Ну вот, – прошептал Брайан, когда они спустились мимо этих корней и упали в трещину.
– Двести бэр, – сообщил Датук.
Адам наклонился и выглянул в иллюминатор, рассматривая каменную стену, уходящую в глубину рядом с ними.
– Я не вижу, чтобы на этих скалах что-нибудь росло.
– Даже водорослей нет, – согласился Датук, заглядывая Адаму через плечо. – Камень все еще местами крошится, оставляя дорожки из песка.
Адам выпрямился:
– Не может быть, чтобы это была какая-то древняя трещина, скрытая коралловым мостом. Она явно новая.
Датук кивнул:
– Определенно, она открылась с последним землетрясением.
Фиби нахмурилась:
– Но почему? И почему именно здесь? – Она оглянулась через плечо. – Это не может быть чистым совпадением, что она поглотила протекающую подлодку.
Датук принялся размышлять вслух, пожимая плечами, словно пытался опровергнуть собственные слова:
– Возможно, серия землетрясений за последние две недели была попыткой избавиться от субмарины, прогнать ее прочь. Затем, после последнего всплеска радиации, ему как будто это надоело, и он решил разобраться с ней напрямую.
– Если вы правы, – бросил ему вызов Адам, – что могло это сделать?
– Без понятия. – Он указал на свои сенсоры. – Но я все еще нахожу странным, насколько чистой стала эта вода после того, как мы прошли слой соляного рассола. Я не улавливаю никаких следов микропластика. Уровень растворенного кислорода зашкаливает. Соленость очень низкая. Такая чистота необъяснима, если только что-то активно ее не поддерживает.
Фиби вспомнила, как размышляла над этой загадкой во время их последнего погружения, когда она сравнила эти обширные коралловые заросли с бразильскими тропическими лесами, вторыми из главных легких на поверхности планеты. Выполнял ли этот глубоководный лес ту же роль? Поддерживал ли он эти моря в чистоте, активно борясь с любым их загрязнением? Подтверждает ли это предположение Датука о том, что нечто пыталось физически избавить желоб от протекающей токсичной лодки?
Брайан прервал ее задумчивость:
– Кажется, мы сейчас побьем рекорд.
Фиби повернулась к нему:
– Что вы имеете в виду?
Он кивком указал на датчик глубины на экране, который следил за их спуском. Крошечная крылатая точка «Корморана» на батиметрическом экране продолжала падать по наклонной линии, прочерченной вдоль одной из сторон.
– Мы приближаемся к одиннадцати тысячам метров, – сказал он. – Виктору Весково [13] принадлежит мировой рекорд по самому глубокому погружению – чуть более десяти тысяч девятисот метров. В батискафе, спроектированном фирмой «Тритон», как наш.
Все приблизились к переднему иллюминатору, глядя, как «Корморан» идет вниз, глубже этого рекорда. На их лицах расплылись усталые улыбки.
– Зря мы не захватили шампанское, – пробормотал Брайан.
Адам вздохнул:
– Будем надеяться, что у нас будет шанс рассказать об этом людям из Книги рекордов Гиннесса.
Датук задал важный вопрос:
– На какую глубину может погрузиться «Корморан»?
– У него повышенный запас прочности, – ответил Брайан. – Как и у большинства подводных аппаратов. Он был спроектирован так, чтобы выдерживать давление большее, чем в любом известном желобе.
– Это как понимать? – спросил Адам. – Какова расчетная глубина погружения?
– Четырнадцать тысяч метров. – Брайан повернулся к ним. – Но она была основана на лабораторных тестах, а не на реальных задачах.
Адам посмотрел вниз:
– Похоже, скоро мы это проверим.
Они вновь погрузились в молчание, продолжая падать в бездонную тьму.
12 часов 07 минут
Цзе Дайюй забралась на сиденье «Цзяолуна». Глубоководный батискаф был назван в честь китайского демона, чье имя означало «зоркий глаз». Согласно легенде, он бросил вызов Мацзу, богине моря, но она приручила его, и он стал ее хранителем, оберегающим морские глубины.
Это название казалось весьма уместным, тем более что Дайюй выбрала его, когда она и ее команда инженеров из Научно-технической лаборатории Южного морского флота в провинции Гуандун построили его прототип. ВМС НОАК взяли ее ранний дизайн и построили этот погружаемый аппарат для своего штурмового десантного катера-амфибии.
Дайюй осмотрела «Цзяолун» по пути сюда – и осталась довольна, отметив, что в НОАК четко выдержали все ее инженерные спецификации, вплоть до пассажирского салона из титана и акрила, который был обработан с точностью до 99,978 процента истинной сферической формы.
Но самое главное…
«Они сохранили имя, данное мной аппарату».
Дайюй восприняла это как свидетельство своих достижений.
Двухместная сфера была окружена матово-черной внешней оболочкой в форме вытянутой слезы с торчащим спереди стеклянным гребешком. «Цзяолун» изначально проектировался как наблюдательно-разведывательное судно. Но его также можно было использовать в борьбе с подводными лодками. С этой целью он нес под своим брюхом четыре торпеды «Дуя». Их название означало «ядовитые клыки», коими они определенно были. Обтекаемые формы и двигатели, работающие на твердом ракетном топливе, были созданы, чтобы выдерживать экстремальные нагрузки. На максимальной глубине торпеды были медленными, но по-прежнему смертоносными и упорно преследовали цель, как только та была обнаружена.
Кряхтенье над ее головой возвестило о прибытии второго пилота, лейтенанта Ян Хао. Скользнув по выходному рукаву в погружаемый аппарат, он закрыл за собой люк и втиснул свои телеса в соседнее сиденье. Ссадины на костяшках его пальцев были обработаны раствором йода. Как ее заместитель, он доказал свое мастерство на борту яхты и сделает это снова под водой.