… В спальню Доры вошел сгорбившийся под тяжестью лет Птер и поклонился:
— Будете есть, госпожа?
По этикету положено бы спросить: "Госпожа соизволит откушать?" Но от Птера этого не требовали. Даже на посту большего, даже состарившись, он остался простым воином.
Дора кивнула. Есть не хотелось, но теперь она была аристократкой и обязана была принять церемонию завтрака, даже если ни к чему не притронется. Распорядок — это то, на чем держатся дома аристократов. Он не должен нарушаться.
Рассеяно ковыряя вилкой норика, фаршированного дыней (на Эйше нориков готовили превосходно, а вот в ее родном Юробе даже не пытались употреблять в пищу), Дора продолжала ревизию своей жизни.
Здесь, на Эйше, многое было таким же, как и на родине. Она собрала большой караван и занялась делом. Ей потребовалось три года, чтоб усвоить, что, где и как здесь можно продавать с выгодой. За это время она потратила уйму денег, приобрела авторитет и начала получать прибыль. Ей удалось стать главным караван-кэптэном Эйша, заставить остальных подстраиваться под себя. И за это время она родила сына, назвала Рэем. Назло Крису и Всемогущему. Долгими ночами, сидя у костра, она смотрела на него, обуреваемая противоположными чувствами. Он мог быть сыном Рэя, а мог — сыном Всемогущего. Если последнее, он мог унаследовать, а мог и не унаследовать дар, а может, проклятие отца. Ей было страшно того, что она могла ждать от него. Но он был ее сыном, единственным и любимым.
Никто не мог стать ей поперек дороги. Как-то раз она пошла на север заброшенным прямым путем. Путь пролегал через длинное, каменистое ущелье, вырезанное в скалах предками для сокращения пути. Длина превышала километр, высота стен всего пять-семь метров — идеальное место для засады. Здесь проходили только бедные караваны — без лошаков. Дору отговаривали. Они не знали о ее сонных шариках. Разбойники тоже. Пять шариков за левый гребень, пять за правый… Противосонный себе, на всякий случай, Потом спящих закопали заживо по законам каравана, одного оставили. Дождались, пока проснется, отрубили правую руку, посадили на хромого лошака и отпустили. Больше на Дору никто не нападал.
А Рэй рос нормальным мальчишкой. Дора постепенно успокоилась, решила для себя, что он сын Рэя, стала планировать его будущее. Вот тогда она выстроила в Тое большой дом, наняла слуг и учителей — сыну и себе. Учителя фехтования поражались ее технике двух мечей. Рэй изучал боевое искусство и у учителей, и у матери, с восьми лет ходил с двумя мечами за спиной — крест накрест. Дора и сама продолжала тренироваться, хотя воином уже незачем было становиться. Скоро ее стали принимать за аристократку, которая путешествует со своим караваном лишь для развлеченья. Рэй уже считал себя прирожденным аристократом. Дора пыталась воспитать в сыне ненависть к рабству. Но тот все понял как-то однобоко, по-своему. Повзрослев и обзаведясь караваном, он ездил по своей половине Эйши, покупал рабынь. Но, перед тем, как положить рабыню с собой, обязательно надевал ей железный ошейник. Его порицали за пренебрежение традициями, но не останавливали из-за положения. Рэй искренне не понимал недовольства матери, нежно любил ее. Себя именовал Внуком Дракона, своего сына назвал Крисом.
Из-за своей семейной неразберихи Рэй не мог уделять сыну много времени, а когда Ночка — мать Криса — окончательно ему опостылела, получила кожаный ошейник вместо железного и поселилась с сыном в дорином доме в Тое. Дора с удовольствием приняла в свой дом Ночку, та фактически стала хозяйкой. (Дора редко и недолго отдыхала дома в перерывах между караванными походами). Ночка растила и воспитывала сына, была незлопамятна, простовата, но довольно красива, никогда ничего худого не говорила сыну об отце. Крис получил вполне традиционное воспитание и обучение тойского аристократа, уважал отца, любил мать и бабушку, был вполне доволен жизнью. Но женщин похищают и в городах и даже из богатых домов. Кем был всадник, увезший связанную Ночку и бросивший на дорогу срезанный кожаный ошейник, почему его стража не остановила, Дора так и не узнала.
Украду, если кража тебе по душе
Доре хотелось, чтоб с Ночкой случилось именно так. Тот Крис ее не украл, просто ушел, покинул, бросил… А этот одиннадцатилетний парень стал ездить с караванами. То с Дорой, то с отцом. И сам постепенно стал караванщиком до глубины души.
А три дня назад ему исполнилось семнадцать, он ушел во главе своего первого каравана. А она осталась. Одна…
Ткнув норика вилкой последний раз, Дора встала из-за стола, потом обошла дом — везде было все в порядке — как всегда. Вернулась в спальню, легла. Делать было нечего. Опять подступили мысли о Сэте.
Вошел Птер и поклонился:
— Госпожа, пришел, говорит, что Крис, хочет войти.
— Завры караваном! Давай скорее, — сердце Доры заколотилось. Что могло случиться с внуком? Затеплилась волнующая мысль: он не справился и вернулся попросить ее пойти с караваном. Душа затрепетала от надежды, смешанной со стыдом — она почти захотела, чтоб он не справился.
Стоп. Что значит, хочет войти. Крис здесь хозяин. Он не нуждается в разрешении, чтобы войти. Что там сказал Птер? Говорит, что Крис… Значит, Птеру незнаком. Кто же там?
Птер открыл дверь, вошел, освободил проход, сделал приглашающий жест. Вошел мужчина в старых, но довольно богатых воинских доспехах и встал. Он растеряно крутил головой, глядя то на Дору, то на Птера. Раза в два старше Криса. Птер поклонился и вышел. Мужчина сделал два неуверенных шага к кровати.
— Дора, это я… Драконы разрешили. Сейчас уже можно…
— Крис!!!
— … А как же Тави?
При чем тут Тави? Ты для меня единственная, — хотел возмутиться Крис, но, взглянув в строгие глаза Доры, понял, что соврать не сможет. Поморщился и нехотя заговорил:
— Тавия ушла от меня… То есть, сначала она меня и знать не хотела, потом все же вернулась, а потом… Я ее ночью Дорой назвал, а она встала, оделась и ушла. Ничего не сказала. Только посмотрела… И сразу ушла. Ее твои родители к себе забрали, — увидел озадаченное лицо и пояснил. — Ну, драконы. Мрак и Катрин. Они ж тебя усыно… удочерили. Они ей тоже задание дали, куда-то увезли. Через полтора года вернулась. Загорелая, возмужалая. Сейчас замужем… Я тебя люблю. Я хочу забрать тебя… А не захочешь — я брошу свой мир, будем жить здесь.
Гримаса исказила лицо Доры. Глухо проговорила:
— Я старая, Крис. Для меня уже все слишком поздно.
— Ничего! У нас с этим просто. Пройдешь омоложение. У нас люди молодые столько, сколько сами хотят. Мрак хочет, чтоб ты сначала пожила на Зоне. Для обучения, социальной адаптации и… В общем, у него какие-то свои планы на этот счет. Социальное кондиционирование… Я слова-то такие с трудом выговариваю. А потом…
Сладко забилось сердце. Снова стать молодой! Прожить новую, светлую жизнь! Но тут вспомнила, как уходила, а он ее не остановил, не забрал с собой.
— Значит, омоложусь и только потом… А если я не захочу молодеть. Оденешь на меня ошейник, на такую, какая есть?
Фраза показалась Доре странно знакомой, будто уже слышала. Ах да! Это из книги про Сандру Черноволосую. Когда-то ее искалеченная — без рук, без зубов — подруга с таким странным именем для рабыни — Воля — так же спрашивала мужчину, возьмет ли ее такой? Глядя на вытягивающееся лицо Криса, она отстраненно подумала, как жутко, что Сандра и ее муж еще не родились, и в то же время уже давно умерли. Ей становилось жалко Криса. И все-таки, она его любит. Она отвергла всех этих аристократишек. А с Крисом сразу захотелось пойти куда угодно. И вдруг действительно ощутила себя старой. А Крис начал растеряно бормотать:
— Ну, я, конечно… Но… Подумай, может, все-таки…
Как же его жалко! И все же она продолжала:
— Ну, нести ошейник? У меня есть. Или передумал?
Крис набрал побольше воздуха, резко выдохнул и, глядя ей прямо в глаза, твердо ответил:
— Не надо. Я свой принес, — и достал из-под доспехов блестящее кольцо шириной в сантиметр. Дора взяла ошейник в руки — с виду железный, а весит легче дерева! — повертела в руках. Простой, без украшений, но должен быть удобным — со скругленными кромками. Протянула обратно:
— Надевай.
— Сейчас, — он полез в карман, достал маленький ножик и перерезал шнурок ее кожаного ошейника. Дора улыбнулась — знает, что кожаный ошейник срезать полагается, но даже настоящего ножа не прихватил.
— Дора, ты принимаешь мой ошейник? — торжественно произнес Крис.
— Я, Дора, принимаю ошейник! — Ей захотелось броситься ему на шею и всласть выплакаться у него на груди, освобождая душу от кошмара своих терзаний, но постеснялась. Только добавила с легкой улыбкой. — Да не переживай, буду я омоложи… Тьфу ты, ну, буду молодой… Думаешь, весело быть старой?
Старый Птер смотрел, как молодой господин, назвавшийся Крисом, уводит его хозяйку из дома, а она идёт лёгкой походкой, как двадцатилетняя, прижимается к его боку, а на шее сияет ошейник. Птер думал, что Дора больше не нуждается в его защите, жаль только, что она забыла оставить ему распоряжения. Он будет просто ждать молодого хозяина. Может, дождется…
Жертвы
Свадьба отгуляла и гости разошлись. Гром и Мириван вернулись на Землю-1. Но сестренки так наколобродили и наследили в семидесятых, что пришлось отодвинуть дату возвращения на двадцать лет, в конец девяностых. Перед этим молодые отметились в нескольких точках в восьмидесятых и середине девяностых, чтоб не порвать кольцо причинности и легче было окончательно легализоваться в 98-м. Это давно было оговорено и решено.
Неожиданностью для меня стало, что в начале девяностых к нам неожиданно попросился Камилл. В беседе со мной он заявил, что обеспокоен поведением Странников и мировых констант. Но никаких прогнозов дать не может, потому что все опирается на интуицию и лю-алгоритмы, работающие в нечеткой логике. Сослался на какую-то давнюю катастрофу в институте Физики Пространства, на исчезновение "поля связи", еще какие-то одному ему известные события. Под конец беседы я спросил, как он мог покинуть свой мир. Камилл размеренно ответил: