«Обалдеть. Откуда они узнали, что я сегодня буду, да еще именно в это время – детям в обыденной жизни сверхдорогие парчовые шмотки категорически противопоказаны. Или к какому торжеству готовились, а тут я приехал? Так нет, вроде меня встречают. Чудеса, когда они успели-то подготовиться? Хм… а Маша-то эффектно выглядит, хоть прямо сейчас хватай и тащи в спальню, после родов она уже очухалась».
Действительно, замужество на Марии сказалось самым положительным образом, она буквально расцвела. Подтянутая лифчиком (производство этого девайса супруга поставила на поток, шившая их мастерская давала семье немалые доходы) грудь выглядела очень эффектно и обольстительно, начисто выбив из головы все деловые мысли. Стянутый корсетом торс выглядел стройным при вполне женских, широких бедрах. Правда, на самом деле полностью «втянуть» живот после родов жена не успела, хотя делала показанные мужем упражнения.
Такая форма платья – с корсетом, не прижимающим грудь, – стала здесь революционной, попаданцу в свое время пришлось поспорить по этому поводу с самим митрополитом. Хотя лиф платья был закрытым, церковь поначалу встретила нововведение в штыки – мол, диавольский соблазн для мужчин, такая подчеркнуто поднятая грудь. Но поддержка гетмана, которому характерник разъяснил опасность для женщин утягивания груди в период кормления, дала нововведению путь в жизнь. Обеспечив, кстати, пошивочные мастерские семейной четы валом заказов от шляхтянок, купчих и атаманш. Женщины попроще шили себе подобные девайсы в других мастерских, берущих меньше за работу. Хотя материи на такой нужный прекрасному полу девайс шло немного, стоил он недешево по объективной причине – требовал много примерочной и швейной работы.
Аркадий невольно развернул пошире плечи, не слез по-стариковски, а соскочил с седла и, потрепав конскую гриву, бросил поводья – слуги сами обиходят его после дороги – и шагнул к жене. Та, увидев, что он уже на земле, картинно в пояс ему поклонилась, демонстрируя положенную супруге покорность (хотя все вокруг прекрасно знали, что истинная хозяйка в доме – она), вслед за ней поклонились и все домашние, а старшая дочка радостно завизжала и замахала руками, требуя няньку немедленно отпустить ее к отцу.
– Папка приехал! Хоцю к папке!
Вернувшийся из командировки муж с удовольствием одной рукой приобнял жену (сильно сожалея, что нет смысла прижимать ее к себе потеснее – сквозь бронежилет ничего не почувствуешь), а другой забрал у няньки рвущуюся из ее рук малышку, немедленно вцепившуюся ему в бороду.
– Здравствуй, Мария. Рад тебя видеть.
– И вам здравствовать, Аркадий.
– Здастуй, здастуй, папка! Посмотри, какая я класивая!
– Красивая, красивая, самая красивая в мире. Пойдем в дом, я по вам соскучился.
– Ох, а уж мы-то Вас как ждали. Только вот вчера приезжал гонец от гетмана, просил, как только приедете, сразу к нему ехать. Особо предупредил, чтоб даже не кушали, а не медля отправлялись к нему во дворец.
– Что-то случилось? – сразу встревожился Москаль-чародей.
– Не у нас, вроде бы в Польше и Неметчине.
«Опять задолбавшая уже вельт-политик! Из-за европейских козлов, чтоб они посдыхали, уже жену потискать, с детьми повозюкаться некогда! Однако ехать придется».
Аркадий поцеловал сначала дочь, потом, нагнувшись, жену, крикнул слугам, чтоб подали ему свежую лошадь под седлом, воды, чтобы обмыться, чистую рубаху и праздничные кафтан с поясом. Пришлось в темпе, разоблачившись до пояса, облиться холодной водой, обтереться рушником – неприлично являться к диктатору огромной страны пропотевшим. Надел помимо свежей, также шелковой вышиванки и неизменного бронежилета с подмышечной кобурой для «ТТ» кунтуш тонкого белого фламандского сукна. В завершение подпоясался разноцветным поясом, навесив на него саблю с револьвером, водрузил на голову широкополую ковбойскую шляпу из выбеленного фетра с золотистой лентой вокруг тульи.
Фетр имел немалую популярность в Европе, незадолго до поездки попаданца в Созополь к нему на прием прорвался шляпник из Германии, предложивший наладить выпуск этого материала и шляп из него при финансировании Москаля-чародея. Хотя выглядел проситель несколько странным, диковатым, новоявленный магнат согласился. За время командировки и болезни хозяина производство фетра наладили на той же его собственной мануфактуре, где валяли валенки. Была надежда, что склонные к понтам атаманы, не желающие походить на гречкосеев, на такую красоту купятся.
«Представляю, как смотрюсь со стороны. Помесь бульдога с носорогом – казацкие шаровары, вышиванка, кривая сабля при ковбойской шляпе и револьвере, еще и проглядывающий сквозь сукно бронежилет. Попугай местного разлива, но… здесь и не такое носят, даже аристократы одеваются как павлины».
– Милая, уж извини, дела, постараюсь вернуться пораньше, действительно соскучился.
Москаль-чародей уже был в седле поданной ему вороной кабардинской кобылицы, за почти кошачью ловкость и изящество движений получившую имя Багира, когда супруга, всполошившись, задержала его:
– Ой, забыла! Постойте, возьмите же подарок гетману, такую же шляпу.
Шустрая наперсница ее, Гапка, быстро принесла круглую коробку из картона, перевязанную красивой ленточкой, и подала ее одному из сопровождавших везде характерника охранников.
Домчались легкой рысью до цели всего за несколько минут, заехали во двор с черного входа, с параллельной улицы, асфальтом не покрытой. Оставив охранников во дворе, где для их отдыха имелись предусмотрительно вкопанные скамейки, Аркадий проследовал во дворец в сопровождении того, кто нес коробку с подарком. Никаких паролей или документов предъявлять не понадобилось, его здесь хорошо знали.
Поинтересовавшись, где сейчас гетман, и получив ответ, что в малом приемном покое, поднялись по деревянной лестнице на второй этаж. Там, у дверей, стояли четверо из личной сотни Богдана, десятник, возглавлявший пост, оказался знакомым.
– Доброго дня, Матвей, сообщи гетману, что я пришел.
– И вам доброго дня. Проходите, пане Аркадию, он вас ждет. – Матвей открыл двери и посторонился, жестом предлагая проходить.
Увидев входящих, Хмельницкий энергично встал, откатив любимое кресло на колесиках – легко догадаться, чьего изобретения, – вышел из-за стола. Вошедшие сняли головные уборы и поклонились. Попаданец – кивком, сопровождающий – почти поясным поклоном.
– Проходь, проходь, Аркадий. Да ты, погляжу, в обнове, раньше я у тебя таких шапок не видел.
Друзья обнялись, Богдан сделал шаг назад и с интересом рассматривал обнову в руке собеседника.
– Только-только научились их делать. Вот и тебе в подарок принес. Кирилл, – обратился характерник к сопровождающему, – давай сюда коробку и иди к ребятам. – Взяв коробку одной рукой, Аркадий другой повесил свою шляпу на вешалку также собственной мебельной фабрики. Изделия у собравшихся в ней мастеров выходили далеко не такими изящными и красивыми, как у мебельщиков королевских дворов Европы, но по удобству не знали равных. Имперский посол закупил сразу два комплекта кабинета, гардероба и спальни, один сразу отправив в Вену.
Извлеченную из коробки шляпу всевластный диктатор немедленно водрузил на голову и подошел к большому зеркалу на стене посмотреть, как в ней выглядит. Смотрелся, кстати, несмотря на польского покроя одежду, хорошо. Умное жесткое лицо его, с взглядом шерифа из какого-нибудь бандитского местечка, выглядело естественно в этой обнове. На свой известный портрет гетман походил очень мало – выглядел не уставшим от жизни толстяком, а крепким и опасным мужчиной, хоть и с некоторым избытком веса и густой сединой в усах.
– А ты знаешь, добра шапка.
– Вообще-то это шляпа, летом-то ее куда лучше носить, чем казацкую шапку.
– Нехай буде шляпа, – не стал спорить Хмель. – Главное, що добра.
Хозяин кабинета еще несколько секунд повертел головой перед зеркалом, потом вернулся за стол и положил обнову на него. Гость сел на стул напротив.
– Чего-то срочно звал? Я даже пожрать не успел, переоделся и сразу к тебе.
– Ничего, с голоду не помрешь. Порадовать тебя хотел вестями да посоветоваться.
– Радуй.
– От… – Гетман покрутил головой, но произносить характеристику наглеца вслух не стал. Наедине Аркадий позволял себе много вольностей в общении, но пользу эти беседы приносили, а лизоблюдские восхваления диктатору успели надоесть. – Гишпанский король тебе орден пожаловал. И графский титул с имением, кажись, где-то в Португалии.
Знаменитый характерник растерялся, не врубаясь в услышанное. Сообщение о титуле и землях в неподконтрольной на данный момент королю провинции Аркадий пропустил мимо ушей (совершенно напрасно, Фердинанд вел борьбу с мятежниками куда более решительно и удачно, чем покойный Филипп), но награждение «Золотым руном» его поразило не меньше, чем в свое время «Золотой шпорой».
– Постой, постой, в Испании ведь только один орден…
– Один, – явно наслаждался ситуацией Хмель. В общении этой пары куда чаще приходилось удивляться ему самому, реванш так сладок…
– Но «Золотое руно» дают только самым знатным, королям и высшим аристократам! [12]
– В твое, как ты говорил, рабоче-крестьянское происхождение не поверит и сельский дурень. А его величество Фердинанд совсем не дурень.
– Да я и не говорю, что он дурак! Но как обосновано награждение католическим властителем колдуна с края света? Который, кстати, в Испании ни разу не бывал и королю лично неизвестен. Когда такой орден вручают диктатору большой страны-союзницы, фактически некоронованному королю, это нормально. Но…
– Фарфоровый галеон вернулся с плаванья [13]. И серебряный флот прибыл в Кадис.
– Аааа… понятно.
Практически до двадцатого века суда, пересекавшие океаны, несли огромные потери в экипажах из-за цинги, прежде всего, и болезней, распространявшихся крысами. Аркадий написал лично королю о возможности существенно снизить заболеваемость и смертность. Судя по такой реакции, к его советам прислушались. Для государства, раскинувшегося по берегам нескольких океанов, нововведение имело огромное значение.