Её соседка же нахваливала это имя и просила, чтобы он звал её не Катя, а Катрин. Вольф и Катрин – это так романтично.
Как-то раз он забрёл к ним в хлам пьяный, с подбитым глазом, растрёпанный. Что-то бормотал про то, какие негодяи и твари менты. Выглядел беззащитным и несчастным, несмотря на то, что хорохорился. Катька уложила его на свою кровать, а сама прилегла к Лизе. Стало крайне тесно, и Лиза всю ночь не спала, про себя проклиная забулдыгу Вольфа и Катрин, тонко посапывающую ей в ухо.
Вольф для пьяного спал на удивление тихо.
Утром он сбегал в ближайший продуктовый, купил пару бутылок «Льва Голицына», апельсинов и разных конфет. Вид он имел жалкий и виноватый, а фингал разросся до максимально возможных размеров.
Вольф явно хотел оправдаться и как-то развлечь девушек, потому болтал без умолку. Лизу, хоть она и мечтала залечь спать (при госте это было неудобно даже с учётом неформальной обстановки их жилища), россказни Вольфа изрядно позабавили.
Сперва он поведал трагически детективную историю, как он отдыхал со своими коллегами в караоке – отмечался ДР одной из сотрудниц их ресторана, – и там некие типы начали к ним приставать. Они их пытались отшить, те не вняли, в итоге завязалась потасовка, на которую быстро прибыла полиция, объявившая зачинщиками беспорядков их компанию, хотя на самом деле всё обстояло ровно наоборот. Пришлось им в отделении скинуться и отдать немалые средства, чтобы замять дело. А как иначе? Выхода не было. Не сидеть же всю ночь в «обезьяннике»!
Виртуальным полицейским он грозил своим небольшим изящным кулачком весьма выразительно, хоть и не совсем натурально, и это давало повод предположить, что в его истории не всё до конца правдиво, хоть рассказывать он, надо заметить, был мастак – заслушаешься.
В какой-то момент, после воздействия шампанского на хрупкую похмельную суть, он впал в меланхолию, принялся жалеть себя, проклинал свою работу в ресторане, где все его коллеги или пьют, или «дуют», а повара готовят одни и те же блюда под разными названиями. Лиза в итоге всё-таки задремала тогда сидя. Когда проснулась, ни Катьки, ни Вольфа в комнате уже не было.
– Вы готовы сделать заказ?
Боже, какой знакомый голос! Лиза подняла глаза. Вольф! Собственной персоной. Вот это да! Какое совпадение!
Официант смотрел на клиентку безразлично, но учтиво.
Лиза сделала заказ, добавив к стейку и овощному салату бокал красного вина.
«Он, конечно, меня не помнит. Может, написать Катюхе? Пусть подваливает сюда!» – но она сразу одёрнула себя. Из головы не выходило, как подруга отреагировала на её отчисление: «Надо было, душа моя, всё же учиться, а не баклуши бить». Кто бы говорил! Нет. Сейчас она видеть её точно не желает.
Катерина сдала сессию хорошо. Поговаривали, что её бывший мальчик, чтобы вернуть её расположение, перед каждым экзаменом занимался с ней, сделал ей кучу шпаргалок, в общем, подготовил, как мог.
Через стол два парня и девушка оживлённо обсуждали какое-то путешествие на яхте и то, как влип один их друг, спьяну плативший за всё картой своей жены.
Вольф довольно скоро принёс ей вино и поставил бокал перед ней. Лиза пригубила и пристально посмотрела на парня. Она полагала, что он всё же признает её, но он истолковал её взгляд по-своему:
– Вино не нравится?
– Нет. Вино отличное, Вольф!
– Мы знакомы? – Он нервно заморгал.
– Да. Мы виделись в общежитии на Фонтанке. Я соседка Кати. Помнишь?
Вольф явно не обрадовался встрече, но вскоре вернул лицу вежливое выражение.
– Ну да, конечно, вы её подруга. Напомните ваше имя?
– Лиза.
– Да. А чего решили к нам зайти?
– Шла мимо.
– Приятно. У нас отличная кухня. А по выходным живая музыка. Если зайдёте завтра – не пожалеете.
Лиза с трудом сдержала улыбку, вспомнив, как совсем недавно опохмелённый и разболтавшийся официант открывал им c Катей тайны общепита, объясняя, что разница только в названии блюд, а готовят их все одинаково.
– Только должен вас предупредить, – Вольф преисполнился глубокомысленности, – мы работаем до двадцати трёх.
Вольф не заставил её долго ждать салата. Несколько минут – и тарелка перед ней. Никаких вопросов он ей больше не задавал. Она ему тоже. Хотя некая связь между ними уже установилась, её невозможно было не почувствовать.
Лиза играючи справилась с салатом, как и с вином.
Потом подозвала Вольфа и заказала второй бокал.
Некоторое время раздумывала, идти курить или нет, но решила всё же воздержаться. Пора бросать! Ещё зубы испортятся…
Стейк показался жестковатым, но она справилась с ним, аккуратно отрезая ножом маленькие кусочки и тщательно пережёвывая их. Ресторан постепенно пустел. «Пора и мне». Девушка попросила счёт.
Вольф принёс ей чек и быстро удалился на кухню.
«Она неплохо выглядит, эта Лизавета, – размышлял он. – Свеженькая, игривая. Очень юная, хотя, видимо, такой себя не считает. Ведёт взрослую жизнь. Лицо открытое, длинные ресницы, взгляд ищущий. Ей явно чего-то не хватает, она чего-то ждёт, рассчитывает на случай. Одета, правда, чудно: белая блузка, синяя юбка, будто она не в ресторан собралась, а на торжественный приём какой-нибудь путинской молодёжной организации. Интересно, Катя успела наговорить ей про меня гадости?»
Когда он вышел из ресторана, собираясь двигаться домой, Лиза стояла и курила недалеко от входа.
Он не стал делать вид, что не заметил её, хоть и не понимал до конца, нужно ему с ней затевать общение или нет. Однако подошёл.
– Кого-то ждёшь? – Вопрос отнюдь не праздный и не невинный.
– Нет. – Лиза затянулась и выдохнула дым, который в морозном воздухе очертился неожиданно резко, как на картинах Константина Васильева.
На улице холодало. Небо будто кто-то поднял немного повыше, заменил серый цвет с разводами на густой тёмно-синий, ровный, безнадёжный, говорящий, что за ним всё так огромно и неосознаваемо, что бесполезно вглядываться.
– Тебе куда? – Вольф почему-то испытал острое желание взять её за руку в перчатке, но сдержался. Вряд ли бы она оценила его порыв.
– Не знаю. К метро, наверное… – Лиза обезоруживающе улыбнулась.
– Почему «наверное»?
– Не решила ещё…
– Странно видеть такую красивую девушку вечером в городе, ни к кому не спешащую…
Лиза чуть потупилась, делая вид, что смущена. «Может, отомстить Катьке?» – эта мысль зрела в ней давно, но сейчас она её уже не стеснялась. Пусть думает, что говорит. «Посмотрим, сильно ли этот парень к ней привязан. Похоже, не очень».
– Если не торопишься, может, где-нибудь по бокалу вина выпьем?
– В караоке? – Лиза вступала в игру.
– А! Ты про тот случай? Нет. В караоке не пойдём. – Вольф не среагировал на её иронический зачин. – Такой шум там! Двух слов не скажешь. Тут есть неплохой джаз-клуб. Рядом. В здании бывшего «Лениздата». У меня там бармен знакомый. Может, туда?
Лиза потушила сигарету; не найдя урны, бросила её на снег и взяла Вольфа под руку.
Так получилось, что, пока они шли по Гороховой до Фонтанки, а потом по скользкой набережной до длинного, по-советски казённого, изрядно потасканного здания бывшего «Лениздата», выяснилось, что они одинаково смотрят на всё.
Им не потребовалось много говорить друг с другом, подстраиваться, примериваться, думать о том, что дальше. Оба знали, что всё будет так, как они пожелают, и что желания их едины. Знали и то, что ничего нельзя торопить, равно как и то, что каждый ночной час что-то меняется в мире и в них, и предполагать эти изменения – занятие весьма бессмысленное.
Он поспешил сообщить ей, что с Катей они расстались, потому что она вернулась к своему прежнему парню. Лиза подумала: «Это предусмотрительно. До летней сессии не так уж и долго». В один миг мысли о Кате и о мести покинули её, освободив так много пространства, что дышать стало как будто легче.
Вольф никак не походил на мачо. И это привлекало.
В джаз-клубе они долго не задержались. И хоть знакомый Вольфа отыскал им хорошее место с видом на сцену, музыка мешала им.
Ближе к ночи в Петербург пожаловал сухой морозец, он очистил небо и воздух, прогнал ветер и на время застыл, поражённый тем, что люди его, пяти – семиградусного, не боятся. Ему страсть как грезилось походить на своих старших братьев, двадцати- и тридцатиградусных, как они, изгонять всех с улиц, закрывать школы, а троллейбусы заставлять сходить с маршрутов. Но градусами он не вышел… Не судьба!
Девушка поражалась, какое разное впечатление способен производить один и тот же человек. Когда она увидела его впервые, он был с фингалом, пьяный, болтливый, совсем случайный, а теперь интересный, заманчивый, близкий.
Их реплики цеплялись друг за друга, как в системе Станиславского. Петелька – крючочек, петелька – крючочек.
К Невскому они не пошли. Развернулись и последовали по набережной Фонтанки в противоположную сторону.
Вольф интересно рассказывал ей о петербургских театрах, особенно нахваливая Льва Додина и его Театр Европы: там можно смотреть всё.
Вольф был коренным петербуржцем. Его родители погибли в автомобильной катастрофе на следующий день после его первого юбилея, десятилетия. Он горевал дико, хотел даже себя убить, но бабушка с дедушкой его спасли. Вторую часть детства он провёл с ними. Сначала они опекали его, а потом он их. Когда они ушли в мир иной, близких у него не осталось. Вольф как раз заканчивал тогда школу. Большую квартиру на Десятой линии Васильевского унаследовал родной дядя Вольфа, и в его планы не входило, чтобы племянник жил с ним на одной жилплощади. Как-то он сумел обустроить всё таким образом, что Вольф остался в квартире только прописан, но собственником её не являлся. В качества подачки он бросил племяннику кость. Учредитель ресторана «Декабрист» – его друг. Вольфа взяли на работу, чтоб совсем не пропал. Его получки и чаевых хватало на то, чтобы снимать маленькую квартиру на улице Комсомола.
Лиза понимала: всё, что он ей излагает, отчасти случайно, но голос его звучал так искренне, в нём кипело такое желание излить душу, что она плыла на его фразах, как плывут на облаках во сне те, кто безумно боится высоты.