Сейчас мяч на стороне Родионова. Если они хотят переломить ситуацию, следует прекратить всякую активность и выжидать. Всем, включая Шульмана и Туманова, надлежит действовать слаженно и спокойно. Друг с другом не общаться. Не давать повода думать, что они продолжают расследование. Дезинформировать и дезориентировать врага. Где-то он ошибётся…
Прощаясь с Крючковым, Елисеев спросил:
– Как же так? Ведь Ершов и Родионов были вашими друзьями.
– От Ершова я действительно не ожидал такого. Но последние годы мы редко виделись. Людям свойственно меняться. Все это знают, но мало кто учитывает.
– А от Родионова?
– Тут всё сложнее.
– Почему? Вы же когда-то служили втроём: он, вы, мой отец. Дружили.
– Да. Это так. Но и не так. Долго объяснять…
Проводив генерала, Иван испытал облегчение. С души камень будто упал. Теперь они действуют солидарно. Да, это тоже противозаконно, это фактически частное расследование, но так уж сложилось. Надо как-то связаться с Давой и Сергеем.
– Давид! Как дела?
– Зашибись! Багрова и Соловьёва отпустили под подписку.
– Ничего не предпринимай. У меня был Крючков. С ним всё нормально. Завтра – подробности. На сегодня отбой.
– Хорошо, шеф. – В голосе Шульмана слышалось разочарование.
Теперь Туманов.
– Сергей, ты где?
– Выполняю всё, о чём условились. Новости такие. Рахметов-младший по-прежнему в больнице. Старший в камере. И к тому, и к другому подобраться непросто, а уж заставить сказать правду ещё сложнее. Ощущение, что доступ к ним сознательно перекрыли.
– Принято. Спасибо! Пока берём паузу. Есть новые обстоятельства.
– Слушаюсь, товарищ полковник.
Елисеев закрыл глаза, прилёг. Задремал некрепко. Перед ним представали лица Вики, Майи Кривицкой, Виктора Небратских, Сони Коротковой, Крючкова, Родионова. Странным образом в сновидении Майя Кривицкая будто симпатизировала ему. Почему?
Разбудил звонок мамы. Сообщила, что родители ждут его в районе двух часов, не раньше: надо успеть приготовить обед. Подчеркнула: праздничный. Ведь его приходы – это для них с отцом праздник.
Иван улыбнулся. Мать любила укорять его в невнимательности, однако весь родительский уклад, отлаженный, консервативный, строгий, никак не предполагал неожиданных визитов. Он пару раз, когда они только разъехались, пробовал нагрянуть без звонка, и оба раза испытывал неудобство, что помешал.
В двенадцать часов раздался звонок с незнакомого номера. Голос нервный, напряжённый.
– Иван? Меня зовут Артём. Фамилия Шалимов. Ваш телефон мне дал друг вашего отца, Семён Владиславович Синицын. Вас должны были предупредить…
– А… Да. Было такое. Слушаю вас.
– Я вас долго не задержу. У меня много лет назад погиб брат, Вениамин Шалимов. Тогда он был подростком. Есть все основания подозревать, что он умер не своей смертью.
– Откуда у вас такие основания?
– Мне бы не хотелось по телефону.
– Так чем я могу вам помочь?
– Как чем? – На другом конце телефонной связи выплеснулось отчаяние.
Тут Иван поругал себя: нельзя так. Человек надеется.
– Вы изложите свою просьбу. Хотя, скажу сразу, реанимировать дело, закрытое так давно, вряд ли получится. – Елисееву страшно хотелось, чтобы собеседник отказался от своих планов и выкинул из головы всю эту чепуху.
– Дело в том, что я не в курсе, было ли вообще какое-то расследование. У меня есть только слабая надежда, что где-то в МВД, ну, в архиве, сохранились какие-то следы.
– Ох! – Иван понимал, что всё это полный бред, но просьба отца есть просьба отца. – Хорошо. Я попробую навести справки. Не обещаю, но попробую. Пришлите мне в Ватсап все сведения, что у вас есть.
– Когда вам перезвонить?
– Сегодня воскресенье. Архив не работает. Завтра. Я вам сам позвоню. На этот номер?
– Да. Спасибо!
Елисеев, несмотря на всю нелепость просьбы, не огорчился. В архиве МВД работала девушка, на которой Иван когда-то чуть не женился. Есть повод к ней обратиться.
Он ещё на лестнице учуял, как вкусно пахнет из родительской квартиры.
Мать обняла его. Отец встретил уже в комнате, оторвался от просмотра телевизора и послал ему традиционное для них приветствие поднятой вверх рукой со сжатым кулаком. Что-то типа «но пасаран». Обнимал он его, когда прощались. Строгий распорядок во всём.
Иван под пристально-ожидающим взглядом матери отправился в ванную комнату, где тщательно вымыл руки и вытер полотенцем, которое перед каждым его приходом вешали на специальный крючок.
Где-то мать купила такую свежую зелень, что ярко пахнуло летом.
– Как на работе? – Отец никогда не задавал этот вопрос. Чутьё старого милиционера сработало?
Удивительно, Елисеев-старший слушал с интересом, не перебивая. А Иван словно выговаривался за все те годы, что папа игнорировал его службу.
– Да уж. – Отец пригубил кофе, задумался, потом глубоко вздохнул несколько раз, словно делал дыхательную гимнастику. – Жаль твоего начальника. Горе. А тебе, кстати, звонил человек по просьбе Синицына?
– Да. – Иван поразился, что отцу сейчас кажется важным именно это, а не то, о чём он только что ему рассказал.
– И что он хочет?
– Какая-то чепуха. У него сорок лет назад погиб брат! И теперь он подозревает, что его убили. Ну, я, разумеется, ему помогу. Ты не так часто меня о чём-то просишь. Запрошу архив…
– Знаешь, это случайное совпадение, но я помню это дело. Его наше отделение расследовало.
– Вот это да! Неужели помнишь? Сорок лет прошло! Ты тогда лейтенантом был?
– Старшим лейтенантом. Не знаю, почему-то оно врезалось мне в память. Действительно, мальчик попал под электричку. Там был, по-моему, свидетель, который утверждал, как видел, что пацана кто-то толкнул под поезд. Но потом он отказался от показаний, вроде как померещилось ему. Отец мальчика был каким-то начальником по строительной части, он обивал у нас пороги, требовал, чтобы дело снова открыли, что сына его убили, но на него все плевать хотели. В итоге постановили, что мальчика засосал воздушный поток. Несчастный случай, одним словом.
– Там же служили тогда Крючков и Родионов? Они участвовали в расследовании?
– Родионов был начальником. Он во всём участвовал. Крючков, кажется, нет. Поможешь? – Елисеев-старший нахмурился.
– Я помогу, конечно. Я же сказал. В архиве всё должно сохраниться. А что ты думаешь про эту историю со смертью Вики и прочим?
– Крючков же, как я понял, попросил временно притормозить.
– Ну да…
– Вот и притормози.
Проходя вдоль витрин ресторана, Артём заметил Лизу с её молодым человеком. Тот положил руку ей на плечо и любовно заглядывал в глаза, пока она что-то ему внушала.
Как только он вошёл, Лиза радостно вскочила и подбежала к нему. Они расцеловались.
– Дядя Артём! Как классно, что ты в Петербурге!
Лизин парень встал навстречу, вежливо представился:
– Вольф!
Шалимов любил, когда люди с первых секунд знакомства ведут себя интеллигентно.
Выглядел Лизин бойфренд колоритно. Продолговатое лицо, большие глаза, нос с еле заметной горбинкой. Артёму он почему-то напомнил покойного артиста Виктора Авилова в молодости, только без следов трагического уродства. Голос, правда, у него был совсем другой, чем у знаменитого «Господина оформителя». Мягкий, без большого количества обертонов, но располагающий, ненавязчивый.
– Вы уже изучили меню? – Артём взялся за край стильно оформленного листочка с перечнем блюд.
– Это специальное… Вот тут основные блюда. – Лиза протянула толстую папку. – Мы уже заказали. Теперь твоя очередь. Мы что-нибудь выпьем за встречу? Давай шампанского?
– Вы выпейте. Я не буду.
– Слушай, – она встала со стула, осмотрела его куртку, – а я тебя уже позавчера видела. Эх! Вот это да! Ну ты даёшь! Потом скажу где.
– Где? – Артём изумился.
– Потом. Вольфу скоро на работу уходить. А мы с тобой ещё останемся. Поболтаем по-семейному.
– А где работает Вольф?
– Я официант. В ресторане. Но это не навсегда. Это временно. А вы, Лиза сказала, директор библиотеки?
– Да. Сейчас я в отпуске. Вот решил любимый город посетить. Племянницу повидать.
– А много к вам в библиотеку поступает современных книг? Вы их читаете?
– Стараюсь. И не только то, что поступает в библиотеку. Сейчас в Москве следят, чтобы библиотеки развивались, чтоб работали для читателя. Раньше такого не было. Мы закрывались в шесть, и всё. Баста! Тех, кто хотел зайти после работы, встречала тяжёлая закрытая дверь.
– А встречи с писателями у вас проходят?
– Конечно. И очень много. Недавно был поэтический батл.
– А что сейчас сами читаете? – Большие глаза Вольфа разгорались неподдельным интересом.
– Сейчас такой период у меня, что читаю урывками. В данный момент «Брисбен» Водолазкина.
– Нравится?
– Да. Я люблю такую прозу, европейскую, чуть эстетскую, где сюжет в ощущениях, а не в переживаниях.
– Хорошо сказано. Сюжет в ощущениях, а не в переживаниях. – Вольф быстро достал телефон и записал. – Я ещё «Брисбен» не купил. Вообще, мне из современных больше всех Прилепин нравится. Очень правдиво пишет. Правда, сейчас он слишком большим государственником стал. Протеста в нём стало меньше.
– Да. Прилепин бывал у нас в библиотеке. Интересный человек. Не дикий, как многие патриоты. А то выступал тут у нас один поэт. Так чуть не подрался со слушателем. Вопрос, видите ли, ему не понравился. Провокационным показался. Еле уняли. Стыдобища! Я потом пять объяснительных в департамент писал.
– А что вы закончили? Библиотечный институт?
– Нет. Филфак МГУ.
– Ух ты… Я бы тоже мечтал учиться на филфаке, но… – он потеребил в руках салфетку, – не суждено.
– Поступали, но не поступили?
– Нет. Не поступал. Так сложилось. Долго рассказывать.
– Ну, учиться никогда не поздно.
– Не поздно. Но обстоятельства…
– Вы, как я понял, много читаете. – Артём стремился как-то подбодрить Вольфа, хотя не был уверен, нуждается ли тот в этом.