– Конечно. – Лиза не отрывалась от телефона. – До прихода Лёхи как раз отдохнёшь чуть-чуть.
Артём лёг на спину, тело возвращало себе гармонию. Если он сейчас заснёт, остаток дня будет полностью разбитым.
Опущенные веки дарили глазам прихотливые цветные узоры. Постепенно он сумел зацепиться за то состояние между сном и явью, когда способен в любой момент вернуться к действительности, но в то же время находишься внутри иллюзии, где властвуют непредсказуемые видения.
Он поражался, как это получилось вернуться в детство, неужели возможна машина времени? Артёмка Шалимов в их старой квартире, которую он вообще-то помнил очень слабо, но тут она возникала с фотографической точностью, с белыми, украшенными пошловатыми рисунками в виде сердечек обоями, с детской с тремя кроватками, накрытыми одинаковыми покрывалами, и наглухо занавешенным окном. И вот он вскакивает со своей кровати, начинает кататься по полу, бьётся головой о паркет, тупая боль (чувствовалась как вполне реальная) заливает его с головы до ног, и он кричит: «Где мой брат, вы забрали его у меня, я хочу к нему!» – и снова бьётся головой. К нему подбегает девочка, у неё тугие косы с бантами и белое парадное платьице, какие надевают на школьные утренники, она хватает его за руки, но он начинает их яростно кусать, потом прибегают двое взрослых – он почему-то не способен их узнать, более того, он незнаком с ними. Они силой кладут его снова на кровать, заталкивают ему в рот большую круглую таблетку. Какое-то время мужчина удерживает его слабенькие детские руки и ноги, а женщина гладит по голове, что-то бессвязно причитая. Он силится разобрать, но это всего лишь набор звуков, вроде «арамарарабаратарабараминаминчикмамакчи». А по подбородку его что-то течёт. Это пена. Он знал это тогда, сорок лет назад, знает и сейчас. Пена! Потом его словно парализует, он с трудом двигается, но внутри наступает успокоение, он обильно потеет, и от этого ему хорошо, он поворачивает голову набок и видит девочку, но теперь волосы её распущены. Она стоит, скрестив руки, и, не мигая, смотрит на него, как смотрят на змею, что внезапно попадает в поле зрения. Затем подходит к нему, наклоняется и громко кричит:
– Дядя Артём, дядя Артём, дядя Артём!
Лиза трясла Артёма за плечо, поражённая, что он так долго не просыпается.
– С минуты на минуту Лёха прибудет. Я обещала встретить его внизу.
Артём резко поднялся; лоб пронзила боль, словно он не во сне бился им об пол, а наяву. В ванной ополоснул лицо холодной водой. Немного пришёл в себя. Лиза одевалась. Он натянул ботинки и накинул куртку.
– Не замёрзнешь? Лучше застегнуться. – Лиза скептически оценила его вид.
– Так мы туда и обратно.
Около парадного уже нервно прохаживался парнишка с длинными, удивительно светлыми и лёгкими волосами. Артём почему-то предположил, что в детстве его должны был принимать за девочку. На спине его чуть подрагивал маленький рюкзачок.
– Салют! – Лиза окликнула парня, засмотревшегося в другую сторону.
– Приветик! Вот, примчался. Если бы не ты просила, с места бы не двинулся. Но ты знаешь, что для тебя… хоть на Фонтанку, хоть на Мойку, хоть на Пряжку.
Было видно, что у них игриво-дружеские отношения, без всякого подтекста, какие случаются в очень ранней юности. Лиза представила Артёма Лёше, и они поднялись в квартиру. Компьютерный гений долго расшнуровывал огромные высокие ботинки. Потом изъявил о готовности приступить к делу.
Лёша притащил на кухню свой рюкзак, но открывать не стал. Положил на пол около стены.
– Чаю? – Лиза принадлежала к той породе женщин, что довольно быстро принимались хозяйничать в любом месте, где находились.
– Да нет! Пока обожду. Излагайте, в чём нужна помощь.
Артём достал сотовый, открыл эсэмэску и показал Алексею.
– Вот такие странные сообщения я получаю уже три дня. Также их получает моя сестра. Мы бы хотели просить вас помочь выяснить что-то об отправителе. Это возможно?
– Эх! – На добродушном и открытом лице Лёши читалась досада. – Вы бы сразу сказали. Я бы не приезжал. Этот способ отправки эсэмэсок фактически гарантирует анонимность.
Артём и Лиза одновременно покачали головами.
– Неужели даже IP-адрес не вычислить?
– Там, скореt всего, цепочка. В общем, долго объяснять. Если человек заботился о том, чтоб его не засекли, вычислить его будет почти невозможно. Следственные органы ещё могут. На их запросы обязаны отвечать все сервисы. В полицию не обращались?
– Ты сказал, почти невозможно? – Лиза смотрела другу прямо в глаза.
– Мать, не лови на слове.
– Я помню, что зря ты ничего не говоришь.
Лёша начал морщиться, мять губы, немного раздул ноздри.
– Ладно, я попробую.
Достал из рюкзака маленький ноутбук, включил и принялся ждать.
– Можете перекинуть мне все эсэмэски на почту?
Он внятно по буквам продиктовал адрес. Артём взял свой телефон, ещё раз переспросил, чтоб не ошибиться.
Алексей напряжённо уставился в экран, потом быстро что-то набрал. На экране в бешеном ритме менялись картинки с непонятными ни Артёму, ни Лизе иероглифами.
Наконец он отвлёкся от экрана и чертыхнулся:
– Чёрт, почти получилось. Пытался определить хотя бы место. Но увы…
– То есть совсем без шансов? – Лиза выглядела очень расстроенной.
– Похоже на то.
– Ну что же. Спасибо. Может, всё-таки чаю? – Артём изначально не верил в затею с компьютерщиком.
– Спасибо. У меня вот водичка есть. – Он достал из рюкзака маленькую бутылку воды. Открутил пробку. Жадно припал. – Есть два человека лучше меня в этом деле. Но один вчера в запой ушёл. Второй женится. И того и другого отвлекать неудобно. Как только кто-то из них будет в доступе, обещаю к ним обратиться.
– Будем ждать, – грустно произнёс Шалимов
Они проводили Алексея. Лиза выглядела расстроенной.
– Не грусти. Он же сказал, что есть еще два специалиста. – Артём по-отечески погладил её по голове.
Правильно он сделал, что втянул её, или снова поступил как чёртов эгоист?
– Я не из-за этого. Теперь ясно, что этот гад хорошо подготовился, всё предусмотрел. Зачем ему это? Что он знает? И откуда? Ты вообще с кем-то за жизнь делился, что у тебя брат погиб подростком и дело это тёмное?
– Ты о чём? Я разве был в курсе того, что дело это тёмное? Меня в это никто не посвящал.
– А мама?
– Это надо у неё спросить.
Слёзы, похоже, вспомнили о Лизе, и она снова готова была разрыдаться.
– Мы вроде собирались ужинать. В силе?
– В силе. – Она захлюпала носом.
Иван Елисеев в этот раз остался у родителей дольше обычного. После обеда мать с отцом сели к телевизору смотреть воскресный сериал на канале «Домашний». Сын составил им компанию. Фильм с бородатыми, атлетически сложёнными турецкими мужчинами успокаивал.
Отец, судя по его отрешённому виду, не особо внимательно следил за перипетиями сюжета, просто следовал некоему ритуалу, а Иван, к своему удивлению, втягивался. Когда началась бодрая реклама, он даже немного пожалел, что фильм прервался.
Что ж! Передышка окончена.
Он достал телефон и написал Лиле, девушке, работающей в архиве МВД. Звонить не решился. Вдруг она не одна? Выходной всё-таки. Ревность давно уже не терзала его по её поводу. Расстались друзьями.
Она ознакомилась с его сообщением сразу. Перезвонила.
Иван вышел в коридор, чтобы не мешать родителям наслаждаться экранными страстями.
– Привет! Ты умеешь появиться вовремя. – Голос Лили звучал насмешливо, но не раздражённо.
– В смысле?
– Ну, Елисеев. Выходной сегодня. А тебе ведь что-то надо от меня, вернее, от архива? Разве нет? Позвонить просто так не в твоём стиле. Тебе не терпится. Ты не можешь ждать.
– Ты права. И мне стыдно. – Иван радовался, что ничего не пришлось объяснять.
– А чего сам запрос не сделаешь?
– Мне не хотелось бы светиться. Потом объясню почему.
Лиля на несколько мгновений затихла. Потом вернулась:
– Слушай, я сегодня иду на концерт в Консерваторию. Хотела с подругой, но она не может. Пойдём! Заодно всё мне и расскажешь.
Лиля обожала серьёзную музыку и чуть ли не бóльшую часть своей зарплаты спускала на билеты на разные классические концерты. Когда они были вместе, он ни разу не ходил с ней, ссылаясь на занятость или усталость. Теперь эта маленькая стерва решила воспользоваться случаем и всё-таки затащить его на концерт. Придётся идти! В понятие «маленькая стерва» он не вкладывал никакого негативного смысла. Ростом Лиля была почти с него; видимо, то, что она на десять лет младше, заставляло иногда так про себя её называть.
– Хорошо. Где встретимся?
– У входа в Большой зал. Надеюсь, ты в курсе, где он. На всякий случай адрес: Большая Никитская, тринадцать. В восемнадцать тридцать.
– Костюм надевать? – с тоской спросил Елисеев.
– Можно просто пиджак. А у тебя костюм появился?
– Нет.
– А чего спрашиваешь?
– На тот случай, если без костюма нельзя.
– Концерт – это не приём в честь дня рождения генерала. Елисеев! Как же тебя к мировой культуре-то приучить?
Он собирался ответить, что, когда каждый день перед тобой смерть, кровь, уродство и извращения, тебе не до мировой культуры. Но не стал. Пафос сейчас ни к чему. Она всё это знает и без него.
Он обнял отца, поцеловал мать, пообещав, что, если ничего не помешает, зайдёт к ним скоро. К себе на Студенческую шёл быстро. Думал о Лиле. Неужели за два года, прошедшие с тех пор, как они обо всём переговорили, всё прояснили и решили, что им будет намного лучше общаться в качестве просто знакомых, а не любовников; неужели за эти тоскливые два года, со случайными женщинами и сердцем, замороженным, как продукты в морозилке, он не избыл её, не вытряс из себя, не нашёл дорогу в жизнь без бесконечных воспоминаний об их недолгом, но счастливом времени вместе? Он старался. Это точно. Год назад она обмолвилась, что нашла себе спутника и, возможно, на всю жизнь. Он тогда обрадовался. Она заслуживает счастья, стабильности, уверенности.