Лиля сняла куртку, повесила её в шкаф, окинула Ивана недоумённым взглядом, обнаружив, что он стал как будто ниже ростом. Да уж! Такие обстоятельства способны сломать и куда более крепких парней, чем Ваня.
– Ты есть не хочешь? – неожиданно предложил Елисеев. – Тут можно всё в номер заказать. – Он подал ей меню с журнального столика. – Выбирай.
Лиля предположила, что он и сам, видимо, проголодался.
Участливый голос по телефону сообщил, что ждать кушанья придётся минут сорок.
Они сделали заказ.
Иван некоторое время сомневался, делиться с Лилей своими подозрениями или нет. Вдруг она запаникует?
В итоге всё ей выложил.
– Ну что же! Тогда нам надо молиться, что в твою смерть они хоть ненадолго поверят. Да… – она чуть повела плечами, – Марченко ничего мне не сказал.
– Кто бы мог подумать!
Она включила телевизор. Шли новости.
Весь экран занял его портрет. Он в полицейской форме. Причёсанный. Ладный. Оттуда взяли такое фото?
Внизу бежал текст: расследовавший деятельность молодёжных террористических организаций полковник Иван Елисеев погиб в Москве. Гибель полицейского связывают с его профессиональной деятельностью.
Иван всеми силами пытался не поддаться на свою смерть, о которой только что услышал из новостей, – ощущение мало с чем сравнимое.
– Ну что же! – произнес он с фальшивой бодростью. – Они клюнули. Молодец Дава! – Елисеев улыбнулся. – Не много ли времени мы тратим на то дело Вениамина Шалимова? Что оно нам даст? Мы даже точно не знаем, почему Марченко поменял тогда показания. Красивая, конечно, версия, что его заставил Родионов, но ни одного доказательства. А дело вёл молодой Крючков. Выходит, он тоже замешан в том эпизоде? Хорошая картинка. Крючков вроде пока за нас. Мы и его подозреваем? Плюс ещё свидетель этот молчит. А с чего бы ему откровенничать с тобой?
– Я уверена, что он, как бы ты скептически к этому ни относился, ещё найдёт меня и признается. – Лиля начала горячиться. Ей передался пафос Ивана.
– Да с чего ты взяла? – Иван с досады ударил ладонью по своей коленке.
– Ему тяжело с этим жить. Ему необходимо на старости лет снять с себя грех.
– Господи! Какая чушь! Сама-то веришь в это?
В коридоре раздались шаги, обрывки фраз, смех, потом хлопанье дверей.
«Кто-то живёт нормальной жизнью. – Елисеев расстроился. – А мы здесь, как кроты в норе. И теперь каждый наш выход на улицу опасен. И когда это кончится – неизвестно».
В дверь постучали. Сперва Лиля и Иван встревоженно переглянулись, но тут же вспомнили, что заказывали ужин. Мужчина в белой рубашке, чёрных брюках и чёрной жилетке важно внёс большой поднос, заставленный кушаньями, поставил на стол, спросил, как и когда удобно рассчитаться. Иван расплатился наличными. Мертвецы по карте не платят.
Ели молча. Когда закончили, Лиля позвонила на ресепшен и попросила забрать грязную посуду.
Оба они размышляли, как им делить постель. Возвращаться к тому, что они по обоюдному желанию уже давно прекратили, не имело смысла, тем более в такой ситуации.
Иван не находил уже сил сопротивляться дикой усталости, из него словно вынули все скрепы, и тело вот-вот превратится в безвольный манекен.
Лиля смотрела на него пристально, без стеснения. Так, словно с этого ракурса открыла в нём много нового.
Она вспомнила, как Артур как-то сказал, что с ней хорошо молчать. Она посмеялась про себя тогда: надо же, какая пошлость! Теперь убеждалась, что такое возможно. В их обоюдном молчании пространство словно излечивалось от всех хворей, прорежалось, теряя вязкость, убирая все помехи. Ничто не должно нарушать эту тишину.
Сперва они легли на разные края кровати. Спиной друг к другу. Она произнесла, не поворачиваясь в его сторону:
– Спокойной ночи!
Он ответил:
– Спокойной!
Её забавляло, что он улёгся в кровать в гостиничном халате.
Иван изводил себя. Так изводятся больные, сдавшие анализ и ждущие результата. Усталость перешла ту черту, за которой уже нет отдыха.
От Лили пахло шампунем и чем-то тёплым, уютным, знакомым, чуть приторным. Он вспомнил, как они первый раз поцеловались…
На концерте, посвящённом Дню милиции, они оказались на соседних местах. Почти не разговаривали, но дружно хлопали певцам, смеялись шуткам юмористов. Потом как-то само собой получилось, что он предложил пойти куда-нибудь выпить. Она сказала, что ей очень нравится один бар на Пречистенской набережной, и если идти, то только туда.
Доехали на такси. В Москве закручивался снег, и, хоть до Нового года оставалось ещё много дней, зимняя праздничность уже поселилась на улицах и набирала силу.
В баре всего один столик был не занят. У самой двери.
Иван заказал себе водки, Лиля – шампанского.
Он спросил тогда, что такого в этом баре. Она ответила: он похож на европейский больше, чем какой-либо другой в Москве.
«Ты была в Европе?» – удивился тогда Иван. Она кивнула. Потом уточнила, что всего два раза. Один раз в Париже, другой – в Милане. И ещё добавила, что очень любит классическую музыку, и самые незабываемые её впечатления от тех поездок – это классические концерты.
Всё могло сложиться по-другому. Ему, менту, розыскнику, надо было бы сразу бежать от всего этого, от постоянных перемен настроения, от сарказма, гордости, необходимости быть правой во всём, но он потерял голову при виде её чуть раскосых глаз и губ, которые каждой улыбкой почти открыто призывали: целуй!
Целоваться они начали прямо в баре. Сначала он потянулся к ней, но она чуть наклонила голову, и он упёрся лбом в её лоб. Потом медленно, мучительно, тягуче губы их чуть соприкоснулись, очень бережно, так пробуют на вкус незнакомую пищу. Потом их языки потрогали друг друга, рты стали словно чуть больше, губы стремились к тому, чтобы слиться воедино. Она оторвалась от него первой. Он сразу снова кинулся её целовать, но она заслонилась ладонью. «Ещё рано». Из её уст это прозвучало как признание. Она умела, ничего не скажешь, сделать желание мужчины нестерпимым.
Она так и не разучилась чувствовать его, как себя. И теперь не сомневалась, что он возбуждён. Повернулась, протянула руку…
По тому, как он держал её, обнимал, она сделала вывод, что за время их разлуки он изменился, стал как-то слабее, легче, из мышц ушла гибкость. Возможно, вся эта ситуация пожирает его изнутри. И вчера, и сегодня, после того как согласилась помочь ему, Лиля убеждала себя, что секс невозможен, и, когда она, взмокшая, со спутанными волосами, перекатилась на свою сторону постели, ни один из аргументов против близости с ним не исчез. Но это не имело уже значения. Она вспомнила почему-то сцену из романа Франзена «Свобода», где героиня занималась сексом с мужчиной своей мечты, будучи замужем за другим, и изобразила всё так, будто отдалась, почти не просыпаясь, в состоянии своеобразного лунатизма. Почему она её запомнила?
В эту минуту она ожидала всего на свете, только не телефонного звонка.
Звонил отец Ивана. Сына он не позвал, только произнёс: «Завтра в десять утра, оладушная. Передай». Произнёс так отчётливо, что в тишине гостиничного номера Иван наверняка всё расслышал.
Лиля включила ночник.
– Ты что-нибудь понял?
– Да.
Несколькими часами ранее
Генерал Крючков попросил водителя остановиться на набережной Шевченко, метрах в двухстах от места предполагаемой встречи.
Он не видел Петра Елисеева много лет, но сразу узнал его. Тот стоял у входа на мост Багратион, руки в карманах, уверен в своей правоте, голова чуть опущена, как у тех, кто всегда готов защищаться.
Сначала он долго раздумывал, стоит ли впутывать старого волка в это дело (с его методами и принципами он способен был испортить весь план), но, взвесив все за и против, когда перебрал все варианты и убедился, что, если не обратится к его помощи, потеряет все шансы хоть как-то контролировать ситуацию, предложил увидеться. Предложил и сразу засомневался в том, что тот придёт. Характером он всегда славился непросчитываемым. В самый последний момент мог совершить неожиданный ход. Только когда обнаружил его в условленном месте, сомнения окончательно отпали.
После того как Шульман среди ночи сообщил ему все детали покушения на Ивана, а также о елисеевской идее выдать себя за мертвеца, он проклял себя. Ведь это же он своими руками устроил! Не далее как вчера он запугивал Ершова, что Елисеев до него доберётся. И тот, кажется, испугался. Сам он разработал план убийства? Или спросил санкции у Родионова? Это неважно. Ивану несказанно повезло. Затея убедить противника, что покушение увенчалось успехом, дельная, конечно. Она позволит выиграть немного времени. А дальше что делать? Как ухватить Родионова? На чём? Родионов и его люди быстро сообразят, что погиб не Елисеев, а случайный воришка. И доберутся до Ивана.
Он ломал голову до утра. Ничего не выстраивалось. Он знает, кто убийца Вики. Он знает, кто покушался на Елисеева. Но доказать это чрезвычайно трудно, почти невозможно. Привлечь Небратских можно, лишь получив свидетельские показания оперов или братьев. Опера с ним говорить не будут, а Рахметовых, как ему доложили, по указанию Родионова забрали в спецтюрьму. Кстати, Рахметовы – неплохие кандидатуры для того, чтобы вылепить из них террористов. Кавказцы, наркоторговцы. Родионов их свяжет с Викой, раскроет типа сеть, опозорит, покажет подлинное лицо молодёжного протеста: наркоманы, смутьяны, да ещё и убивают друг друга. Начальство зайдётся в восторге. А ему самому придётся уйти в отставку. Близкая родственница замешана в экстремистской деятельности! Присные Родионова обучены выбивать из людей нужные шефу показания. Это знают все в полиции…
О Вике он старался теперь не думать. Она раздвоилась в его сознании. Одна – какой он её растил и любил, вторая – какой оказалась на самом деле. Он не спас её, не уберёг. И даже имя её. Так всё неумолимо складывается. Сценарий написан не им. И ему его не переписать.