Весь июль Иван Васильевич провел в Коломне. За это время татары посылали только разведчиков к Берегу, а сами, разорив и сжегши Венев, стали станом на берегу Осетра, в шестидесяти верстах от Каширы. Передовые их отряды то и дело появлялись в разных местах на правом берегу Оки.
Поведение татар обнаруживало нерешительность и неуверенность. Видимо, они еще не были связаны с главным своим союзником, королем Казимиром, и, не зная его умыслов, хотели выиграть время для связи медленным передвижением…
Иван Васильевич усмехался и говорил воеводам своим:
– Уж не смеет Ахмат идти на нас един! А то, что медлит он, то ему хуже: лето уходит, а зима близится… Во время этого стояния татарского присылала старая княгиня Ивану Васильевичу две грамотки в разное время, печалуясь о молодших братьях его, дабы он их пожаловал, принял бы послов их с челобитной. Но великий князь отказывал…
В середине августа у Ивана Васильевича был духовник его, архиепископ Вассиан ростовский. Печаловался владыка перед государем от себя и от старой княгини о младших братьях, просил о прощении их и пожаловании.
– Как же мне их жаловать, – спрашивал великий князь, – когда измену творят?
Но Вассиан настаивал, много говоря от Писания и от проповеди святых отцов. Наконец Иван Васильевич, якобы убежденный духовником своим, молвил:
– Случись, поеду куда по ратным делам, буду и у матушки в Москве.
– Докончание тогда, государь, соверши с братьями своими.
– Никаких докончаний не сотворю, – резко возразил великий князь. – Что ж, иуды они, токмо ради вотчин святую церковь и Русь защищать? Нету, отец мой! Пускай они ранее исправятся, измену свою искупят боем с погаными. А исправятся – буду их жаловать.
Вскоре после отъезда архиепископа Вассиана из Коломны обратно в Москву, сентября двадцать шестого, прискакали к Ивану Васильевичу гонцы от воевод со всего Берега. Они сообщили, что Ахмат, нигде не приближаясь к Оке, а только разведчиков посылая из своих яртаульных отрядов, нежданно снялся со стана и пошел к литовским рубежам. Никто из воевод причин не указывал, только великий князь Иван Иванович в конце грамотки нерешительно приписал: «Мыслю, государь, не получил ли Ахмат вести от короля? Может, король-то к Угре идет».
Эта приписка поразила Ивана Васильевича, и он прочел ее вслух ближним воеводам своего войска, разглядывавшим вместе с ним карту берегов Оки от Коломны до Калуги.
– А ведь соправитель твой право мыслит! – воскликнул знаменитый воевода Данила Димитриевич Холмский. – Ты же сам, государь, баил нам: не посмеет Ахмат един на един с нами биться.
Среди воевод начались разные догадки и предположения. Некоторые думали, что Ахмат сам пошел в Литву Казимира звать, чтобы потом вместе с королем Оку обойти…
Иван Васильевич сделал знак, и разговоры сразу оборвались.
– Воеводы, – заговорил великий князь, – причин ухода Ахматова искать нам нечего. Просто будем мыслить самое худое для нас. Кто-то из вас баил, что Оку они обойдут. И в сие поверим. Может, и на Москву пойдут за спиной нашей. Самое наихудшее возьмем и будем о сем думать. Поглядите-ка…
Все подошли к столу государя и почтительно остановились возле разложенной карты.
– Устье Угры-то всего в десяти верстах от Калуги, – начал Иван Васильевич. – Перейдя литовские рубежи против Воротынска аль Одоева, татары без помех в Литве через Оку переправятся.
– Истинно, государь, – согласились все.
– Из Литвы же, – продолжал государь, – Ахмат и Казимир по левому берегу Оки пойдут к устью Угры, станут переправы искать…
Иван Васильевич внимательно смотрел в карту, что-то вычисляя.
– Яз мыслю, – заговорил он снова, – мы упредить их можем. Ахмату идти вдоль Оки. Потом войско через нее переправить. Князь же великий Иван из Серпухова, а князь Андрей меньшой из Тарусы напрямки к Калуге погонят. Следом же за ними и все полки отсель, опричь застав, пойдут: одни – к Угре, другие – в Кременец, что на реке Луже. Идите. Утре приказы получите, кому куда идти. Сей же часец к походу готовьтесь.
Отпустив все войска свои к устью Угры и к селу Кременцу, что всего в пятидесяти верстах от речных переправ, Иван Васильевич спокойно выехал на Москву, чтобы уладить дела с братьями, погасить смуту за своей спиной, а самих смутьянов заставить бороться за Русь. Расположение сил большого своего полка у Кременца считал он наилучшим, ибо отсюда не только легко помощь береговым полкам давать, но и путь татарам на Москву заслонять.
Иван Васильевич понимал, что узкую Угру много легче перейти врагу. Посему считал он неразумным держать все свои силы у самой реки, где из-за тесноты нельзя быстро их перестраивать и развертывать.
Из Кременца же легче и быстрей присылать подкрепления в то или иное место у Берега, где татары теснить начнут.
– Видней с Кременца-то, – говорил он воеводам при отъезде своем, – да и спокойней мыслить, где нужней и как лучше по ворогу бить. В Кременце же и яз наши полки догоню. Мыслю, может, и в одно время с вами туда приеду.
Тридцатого сентября великий князь Иван Васильевич уже въезжал со своей тысячей в Москву. Здесь, как в разворошенном муравейнике, в посадах и в Кремле, суета была великая. Люди везли на подводах, тащили на своей спине узлы и сундуки – переправляли все наиболее ценное из добра своего за кремлевские стены каменные и готовились в осаду крепко садиться.
Узнав о прибытии государя, народ бросился к нему, крича «ура» и обступая его. Иван Васильевич остановил коня на Ивановской площади впереди своей тысячи, а народ, сбегаясь со всех сторон, густо вставал кругом так, что нигде и мостовой не было видно.
Великий князь сделал знак рукой, и все кругом стихло.
– Будьте здравы, православные! – громко крикнул он.
– Будь здрав, государь! – загремела толпа.
Иван Васильевич, сделав знак, продолжал в наступившей опять тишине:
– Люди православные! Злоименитый царь Ахмат всю весну и все лето простоял у Берега. Яко волк лютый к стаду, рвался он на Москву, но, видя полки наши, не смел к реке подступить. Ждал все короля Казимира на помощь, а король не пришел… – Иван Васильевич на миг остановился, зорко оглядывая толпу и, возвысив голос, произнес: – Ныне же в Литву ушел.
– Помог нам Господь! – крикнул кто-то из толпы, но голос его тотчас же потонул в радостных восклицаниях и криках «ура».
Великий князь досадливо махнул рукой и, когда все смолкли, сказал:
– Ушел Ахмат за помощью и может с королем вместе воротиться. И не на Оку они, а на Угру пойдут. – Толпа замерла от волнения, радость ее сама собой потухла. Государь продолжал: – Яз же послал свое войско навстречу им. Бог даст, и через Угру мы ни татар, ни латынян не пустим.
– Ур-ра! – вырвалось из толпы и сразу оборвалось, когда Иван Васильевич вновь отмахнулся.
– Дни через три-четыре и яз на Угре буду с полком своим. Вы же в осаду на всяк случай садитесь. Бают, на Бога надейся, а сам не плошай…
Государь повернул коня и под приветственные крики поехал, окруженный стражей, к своим хоромам.
После Покрова, октября третьего, выехал Иван Васильевич из Москвы на рассвете. Он спешил очень, так как по его расчетам Ахмат мог подойти к Угре седьмого. Снег еще не выпадал, но земля уже затвердела – кони бежали легко. Ехал государь великим гоном и на третий уж день к обеду был у берега Угры. Войска встретили государя радостно, оживились и духом окрепли. Уверенней стали и воеводы. Государь, назначив сегодня же осмотр войск и расположения их, пошел обедать к сыну в его шатер.
За обедом Иван Иванович спрашивал отца о его братьях, о бабке и прочем.
– Есть ли страх в Москве? – спросил он.
– Есть, сынок, как и у нас с тобой. Русь на весы кладем. Ежели вдруг Казимир придет с Ахматом-то? Токмо не верю в сие. Федор Василич баил мне, что вязнет все более и более Казимир в литовских усобицах.
– А как дяди?
– Сие тоже, сынок, указывает, что Казимир о нас не думает. Одолели меня челобитными братья. Нет у них на него надежды. Матушка моя и митрополит приказали им за Русь стоять, а от меня обещали, что-де пожалую их.
– А другие дела как? – нерешительно спросил Иван Иванович.
– Москва в осаде.
– Нет, не о том яз, о дворе…
– Разумею, сынок. Все гнездо греко-латыньское убрал яз на время подалее от ратных полей. В Белоозеро отослал казну свою, отпустил туда и княгиню Софью с детьми и двором ее, а при них бояре: Василь Борисыч Туча и Андрей Михайлович Плещеев, Василий Ромодановский да дьяк Василий Далматов.
– Добре, государь, – улыбнулся Иван Иванович, – все ты удумал. Будем ныне биться без оглядки назад.
– Истинно, сынок. Братьев-то вборзе яз жду в Кременец, куда повелел им спешно идти.
После обеда Иван Васильевич с сыном и братом Андреем меньшим, окруженный воеводами, поехал вдоль левого берега Угры вверх по течению ее. Полки московские бок о бок стояли здесь от устья Угры почти до Юхнова, растянувшись верст на тридцать, как и по Оке от устья же в сторону Алексина.
Великий князь считал оборону Угры важнее.
– Днесь же, – сказал он воеводам, – сколь при свете еще успеем, оглядеть хочу Угру. А что из огненной стрельбы маэстро Альберти привез? Много ль?
– Много, государь, – ответил Иван Иванович, – и есть пушки легкие, пищали разные. Последние для полевого боя особливо добрые, как яз и все воеводы о сем мыслим. Переносить их нетрудно, а бить можно из десяти зараз.
– Истинно, государь, – подтвердили воеводы. – У татар же ни пушек, ни пищалей нет. Разве Казимир привезет…
Дотемна Иван Васильевич осматривал берег, но и в темноте все же до конца обороны доехал. Понимал он, что всем полкам своими глазами видеть его надобно, а не со слов только других знать. На другой день объехал он и всю оборону левого берега Оки, которая растянулась тоже на тридцать верст.
Подумав потом с воеводами за картой Оки и Угры, выслушав доклады их, как они оборону намечают, одобрил все великий князь, хотя внес кое-где поправки.