Обед им вынесли на свежий воздух, и они насладились им в тени виноградных лоз, запивая его вином. Довершением всему стал ароматный турецкий кофе, поданный им на десерт. Окружающие посматривали на них и перешептывались, а следующий танец был исполнен специально для них. Он был совершенно не похож на первый. Меланхоличная, наполненная печалью мелодия. Танцор то падал, то снова вставал, его ритмичные и отточенные движения сопровождало грустное пение.
— Я никогда раньше не видела этот танец.
Едва только попав на Кипр, Шани начала посещать уроки греческих танцев в местной гимназии и после упорных занятий стала считаться экспертом в кругу своих друзей. Она знала большинство греческих танцев и сейчас была абсолютно уверена, что об этом на Кипре не слышала ни разу. Повернувшись к мужу, она заметила, с каким странным выражением он наблюдает за ловкими и невероятно пластичными движениями танцора.
— Что он делает?
— Он с Калимноса — соседнего острова. Большинство из них работают ныряльщиками — добывают морских губок. Кроме этого, единственным способом заработать на жизнь является крестьянство. Но ныряльщик — опасная профессия. Иногда людей даже парализует от сильного давления воды. Этот танец родился на Калимносе, песня очень грустная, она выражает печаль и страдания человека, неспособного повторить танец, ранее наполнявший его душу радостью и светом.
— А движения выражают попытки парализованного танцевать так, как он делал это, будучи здоровым?
Андреас кивнул:
— Как видишь, он постоянно падает, но не прекращает попыток подняться и повторить танец с тем же мастерством и блеском, как и прежде.
Танец тем временем закончился, и, когда исполнитель под громкие аплодисменты зрителей уже собирался проследовать на свое место, Андреас подозвал его и предложил ему составить им компанию.
— Что вы будете пить? — мужчина ответил, и, заказав выпивку, Андреас спросил: — Вы, видимо, с Калимноса. Что привело вас сюда?
— Я женился на девушке с этого острова, поэтому живу на Косе. — Мужчина неплохо говорил по-английски, и Андреас не преминул это заметить. — Я учил язык в школе, — пояснил мужчина и покачал головой. — Мое знание английского хуже, чем хотелось бы мне самому; практиковаться мне сложно, поскольку жена и вся ее семья говорят исключительно по-гречески.
— Вы были ныряльщиком?
Собеседник кивнул:
— Я начал заниматься этим делом, когда мне было семнадцать, и нырял шесть лет. — Он сделал короткую паузу. — Если честно, я очень рад, что мой брак оказался таким удачным. У ее отца большой дом и большие земельные угодья. Мы выращиваем много мандаринов, а еще табак. Это достойная жизнь, и я действительно счастлив.
— А где сейчас ваша жена? — в глазах Андреаса мелькнуло что-то озорное, когда он встретил взгляд Шани.
— Работает, — серьезно ответил мужчина. — Она очень много работает с землей. Хорошая девочка.
— Расскажите мне о подводном плавании, — с нетерпением попросила Шани. — Мой муж немного рассказал мне о вашем танце… — она прервалась, пораженная тем, как естественно и просто дались ей эти слова. На щеках ее тут же выступил яркий румянец. Она не взглянула на Андреаса, но почувствовала на себе его обрадованный и не менее удивленный взгляд.
Молодой человек объяснил, что каждый апрель из порта Калимноса отправляются корабли в сторону северного побережья Африки, где водятся особенно качественные губки. Все корабли отплывают вместе, и путешествие это просто изумительное, но с семьей не видишься целых пять месяцев. При этом знаешь, что кто-то вернется домой калекой, а кто-то не вернется вовсе. В таких поездках постоянно кто-то гибнет. Далее он стал рассказывать о церемонии расставания перед отплытием. Муниципалитет устраивает большой ужин, на который приглашаются не только рыбаки, но и все члены их семей от мала до велика. Там собираются все священники Калимноса, а глава местной церкви благословляет корабли, и все молятся об успехе и благополучном возвращении.
— Пасхальная церемония торжественна и грустна, — закончил мужчина. — Зато сентябрьская гораздо веселее.
— Но даже в это время кто-то опечален, потому что их кормилец не вернулся или вернулся инвалидом. — Шани произнесла это задумчиво, ни к кому определенно не обращаясь, а скорее говоря это себе.
— Да, конечно. Это всегда и портило мне настроение. Я просто не мог не думать о погибших или искалеченных друзьях.
— И вам ведь, — продолжала Шани расспросы с ноткой негодования в голосе, — наверняка мало платили за эту жуткую работу?
— Платили неплохо. Обычно мы добывали много тонн, и деньги выплачивались авансом, чтобы семьи могли прожить во время нашего отсутствия.
Андреас задумчиво кивнул.
— Их выплачивал капитан судна?
— Именно так. А он получал их от правительства.
— А когда вы возвращались, губки шли на продажу рыботорговцам, надо думать?
— Да, продавали им на вес. Хотя сначала мы их сушили.
Мужчина опустошил свой стакан, и Андреас заказал ему еще.
— А губка есть везде? Во всем море? — Шани было невероятно интересно. Она хотела знать об этом все и удивлялась, что ни разу не задумывалась над этим в ванной, пользуясь губкой, но и секунды не поразмыслив о том, какими титаническими усилиями ее добывают.
— Нет, только на скалах. Ее приходится отрывать. Иногда она крепко держится на скале, и тогда работа становится гораздо сложнее. — Он печально усмехнулся. — Все нужно делать быстро, особенно когда ныряешь без кислородных баллонов.
— Не может быть! — Шани вытаращилась, не веря в услышанное, но Андреас кивком подтвердил слова островитянина.
— Кое-кто даже не использует костюм для ныряния, хотя большинство все же предпочитают его надевать.
— Да, — согласился мужчина, хоть и неохотно. — Но до сих пор очень многие ныряют, обходясь объемом собственных легких. — Он взглянул на Шани. — А вы знаете, что они делают, чтобы сэкономить время и побыстрее вернуться на борт? — она покачала головой, и он ответил: — Ухватываются руками за большой валун, чтобы при погружении он тянул их ко дну на большой скорости.
Она вздрогнула и подумала, что каждый раз, когда она теперь будет покупать губку, непременно станет вспоминать о нелегкой работе храбрецов с Калимноса.
— Он так интересно рассказывал, — заметила она чуть позже, когда они уже покинули таверну. — Я так рада, что мы встретили его.
— Я тоже. — Андреас чуть помолчал, затем рассмеялся. — Когда он говорил о валуне, мне показалось, что сейчас последует история о человеке, проглоченном акулой.
— Акулой?
— Один человек по привычке ухватился за большой и тяжелый камень, прыгнул в воду и… вместе с камнем устремился прямо в раскрытую пасть большущей акулы. Но удар камня о желудок рыбы вызвал у нее сильнейшую рвоту. Горе-пловец отделался шрамами на руках и немедленно прославился.
— Ну, это уже сказки! — смеясь, все же не поверила Шани. — Такого, просто не может быть.
— Один совет, дитя мое, — попадешь на Калимнос, не произноси этого вслух. Там все в это верят. Как я уже сказал, человек этот стал знаменитостью.
Дитя мое… Шани подняла на него глаза и осознала, что видит в Андреасе только своего мужа. Он был молод, красив и весел и совсем не походил на того мрачного грубияна, что отдавал ей сухие приказы в операционной. Но как он многогранен. Во всем. Сейчас, когда его не отягощало бремя забот о пациентах, это становилось особенно заметно. Все эти годы, когда бы его лицо ни всплывало в ее памяти, она чувствовала к нему лишь отвращение, видя в нем лишь неумолимого, глухого к ее детским, наивным просьбам иностранца, стоящего в ее комнате. Теперь же он предстал перед ней настоящим, и она невольно вспомнила его слова: «Будь со мной этой ночью, и ты никогда не уйдешь». Ее размышления были нарушены их возвращением в цветущую и прекрасную столицу острова, и не успела она опомниться, как он уже вел ее к пункту проката велосипедов.
— Сегодня мы уже опоздали, — предположил Андреас. — Все уже наверняка разобраны. Но мы можем сделать заказ на завтра и взять их утром.
После этого они брали велосипеды почти каждый день и съездили в несколько живописных деревень. Но два дня они решили провести в столице, исследуя памятники старины.
— Я никогда еще не видела столько всего в одном-единственном и таком небольшом месте! — призналась Шани на второй день, когда они ехали по направлению к древней гимназии. К входу ее вела дорожка, по обочинам которой словно стражи стояли невысокие олеандровые деревья. Сады пестрели экзотическими цветами, аромат их, разносимый теплым морским ветерком, витал в воздухе, легко дурманя голову.
— Да это же просто рай археологии! — они слезли с велосипедов, прислонили их к дереву и продолжили свой путь пешком. Плату за посещение участка не брали, поскольку был не сезон. — Как им удалось сотворить такое чудо, Андреас? Весь этот остров буквально окутан древностью.
— Если мне не изменяет память, последнее землетрясение было здесь в 1933 году. И хотя последствия его были катастрофическими, они позволили обнаружить в почве множество древних сооружений и прочих сокровищ. Новый город был возведен в обход всей этой красоты, а археологи продолжили работу над ней, благодаря чему мы и имеем теперь возможность ее созерцать.
Они исследовали здание гимназии и всю ее территорию, посетили храмы Аполлона и Венеры, отдали должное великолепной мозаике, найденной итальянскими археологами, и под конец очутились в амфитеатре, где присели отдохнуть под теплыми лучами солнца и полакомиться сочными плодами граната, которые Андреас сорвал с растущего прямо над ними дерева.
На третий день они отъехали от города на довольно значительное расстояние в поисках ресторанчика, рекомендованного им одним из служащих отеля. Вдруг Шани остановилась и слезла с велосипеда.
— Смотри, опять старинные памятники. Даже здесь, в этой глуши. Как думаешь, нам можно войти туда?
— Здесь нет ни души. Кто нам помешает? — и правда, он не ошибся. Казалось, их окружали мили пустого безмолвия.