Все дни погоды стояли ясные, штилевые, так что парусами — а у фрегата было и парусное вооружение — пользоваться не понадобилось: «Святой Николай» успешно шел на двух гребных колесах, расположенных по бортам, делая до трехсот морских миль в сутки.
С Леонтием Андриановичем нашлось, о чем говорить, и они все две недели похода провели вместе, то в капитанской каюте за рюмочкой рома и крепким чаем, то на мостике, расставаясь лишь на время сна. Леонтий Андрианович каждый разговор сворачивал на понятную ему дорогу, вдоль которой цепочкой стояли Гавайи с их значением для РАК и России, Росс и Калифорния, Аляска и Алеутские острова, Русская Америка в целом (кстати, именно он впервые применил понятия «Русам» и «россамеры» — для удобства в разговоре) и ее влияние на Российскую империю… Эти вопросы он готов был обсуждать с утра до вечера, тем более что Баранов поделился с ним своими надеждами на преемственность, и Леонтий Андрианович в беседах с Таракановым стремился, как он выразился, «обкатать» свои идеи по развитию колонии.
О Баранове он лишь однажды обронил:
– Замечательный правитель Александр Андреевич, далеко вперед смотрит, одно плохо, что людей возле себя держит… нехороших…
– А где их взять, хороших-то? — меланхолично откликнулся Тимофей. — Какие уж есть.
– Нет, — покачал головой Леонтий Андрианович, — если я стану правителем, буду ставить на должности строго по способностям и неукоснительно следить, чтоб не воровали. Иначе порядка не будет!
– Тяжко тебе придется, Андреяныч. Чиновный люд зело памятливый и добрые дела не прощает, — вздохнул Тимофей. — Но дай те Господи сил на свершение этого подвига.
Глава 21
В тот же день
На переговоры с Каумуалии Тараканов отправился в сопровождении двух матросов, вооруженных ружьями и тесаками, и переводчика из тех промышленных, что вернулись на «Уналашке». Толмач, казанский татарин по имени Габидулла Рахматов, все пытался втолковать русскому начальнику, что местные князья и цари очень коварные и с ними надо разговаривать осторожно, призывая Аллаха в свидетели и помощники, на что Тимофей Никитич отвечал, усмехаясь:
– Ты, Рахматов, магометанин, к Аллаху близче, нежели я, — вот и призывай его. А нам, христьянам, Бога беспокоить по таким пустякам невместно.
Однако напрасно усмехался представитель Компании. Выйдя из шлюпки на пустынный, вроде бы, берег, он со всеми своими спутниками, внезапно был атакован выросшими, как из-под земли, воинами. Причем вооруженными уже не копьями и луками, а вполне современными ружьями. Сопротивляться было бесполезно, Тараканов приказал матросам сложить оружие и потребовал через толмача отвести их к владетелю острова Кауаи для переговоров.
– Владетель островов Кауаи и Лехуа великий Каумуалии повелел с пришельцами из России обращаться как с предателями, — заявил предводитель воинов, пленивших посланников. — Русский начальник Шеффер обещал военную поддержку против короля Камеамеа, а сам сбежал. И великий Каумуалии вынужден был уйти в горы, пока ничтожный Камеамеа хозяйничал на острове.
– А что значит, уважаемый, — обращаться как с предателями? — поинтересовался толмач от себя.
– Это значит привязать вас к пальмам, станцевать танец позора, а потом скормить акулам, — важно ответствовал предводитель и подал знак своим воинам.
Не успели посланники, как говорится, и глазом моргнуть, как оказались прикрученными лианами к стволам деревьев, росших неподалеку от кромки воды. И воины завели вокруг танец позора.
– А меня-то за что? — завопил толмач. — Я — не русский и никого не предавал. Я ведь жил среди вас, я ваш язык олело хавайи знаю. И у меня есть что сказать великому Каумуалии…
– О чем ты им талдычишь, Габидулла? Чего они от нас хотят? — спросил Тараканов. Рахматов не стал посвящать его и матросов, которые все переносили молча и терпеливо, в тонкости недалекого будущего.
– Подожди, Никитыч, не мешай вести переговоры, — мотнул головой татарин. — Нет, скажи лучше: какой знак надо подать капитану, чтобы пришли на помощь.
– Махнуть белым платком. Они с мостика следят за нами в подзорные трубы. Чуть что — с пушек вдарят.
– Что ты хочешь сказать великому Каумуалии? — поинтересовался предводитель. — Говори мне, а я передам то, что нужно.
– Корабль в море видишь? Он привез подарки великому Каумуалии, но на корабле есть очень большие ружья, которые одним выстрелом могут убить несколько воинов, а двумя-тремя выстрелами разрушить и сжечь целую деревню. Представляешь, что будет, если эти ружья начнут стрелять по острову?
– Таких ружей не бывает, — заявил предводитель.
– Не веришь? Прикажи: пусть кто-нибудь из твоих воинов возьмет у меня из кармана белый платок и махнет им — все увидят, как стреляют большие ружья.
Рослый воин вытащил из кармана рахматовской куртки платок и помахал им из стороны в сторону.
«Святой Николай», стоявший на якоре в двух-трех кабельтовых от берега, немедленно пыхнул пороховым дымом, присвистевшее небольшое ядро врезалось в ствол недалекой пальмы, и та, с треском переломившись, рухнула на золотой песок.
Воины Каумуалии вместе с предводителем с дикими воплями рванули в джунгли, оставив посланников России привязанными к пальмам.
Освободили их прибывшие на шлюпке матросы во главе со старшим помощником капитана, лейтенантом Андреем Рузавиным.
– Что делать будете, Тимофей Никитич? — поинтересовался Рузавин. — Миссия сорвалась? Переходим к силовой части?
– Рано, Андрей Палыч, рано. — Тараканов походил по мягкому песку, разминая затекшие ноги, помахал руками. — Миссия, почитай, токмо начинается. А это, — махнул рукой на сброшенные веревки, — это беда, ли чё ли? Так ведь знавали и хужей. Габидулла, — обратился он к толмачу, — перво-наперво поклон тебе низкой за хитрость твою, а дале — вопрос: ты в энтих местах бывал, дорогу к их князьку знашь?
Рахматов, расцветший от похвалы начальника, торопливо закивал:
– Проведу, Никитыч! И тропки знаю, и дорогу главную. Я все исходил, когда мы тут зимовали…
Идти никуда не пришлось: из джунглей на берег вывалилась целая процессия — заявился Каумуалии со всем семейством и приближенными. Вел процессию предводитель воинов — сам владетель острова толкал его в спину древком копья. Русские посланники едва успели выстроиться, как говорится, по ранжиру — то есть полномочный представитель с толмачом впереди, остальные за их спиной.
Приблизившись, Каумуалии резким тычком бросил предводителя в песок — тот распростерся плашмя, — поставил ему на голову босую ногу, украшенную нитками бус и ракушек, и величаво оперся на копье. Из-за его спины выдвинулся седовласый мужчина в длинной хламиде из разноцветных полос и произнес довольно длинную фразу. Рахматов начал переводить, не дожидаясь ее окончания:
– Великий владетель островов Кауаи и Лехуа, сын священной горы Каваикина благонесущий Каумуалии приветствует посланников своего большого брата, благословенного русского короля, и желает им богатой рыбной ловли, вкусного мяса свиней, множества плодов в садах и сладчайших напитков из этих плодов. Да пребудет так!
Тараканов поклонился и ответил:
– Главный правитель Русско-американской компании передает свое приветствие и пожелание здоровья великому владетелю и его семейству, а также его приближенным и их семействам и предлагает незамедлительно провести переговоры о торговых и иных отношениях между великим владетелем и Компанией.
Сказал без запинки, потому что выучил наизусть, как было велено Барановым.
– Это — главное вступление, Тараканыч, — учил Александр Андреевич. — Дале можешь своими словами, а это скажи точь-в-точь!
Тимофей вручил Каумуалии и его жене подарки — накидки из мехов: владетелю — бобровую, его жене — беличью. После чего русская миссия была тут же препровождена в отведенную для полномочного представителя и его окружения резиденцию — большую круглую хижину, покрытую широкими банановыми листьями. Пол в хижине застелили циновками, заставленными глиняными блюдами с местными яствами, в многочисленных тыквенных бутылках, как оказалось, содержались бодрящие и веселящие напитки. Угощали и развлекали посланников местные красотки (и верно, весьма прелестные), на которых из одежды были только набедренные повязки, то и дело ненароком сползающие, да множество ниток с бусами. В общем, все для истинно мужского отдыха…
А на следующий день прошли переговоры.
Тараканов предъявил Каумуалии оставленную Шеффером копию договора, по которому все сандаловое дерево (оно очень высоко ценилось в Китае и Европе), произрастающее на подвластных князю островах Кауаи и Лехуа, передавалось в распоряжение Русско-Американской компании, и торговать им могла только РАК; русским также позволялось основывать фактории на указанных островах; Каумуалии принимал покровительство русского императора, в случае войны с Камеамеа передавал командование своими воинами русским, а в случае победы в такой войне отдавал России для ее нужд половину острова Оаху.
Каумуалии выслушал внимательно перевод Рахматова и вдруг сказал по-русски, нещадно коверкая слова:
– Я радоваться вернуть старый договор. Я хотеть прогнать американа большие лодки. Камеамеа хотеть великая власть и не пускать русские люди на Гавайи. — И добавил уже по-гавайски: — Каумуалии готов сменить Камеамеа на главном острове Оаху, стать королем и поднять над всеми островами флаги русского благословенного короля.
– Флаги Русско-Американской компании, — поправил Тараканов. — А опосля, может быть, даст Бог — и Российской империи. Торопитесь не спеша, великий.
Каумуалии выслушал перевод и важно кивнул, соглашаясь.
На следующий день над руинами Елизаветинской крепости взвился компанейский флаг — трехполосный с небольшим черным двуглавым орлом у древка на более широкой белой полосе. В когтях орла висела лента с надписью «Российская Американская Компания», а на груди краснел щит с изображением святого Георгия на белом коне.