– Думаю, Бога это ничуть не беспокоит, — успокоил шошона Артем. — Летают же в Русаме воздушные шары… Правда без винтов, но мы вернемся, расскажем об этом самолете, и наши механики сделают такие же, даже еще лучше. Я думаю о другом: зачем юсовцам эти машины?
– Понятно, зачем, — сказал мака Быстроногий Карибу. — Вон там, на носу «птицы» корзина, посадят в нее остроглазых стрелков и будут сверху выцеливать, кого убить в первую очередь.
– А еще оттуда можно бомбы бросать, — добавил Хитрый Следопыт. — Сжечь бы их, и дело с концом.
В носовой части самолета действительно располагалась решетчатая корзина, вмещавшая человека три-четыре, и рассуждения разведчиков показались Антону весьма и весьма здравыми. Отсюда следовало, что «птицы» эти являются боевыми машинами, в отличие от воздушных шаров, расплодившихся в Русаме, с легкой руки Мирона Черепанова, в великом множестве. Шары — различного размера и разнообразной формы, снабженные хитроумными управляющими приспособлениями, — использовались для перевозки грузов и пассажиров по всей Русской Америке. Мирону Ефимовичу и в голову не пришло оборудовать их для войны, а теперь — придется. Впрочем, это несложно для любого хорошего механика, а в Русаме и Орегоне недостатка в них не было, благодаря отделению техники и оборудования в Якутатском горном училище, которым руководил заслуженный геолог Антон Козырев. Якутат, кстати, за сорок, без малого, лет своего существования превратился из крохотного поселка в 50-тысячный город, центр волости, в котором, помимо упомянутого училища, было две гимназии, пять четырехклассных и четыре семиклассных школы, большая верфь, три военных мануфактуры по производству оружия и снаряжения, железоделательный и медеплавильный заводы, несколько мелких фабрик и производств, в том числе превосходное пивоваренное. Вот с железной дорогой, которая связала бы волостной центр с другими, хотя бы близлежащими, поселками и городками, не получилось, по причине сложности горного рельефа в любую, кроме океана, сторону. Поэтому для связи с окружающим миром якутатцам служили пароходы, конные многоместные кареты (дороги все-таки построили неплохие), а с недавнего времени — воздушные шары.
– Сжечь, конечно, надо, но — потом. Мне интересно, откуда взялись эти самолеты, кто их придумал? — задумчиво сказал Артем, собственно, ни к кому не обращаясь. — Не та ли пара цивильных, которые тут всем распоряжаются?
В подзорные трубы разведчики давно приметили двух джентльменов, которых слушались даже офицеры.
Артему никто не ответил, поскольку он никого не спрашивал, и поручик принял решение.
– Значит, так, братцы: я пойду к юсовцам, как обычно, под видом охотника. Попробую разговориться с этими двумя. Вернусь — сожжем самолеты и направимся домой. Пока меня нет, за старшего, как всегда, остается Хитрый Следопыт.
Поручик не однажды проникал к американцам под видом свободного охотника, зная, как дружелюбно они относятся к своим пионерам. Для этого у него было все — костюм, шляпа, сапоги, винтовка Мортимера и крепконогий Орлик под ковбойским седлом с переметными сумами. Вкупе с хорошим английским, приправленным крепкими ковбойскими словечками, и фляжкой доброго джина экипировка всегда срабатывала. Проблем с получением нужной информации не было.
Ничто не предвещало неудачи и на этот раз.
Артем лихо прискакал в лагерь, его даже не задержал часовой на контрольно-пропускном пункте, спросил лишь имя и цель приезда, на что поручик небрежно бросил:
– Арти Зденкс, фрихантер. Хочу распить бутылочку с твоим командиром, — и проехал мимо.
Часовой завистливо вздохнул и снова устремил настороженный взгляд на дорогу, разрезавшую цветущую по весне прерию от его ног до первого поворота, где-то в полумиле от лагеря. Что там, за поворотом, скрывали травы, такие высокие, что не всякий бизон мог показать над ними свою спину?
Артем разыскал полковника Кобба, представился и попросил разрешения посмотреть на диковинных механических птиц, слух о которых расползается по прериям.
– Вот как! — досадливо крякнул полковник, подтянутый офицер с седыми висками, которые не скрывало военное кепи. — А мы-то надеялись сохранить их в тайне до начала боевых действий. Поэтому и забрались в такую глушь!
– Боевых действий? — удивился Артем. — Против кого?! Неужто мексиканцы снова нападут на Техас?
– Нну-у… есть противники и посерьезней, — неопределенно покрутил пальцами полковник и обрадованно показал на подходивших к ним джентльменов в цивильных костюмах. — Вот, кстати, познакомьтесь, мистер Зденкс, это английские инженеры Хэнсон и Стрингфеллоу, изобретатели механических птиц, которых они называют аэропланами.
– Я просто счастлив… просто счастлив… — повторял Артем, потрясая по очереди руки изобретателей. — Вот уж свезло так свезло! Хотел поглазеть на чудо из чудес, а встретился с его создателями! Неужели они летают?
– Будут летать, мистер не-знаю-как-вас-называть, — угрюмо усмехнулся один из инженеров.
– О-о, простите мою невоспитанность, — смутился поручик. — В прериях совсем одичал, на меня самого уже можно охотиться. Арти Зденкс, фрихантер.
– Уильям Сэмюэл Хэнсон…
– Джон Стрингфеллоу…
– Весьма польщен, господа. Могу ли я удовлетворить свое непомерное любопытство? Полковник сказал, что вы англичане…
– И вы хотите знать, как мы оказались в американской армии? — засмеялся Хэнсон, более молодой изобретатель, попыхивая ароматным дымом из кривой вишневого дерева трубки.
– О, да! Ведь Англия не очень жалует нас, американцев.
– Все очень просто, — хмуро сказал Стрингфеллоу. — Великобритания не приняла наше изобретение, а Джон Кэнфилд Спенсер, военный министр США ухватился за него двумя руками, и вот мы здесь. Ничего личного — бизнес!
– Мы собираемся совершить пробные полеты, — вмешался Хэнсон, видимо, не любитель длинных разговоров. — У нас все готово, полковник.
Все вместе они прошли к стоянке аэропланов. Машины стояли в очередь в начале широкой и длинной полосы очищенной от травы и утрамбованной земли.
– В корзины можно положить какой-нибудь груз, — говорил Хэнсон, — чтобы имитировать вес пассажира.
– Зачем имитировать?! — почти закричал Артем. — Возьмите меня!
– Это может быть очень опасно, — мрачно сказал Стрингфеллоу. — Мы не можем гарантировать вашу безопасность.
– А вашу?
– Мы — изобретатели и конструкторы. Нам полагается рисковать, — улыбаясь, заявил Хэнсон.
Какие они разные, подумал Артем, сошлись же противоположности. А сам заторопился:
– И мне не гарантируйте! Я могу дать расписку, что отвечаю за себя. Могу вам даже заплатить за полет. Правда, совсем немного. У фрихантера, как вы понимаете, денег куры не клюют. — Артем поймал недоуменные взгляды инженеров, полковника и пришедших посмотреть на испытания офицеров и солдат и засмеялся: — Спросите: почему? Да потому, что кур нет.
– Но деньги есть. — Хэнсон погрозил пальцем и тоже засмеялся. Смешок пробежал и среди собравшихся. — А у нас с Джоном ни денег, ни кур.
– Зато собраны аэропланы, — пробурчал Стрингфеллоу.
– Да, господа, это — дороже любых денег, не говоря о каких-то птицах, — вполне серьезно сказал Хэнсон. — Наши «птички» и летать будут, и клевать… кого найдут. — Он помолчал, оглядывая Артема. — Хорошо, мистер Зденкс…
– Зовите меня Арти.
– Хорошо, Арти, я возьму вас в свою машину. Даже без расписки. Но вы будете не просто пассажиром…
– Да? А кем же еще я могу быть? — округлил глаза Артем, хотя уже догадался кем, и Хэнсон только подтвердил догадку.
– Вы будете наблюдать за работой движка — нашей паровой машинкой. В ее топку не надо подкидывать уголь — горючим служит легкий керосин, но вы посмотрите, как она будет вести себя в полете, и расскажете нам. Это будет ваша плата за удовольствие. Согласны?
– Конечно, еще бы не согласен! — горячо заверил Артем.
Испытание аэроплана Хэнсона проходило без сучка и задоринки. Он как-то легко и даже, как показалось Артему, весело прокатился по взлетной полосе и оторвался от земли. Поручик проводил немного растерянным взглядом уплывающие вниз и назад фигуры собравшихся поглазеть на дотоле невиданное зрелище и вдруг почувствовал, как аэроплан проваливается в невидимую яму. Желудок поручика сначала подпрыгнул к самому горлу, а затем медленно пополз вниз, заставляя думать о возможных весьма неприятных последствиях. Только этого не хватало, мелькнула ужаснувшая его мысль, и Артем все силы направил на сопротивление столь болезненным ощущениям. Что-то получилось, по крайней мере опасность осрамиться отступила, и он смог трезво посмотреть вперед, на приближающиеся облака.
Так вот они какие вблизи, эти прекрасные округлые горы, похожие на сугробы, какие они с Сашкой видели в Ново-Архангельске, пока три года занимались в военном училище. Какое было удовольствие, кубарем скатываясь с крыши казармы, плюхаться в мягкие объятия матушки Зимы и потом до упаду хохотать, видя залепленную снегом физиономию любимого брата. Впрочем, Сашка видел то же самое и тоже покатывался со смеху. Где-то сейчас братишка, как у него идет разведка? От избытка чувств у Артема повлажнели глаза, но тут аппарат вошел в облако, сразу стало серо и сыро, и очарование полета пропало.
Артем заглянул под настил решетчатой корзины, где фыркал и трещал движок, не заметил там ничего настораживающего и приуныл: испытание шло слишком хорошо. Правда этого нельзя было сказать про аппарат под управлением Стрингфеллоу: оглянувшись на взлетную дорожку перед заходом в облака, поручик увидел, что второй аэроплан завалился набок и у него, похоже, сломано крыло. Вот бы и с этим случилось что-то подобное, потому как сжечь — дело нехитрое, можно построить новые, а не прошли испытания — совсем другое! Но как это сделать? Что-нибудь сломать? Только, пожалуй, распорки крыла, но и до них не добраться. И потом, свалиться с такой высоты — Артем прикинул на глазок, взяв за основу размеры всадников, группа которых направлялась по дороге в лагерь, получилось не меньше двух сотен сажен — костей не соберешь. А результат — такой же, как при сожжении аппаратов, то есть нулевой. Интересно, подумал он, на какой высоте наши «черепановки» смогут достать эту «птичку», и сколько таких машин в американской армии. Судя по тому, что воздушные испытания проводятся впервые, сейчас эти два аэроплана единственные, но после успешных полетов их, конечно, начнут строить десятками. Воздушные стрелки и бомбометатели — весьма грозная военная сила.