Короткие очереди «черепановок» Хитрого Следопыта и четвертого индейца, по имени Кваху (Орел), прекратились, когда Артем и его товарищи были от лагеря далеко и присели передохнуть.
– Ну, спасибо, братья, — сказал Артем. — Я уже в мыслях попрощался со всеми.
– Если нет надежды на победу, воевать бессмысленно, — сказал Быстроногий Карибу.
– А у нас говорят: надежда умирает последней, — улыбнулся Артем. — Как там наши, не пострадали?
– Хитрый Следопыт подумал обо всем. Он ждет нас. Ты можешь бежать ниже травы?
– Могу и ниже травы, и тише воды. Нас ждет не только Хитрый Следопыт — нас ждут Орегон и Русам.
Глава 32
1847 год
Николай Николаевич Муравьев смотрел в окно вагона на проносящиеся мимо картины Сибири. Вот уже который день они с женой, юной француженкой Катрин, после православного крещения ставшей Екатериной Николаевной, не отрывали глаз от захватывающего зрелища российской осени. Казалось бы, что от Петербурга до Москвы, что от Москвы до Екатеринбурга, что теперь — от Урала до Енисея, куда с невероятной скоростью, пятьдесят верст в час, мчался пассажирский поезд, — всюду одно и то же: березово-осиново-хвойные леса и перелески, разноразмерные поля с копнами убранных хлебов, редкие сады и множество огородов, почему-то разбитых вдоль железной дороги. Однако какая же талантливейшая художница русская осень, думал Муравьев, — как неустанно и изобретательно раскрашивает она бесконечно повторяющиеся картины своими яркими красками — порою дух захватывает и восторженные слезы выступают на глазах при виде буйного смешения веселого золота, тревожного багрянца, пугающей пламенности листвы и хмурой зелени хвои. Это вам не европейская размеренность и расписанность — тут липа, тут клен, там тополь, там вяз. В России все вперемешку и всего много, оттого и душа русского человека бунтарская и щедрая, не в пример западным прописям…
Что это я расфилософствовался, смутился Николай Николаевич и оглянулся на жену, которая сейчас спала, утомившись от длительного бдения у окна. Боже, как она вначале испугалась его внезапного назначения генерал-губернатором Восточной Сибири — этого почти самостоятельного автономного государства со своей столицей — двухсоттысячным городом Иркутском! Он тогда не обиделся и не расстроился — понимал, что ей, уроженке крохотной Гаскони, вся-то Франция казалась огромной, и Европу она вряд ли могла представить целиком, а тут Сибирь, больше всей Европы, и она, маленькая Катрин, жена полновластного хозяина этой страны! Как тут не испугаться! Но постепенно привыкла к этой мысли и теперь, глядя на сибирские просторы, ничего уже не чувствовала, кроме восхищения и гордости за мужа, которому государь доверил управление столь великой провинцией.
Доверил управление!..
Николай Николаевич пока не посвятил жену в детали этой высочайшей милости, а дьявол, как известно, прячется в деталях.
Во-первых, вот эта самая железная дорога.
Пока новоиспеченный генерал-губернатор в течение месяца знакомился в Санкт-Петербурге с состоянием дел в своей «епархии» (так он с некоторой долей иронии называл автономную Восточную Сибирь), он вникал и в историю этих дел. Узнал, что его предшественник генерал Руперт был снят со своего поста, в частности, за то, что полностью «завалил» программу строительства железных дорог, разработанную под личным руководством его императорского величества. (Николай Павлович, имея военно-инженерное образование, по свидетельству министра внутренних дел графа Перовского, с увлечением занимался сим весьма перспективным как в экономическом, так и в военном отношении прожектом.) За десять лет построили всего-то отрезок от Томска до Канска, полторы тысячи верст, а должны были — до Иркутска.
– Теперь это ляжет на твои плечи, Муравьев, — говорил император, глядя на генерала сверху вниз (он был выше на голову). — Договаривайся с Тебеньковым, это главный правитель Русской Америки, чтобы прислал тебе своих специалистов по железным дорогам, наши отчего-то плохо справляются. Им, конечно, платить надобно больше, но работа их того стоит. Да, и не надейся на Вронченко: этот скряга денег на них не даст, так что изыскивай на месте. — Муравьев хотел спросить, кто же денег даст на месте, но не решился, однако государь словно проник в его мысли: — Учись у наших американцев: они свои дороги, а их там сотни верст, строили, не прося ни у Канкрина, ни у Вронченко ни копейки. Как говорится — за счет внутренних резервов.
Николай Николаевич знал, что Русская Америка стала пионером строительства железных дорог — и не только в России, но и в Европе. Паровозы англичанина Стефенсона не выдержали конкурса с паровозами Черепановых, и европейские страны, наперегонки бросившиеся покрывать свои территории железнодорожными сетями, вынуждены были покупать у России паровозы, а заодно и вагоны — грузовые и пассажирские. Паровозные заводы построили на юге Малороссии, где обнаружились большие запасы железной руды и угля, пригодного для выплавки чугуна и стали, и конечно же на Урале, в исконной демидовской промышленной вотчине. Вагоностроительные заводы возвели там, где было много делового леса — в Воронеже, Нижнем Новгороде, а потом и в Перми, Екатеринбурге. В 1820 году начали прокладывать дорогу между столицами, в ее проектировании участвовал юный Николай Павлович; по его настоянию тогда же начались работы по выбору и изучению трассы Трансроссийской магистрали, от Москвы до Иркутска через важнейшие губернские города. Теперь, как сказал император, последний участок этой магистрали ложился на плечи молодого генерал-губернатора.
Молодого, вздохнул Муравьев, конечно, молодого: только-только стукнуло тридцать восемь и женат чуть более полугода. Он снова оглянулся на раскинувшуюся во сне Катрин, залюбовался ее обнажившейся грудью… Хорошая это придумка — спальный вагон: тут тебе и гостиная, и спальня с широкой постелью, и удобный туалет со стульчаком, для слуг — отдельное купе. А как же иначе? Вон только от Петербурга до Москвы ехать двенадцать часов, а от Москвы — сутки за сутками, разве столько высидишь?! Муравьев вспомнил, как еще совсем недавно, какой-то десяток лет назад, ездили на перекладных, да в кибитках или колясках, и, улыбнувшись, покрутил головой: вот уж верно, к хорошему быстро привыкаешь.
Итак, во-первых, «железка» до Иркутска. «За счет внутренних резервов»! Где их только искать? Ну, ладно, посмотрим, а что во-вторых, в-третьих и так далее?
Во-вторых, понятно, нужна хорошая дорога к океану. Пусть пока не железная. Тут два варианта: водой до Якутска, а дальше — тракт до Охотска, либо по Амуру до моря. Но — Амур-то ничейный: маньчжуры полтораста лет как прогнали с него русских казаков, однако сами его так и не заняли. И что из этого следует? А из этого следует, что занятие Амура ложится тоже на твои плечи, ваше превосходительство. Впрочем, на Амур России надо возвращаться в любом случае. Петропавловский порт на Камчатке зимой замерзает, через Русскую Америку и Гавайи не больно-то наторгуешься, а торговать просто жизненно необходимо, чтобы закрепиться на Тихом океане. То есть нужны незамерзающие или, по крайней мере, мало замерзающие порты. А к ним, опять же, — дороги, желательно железные!
Отсюда — в-третьих: требуется развивать промышленность. Не тащить же паровозы и вагоны через половину России. Да и рельсы тоже.
И здесь без помощи Русской Америки не обойтись. У них хорошие геологи, сталевары, опытные горные инженеры и, как это ни удивительно, рабочие руки. Если раньше Русская Америка страдала от нехватки людей, потому что опиралась только на прибывающих из России, то сейчас выяснилось, что индейцы и эскимосы не только охотники и воины, но и прекрасные рабочие.
Да, совсем забыл, усмехнулся генерал-губернатор, позарез нужен электрический телеграф. Придумали его не в Русской Америке, но она моментально подхватила новинку, профинансировала научные исследования в Императорской академии наук, и вот вам, пожалуйста, некий Якоби сделал буквопечатающий аппарат, который тут же пошел в работу. За три или четыре года этот телеграф охватил не только Аляску и Калифорнию — российские американцы протянули провод (они его называют кабель) по дну океана от Росса до Гавайев и от Шелихова до Петропавловска. Да еще и империю Орегон прихватили.
А в России только и сподобились — от столицы до столицы. Воздух там, что ли, другой, в этой Америке, что у них все спорится, а у нас тормозится? Если и дальше так дело пойдет, плюнут они на метрополию и отделятся от нее, как отделились английские колонии от своей империи. И поделом будет размазне России!
Эк, куда меня занесло, покачал головой Муравьев. С такими мыслями надо быть поосторожней: глядишь, и в революционеры-сепаратисты запишут…
За вагонным окном замелькали дома и домишки, улицы с людьми, лошадьми, повозками… закрытый полосатым шлагбаумом переезд, перед которым стояли два паромобиля, оранжевый и зеленый… двухэтажный кирпичный особняк, с портиком и колоннадой, над ним развевался на ветру государственный триколор — очевидно, городская управа…
Канск! Столица сибирских золотопромышленников! Вот они, внутренние резервы, возликовал генерал-губернатор, скинутся господа предприниматели и дорогу не только до Иркутска, но и до Пекина дотянем. Не задаром, конечно, для Китая, а баш на баш: мы вам современную дорогу, вы нам обратно Приамурье. Хватит быть собакой на сене: сам не ам и другому не дам. За сто пятьдесят лет ни одного маломальского городка не поставили, ни одной дороги не провели — не то что наши казаки: прошли два раза по Амуру и давай остроги рубить, в землю врастать, корни пускать — на веки вечные!
У генерал-губернатора даже глаза повлажнели от избытка чувств, но он постарался взять себя в руки. Служба, прежде всего служба. Поезд дальше не идет, надо пересаживаться на коляски и повозки. Тут, конечно, будет торжественная встреча с местной верхушкой общества и обед, вот на нем-то он и призовет настоятельно купцов и промышленников к участию в общеполезном деле. Оно ведь и верно общеполезное: железная дорога позволит им развернуться в торговле с Китаем и тем же англичанам укорот дать, а то они вообще распоясались — за тридевять земель от своих берегов ведут себя так, будто они в Поднебесной полные хозяева. Побили слабого и довольны: можно с него три шкуры драть, а взамен — кукиш и даже без масла! То ли дело мы, русские: куда ни придем, первым делом строить начинаем…