— Ты на реке Нуже бывал?
— Бывал. Я везде бывал.
— Не хвастай зря.
— Лопни мои глаза — на Нуже был!
— Про Аказа сына Туги что-нибудь слыхал?
— Скажешь тоже — слыхал! Да он мой лучший друг! Мы с мурзаками дрались вместе. Перед сенокосом.
— Расскажи.
— Собрались мы на охоту...
-- Кто это — мы? «
— Ну, я, Аказ, Мамлейка и еще человек десять. Проезжаем через илем, видим: мурзаки ясак собирают. Я и говорю: «Почему весной приехали — ясак собирают осенью». —«Не твое дело»,— отвечают. «Как это не мое?» — говорит Аказ.
— Кто же все-таки говорит: ты или Аказ?
— Вот прицепилась... Ну, Аказ говорит. И тут началась драка. Я одного палкой по голове ударил не так сильно. А он умер. И еще трое ясачников убились.
— Сами убились?
— В драке кто разберет. И наши тоже убились. А через неделю на илем налетели джигиты. С саблями. Как туча. А у Мырза- ная... Ты знаешь Мырзаная?
— Слышала. Прихвостень казанский.
— Верно. У него есть сын Пакманка. Выдал нас. Имена наши назвал, стал помогать татарам нас ловить. От мурзаков в лесу спрятаться просто, а попробуй от Пакманки скрыться. У него нюх, как у гончей собаки, в лесу каждую кочку знает.
— И вас поймали?
— Если бы не Мамлейка. А он спрятал нас в мечети, а туда мурзаки входить побоялись.
— Расскажи, какой он?
— Кто?
— Аказ. Я знать хочу.
— Патыр! Ростом... вот с это дерево. Чуть, может, пониже. Плечи такой ширины... вот как размах моего лука. Пусть отсохнет язык, если вру, сам видел, как он поднял камень и бросил его в Юнгу, и река изменила свой путь, потоку что камень перегородил ее от берега до берега. А как он стреляет! Сам видел: на скаку попал стрелой белке в глаз. Добр, как я, весел, как я, а красив...
— Не говори. Патыр не может быть некрасивым. Скажи лучше, есть у него невеста?
— Конечно есть! Ах, невеста? Нет, насчет невесты не знаю. Да и зачем такому патыру невеста? Чтобы обманула его? Тьфу!
— Ты не плюйся. Ты лучше садись в лодку и поезжай в Тугаев лужай и узнай, какая у Аказа невеста. Я тебя очень прошу, Топей- ка. Мне надо знать про невесту Аказа все. Поедешь — узнаешь?
У Топейки доброе сердце. Он никому ничего не может отказать. Тем более Эрви. И он сел в лодку.
Целую неделю ждала Эрви Топейку, каждый день выходила на берег. И дождалась. Он подошел к Эрви и, тяжело дыша, сказал:
— Только зря съездил!
— Почему зря?
— Нет у Аказа невесты! — Топейка плюнул в сторону. — Я говорил тебе: ему с девками возиться нет времени.
Эрви, вместо того чтобы огорчиться, радостно рассмеялась и, слегка хлестнув Топейку кистью пояса по носу, убежала домой.
Топейка еще раз плюнул в подтверждение того, что все девки, в том числе и Эрви, ничего, кроме презрения, не заслуживают.
После полудня Боранчей позвал дочку в кудо, сказал:
— Иди, красивое платье надень, умойся, причешись.
— Зачем?
— Мырзанай сватать тебя придет. Женой своего сына Пакма- на хочет сделать.
— Какой он будет мне муж? Не пойду я к Пакману!
— Я тебя, неразумная! — Боранчей замахнулся на дочь, но не ударил.— Мырзанай с Казанью торгует, он у татар в почете, он богат!
— А у Пакмана брюхо косое! — крикнула Эрви и хотела убежать из кудо. Отец поймал ее за косу, усадил рядом, укоризненно заговорил:
— Девять женихов прогнала, долго ли в девках сидеть будешь? Смотри, Эрви, года пройдут — потом больно в листочек будешь свистеть — зазывать женихов, но не подойдет никто.
— Ты лужавуя Тугу знаешь? — спросила Эрви.
— Как не знать. Сосед. Его лужай и мой — рядом,— ответил Боранчей.
— А сына его знаешь?
— Это тот, который Аку? Знаю. Хороший парень. А что?
— Я его женой стать хочу.
* * *
Каждодневно черемисы молятся в домашней священной роще. По праздникам ходят в кюсото — священную рощу всего илема. А весной перед севом со всей округи люди собираются в одно место, в священную дубраву жертвы приносят...
С утра на берегу реки Нужи собралось много народу — сегодня черемисы богов и кереметей благодарить будут. Богов у черемисов много, а кереметей еще больше. Каждому в кюсото свое дерево посажено, каждому определенная жертва нужна.
Хоть жертвы приносить начнут после полудня, люди около кюсото собрались с утра. Празднично разодетые в наряды из ослепительно белого холста люди ждут карта. Женщины в белых шовы- рах рассыпались по берегу реки, будто цветки, мужчины расселись около Япыка, который принес для торговли мелкий товар.
Мужчины сидят молча, покуривают трубки.
Зато у баб гомон. Жена Эпая, болтливая Апти, первая начала разговор. Она вчера была в соседнем илеме и слышала, будто сын лужавуя Аказ снова дрался с крымцами из-за ясака и татары убили пятерых черемисов. Пока женщины охали да ахали, обсуждая это известие, подружка Апти, глупышка Кави, перебежала к сосед* нему костру и, сделав испуганные глаза, сказала:
— Сидите вы и ничего не знаете! Аказ снова воевал с татарами и погубил пять человек из илема Атлаша.
— Из илема Атлаша?!—воскликнула пожилая женщина.— Надо найти Уравий и сказать ей. Она из Атлашей, у нее там четыре брата.
И, разыскав Уравий среди большой группы женщин, крикнула:
— О-яй, Уравий! Беда какая! Неразумный Аказ начал войну с казанцами, все твои братья погибли. Если бы знала, сколько убитых!
Через час новость Апти возвратилась к ней же. Рассказывали о большой битве между черемисами и татарами. О потерях казанцев никто не знал, зато о своих убитых было сообщено точно — пятьдесят человек.
Апти схватилась за голову и простонала:
—- Видно, ночью страшная война была! Люди зря не скажут.
Новость о войне дошла и до -мужчин, но те хорошо знали своих жен и не всему верили. Однако знали, что дыма без огня не бывает. Начали судить-рядить и заспорили. Особенно старался Ат- лаш. Он, как гусак, вытягивал длинную шею, тряс жидкой бороденкой и выкрикивал:
— Жить надо тихо! Разве можно мурзаков гневить? У них сила, а у нас?
— А что у нас? Разве мы слабее их? Разве мы трусы?
— На копье лезет только дурак,— поддерживал Атлаша Япык.— Аказ лезет на копье.
— Так ведь они нас грабят!
— Кто нас грабит? Татары? — Атлаш соскочил с пенька.—- Они законно просят ясак, который не добрали в прошлом году. Неужели мы пожалеем шкурок, хлеба и мяса, а крови нашей не пожалеем? Смириться надо, люди!
На пенек поднялся грузный Мырзанай. Он почти такой же богатый, как Туга,— он с казанцами давно торговлю ведет, и все знают, что он тоже Аказа ругать будет. Мырзанай смотрит на Тугу и сердито говорит:
— Ты наш лужавуй, однако порядка на земле не держишь, сыну своему большую волю дал. Давайте соберем старейшин и Аказа всем миром накажем. Давно пора! Пойдемте на холм совета!
В это время со стороны дороги раздался голос Аказа:
— За что же хотят наказывать меня старейшины?
— Это ты, сын мой? — спросил Туга, поворачиваясь к Аказу.— Прошел слух, что ты в схватке с казанцами погубил много людей? Правда это?
— Не совсем, отец. Пятеро моих товарищей погибли. Но зато мы прогнали насильников. Пусть они боятся нас!
К Аказу подскочил Мырзанай и, тряся бородой, крикнул:
— «Прогнали»! А если они завтра приведут в десять раз больше джигитов, нас утопят в крови!
— Разве нас мало?! — воскликнул Аказ, махнув рукой в сторону людей, — Мы соберем тогда во сто раз больше!
— И будет война, неразумный! — Мырзанай вышел на середину и добавил: — С татарами надо жить мирно. А ты их ненавидишь.
— Это неправда! Мамлей, подойди сюда.
Все повернулись в сторону дороги и увидели человека, вышедшего из-за кустов. Он подошел к Аказу и поправил черную тюбетейку на бритой голове. Одет был он не так богато, какими привыкли видеть людей мурзы.
— Вот, смотрите, он татарин,— Аказ положил руку на его плечо, - но он наш сосед, и мы вместе с ним прогоняли грабителей. Скажи, Мамлей, почему ты встал рядом со мной?
— Мой народ, как и ваш, живет трудом, охотой,— сказал Мамлей, обращаясь к присутствующим,—Мне с вами нечего делить, разве только бедность. А насильник, будь он татарин или кто другой,— мне враг. И потому я и мои родичи помогали Аказу.
— А теперь ты, Топейка, иди сюда,— позвал Аказ, и тогда по другую сторону рядом с ним встал высокий юноша в сером кафтане, с русыми и густыми, как мохнатая шапка, кудрями.
— Этот человек с чувашской стороны, и зовут его Топейка. Он тоже дрался вместе с нами.
— Чуваши еще больше, чем вы, от беев и мурз горя терпят,— поправляя кушак, сказал Топейка,— только там нет такого смелого патыра, как ваш Аказ. Я узнал про него и пришел сюда. Я рядом с ним жить хочу.
Туга подошел к Аказу, внимательно оглядел Мамлея и Топей- ку, тихо, но строго сказал:
— Ты волен выбирать себе друзей, но запомни, сын мой: воля старейшин священна на нашей земле. Без совета отцов поднимать людей на казанцев мы тебе не велим. Если еще раз ослушаешься — отдам тебя в руки стариков, и пусть они тебя накажут.
— Шкуру спустим, однако! — выкрикнул Мырзанай.— Ты сын лужавуя — тебе достойных друзей иметь надо, а не всяких бродяг!
— Я всегда был и буду послушен вам. Но простите меня, от- цы-старейшины, если враг набежит на нашу землю, я не буду удирать от него через тайную дверь изи кудо[22], как мы делали это до сих пор. Мы будем встречать их ударом. Так я говорю, друзья мои? Или не так?