И опять он оказался прав. Девушка тут же вернулась. Ловко сменила и без того белоснежную скатерть, расставила закуски, обвернула салфеткой бутылку и наполнила рюмки.
– Ну вот, умеем же. Высший класс! – подбодрил ее Юрка, не сводя глаз с румяного личика.
Девушка зарделась, но не спешила уйти, с удовольствием слушала его. Юрка нес околесицу. Антон и глазом не моргнул, как оказался самым молодым видным ученым в стране, а друг – крупным хозяйственным деятелем с севера. Спектакль тот разыгрывал, как по нотам, видать, не в первый раз.
– Ну так бы и съел такую пампушечку! – прежде чем приступить к трапезе, брякнул Юрка и сделал жадные глаза.
У Антона похолодело в груди. Так все хорошо начиналось, надо же было все испортить. Затаив дыхание, он мучительную секунду ждал, что вот сейчас, девушка смертельно обидится, отчитает наглеца и погонит их из-за стола. Но не дождался. Безнадежно отстал от современной жизни. Официантка еще нежнее посмотрела на Юрку и томно опустила густо накрашенные ресницы.
– Да ты не стесняйся, присаживайся с нами, – совсем обнаглел тот и наполнил еще одну рюмку.
– Что вы, мальчики, мне нельзя, – нерешительно отказалась та, с удовольствием наблюдая, как уверенно вытанцовывают над столом его руки – Юрка уже салат ей накладывал. – Может быть, попозже…
– Похоже, обязательно, – подхватил Юрка и вернул принесенную ею коробку конфет. – Угости подружек, а вечером мы что-нибудь поинтереснее придумаем. И то верно, кто же на своем рабочем месте отдыхает, – ввернул он многозначительную фразу.
И вновь угадал, и еще больше понравился.
– Кушайте, отдыхайте, – порхнула девушка от стола, – я в шесть освобожусь.
– Гостеприимный у вас город, мне нравится, – возвратился к Юрке его прежний голос. – Ты, Антоша, не переживай, и тебе найдем подружку, я что обещал, непременно делаю. Об одном прошу – молчи. А то сморозишь чего по неопытности. За тебя все пиджак скажет, – и неприятно засмеялся.
Антон хмуро глянул на себя в зеркальную стену и буркнул:
– На черта похож.
– Да ладно тебе прибедняться. Ты себя еще не знаешь. Я тоже не сразу смог раскрыть свои способности. Расшевели себя, и узнаешь, какие чертяки в тебе водятся.
Теплое солнце насквозь просвечивало кисею легких занавесок, разжигало в бутылке золотистый огонь. Антон вполуха слушал Юрку и думал – отчего такие нахрапистые нравятся девушкам? Может быть, потому, что жизнь их девичья неуверенна, шатка и прислониться не к кому? А такой вот крепколобый симпатичный парень с ухватками прямо-таки излучает надежность. Ну а если и привирает немного, так это от избытка сил и желаний. Антон как бы заново оценил его щедрую улыбку, твердый взгляд, крутые литые плечи и готовность немедленно сделать кому-нибудь приятное.
Юрка купался в заказанном им празднике. Хмельная энергия распирала его изнутри, как бутылку шампанское. Глаза лихорадочно блестели. Одновременно он успевал многое: пил, ел, балагурил с соседками по столику, подмигивал иностранкам из тургруппы, а между этим рассказывал Антону истории из своей жизни.
– Друг у меня, морячок, в Новороссийске живет, по загранкам ходит. Веселый человек, мы с ним весь Крым объехали нынче. Денег спалили! Это он меня с Иринкой познакомил. Ну та, которая как знала, что я к тебе заеду и сумку продуктов собрала. Пропились мы с ним в дым. Хорошо, что билет на обратную дорогу у меня был. Завтра лететь, а морячок мой Костя говорит: у меня сегодня подруга из круиза прибывает. И тащит меня в порт. Заинтриговал – там такие девочки иностранцев обслуживают! Лайнер у причала стоит, поднимаемся по трапу, идем. Я раньше думал, что у нас таких кораблей нет. Роскошь на каждом шагу, – Юрка замолкает и, похоже, на целую секунду улетает в мыслях на Черное море.
– Вдруг вижу, в коридоре мадам стоит, – он ищет глазами в зале, с кем бы сравнить, не находит и переворачивает вверх ножкой пустую рюмку. – Во, такая талия! Ну я про все забыл и к ней напрямки. Костя меня придержал за локоть – мол, куда, еще не пришли. Понял и говорит: да ты что, она тут полы моет. Так, с вывернутой шеей и провел меня мимо уборщицы. Входим в каюту, там три девы сидят. Я таких еще не видел, а ты и подавно. Ноги от плеч растут, коленки светятся. Ровно столбняк на меня напал и к стенке приставил. Молчу, словно язык проглотил. Девчонки повскакивали, окружили, защебетали. Костя меня представляет. А я глазам своим не верю – не сон ли? Еле себя сдерживаю, чтобы их не потрогать.
Антон верит и не верит, смеется. Но Юрка на его веселье не обращает ровно никакого внимания. Он уже сам себе рассказывает, погрузившись в воспоминания.
– Улучил минутку, шепчу Косте – а какая моя? Да от жуткого волнения перестарался, вышло громко. Девчонки как захохочут. Конфуз. Ну, Костя, тот молодец мужик, заявляет открытым текстом – любая, кроме моей! Легко сказать, трудно выбрать. Одна другой краше. Вижу, ближняя ко мне тянет ладошку, как первоклассница: можно я! Цап я ее за руку. Вгляделся – точно самая красивая! Тут остальные засобирались, ушли, нас оставив. Тут я совсем приободрился, руки распустил. Да и получил по пальцам, не больно, но с характерным уклоном – ишь, прыткий какой! О, говорю, какие вы гордые, даже не верится.
Юрка пересказывает приятные события, то сгущая, то утоньшая голос. У него получается, как пить дать участвовал в школьной самодеятельности.
– Жить, сибирячок, у меня будем. В каком же нам ресторане встречу отметить?
– В каком, в каком, – сразу поскучнел я. А вслух говорю: Эх, Костя, друг мой ситный, не мог предупредить, я б одним кефиром питался, придется билет на самолет прогулять. Это я к тому, что девки откровенность, в разумных пределах, уважают. Поехали в агентство! Это успеется, отвечает. Тонко улыбнулась, бровкой повела и по-иностранному что-то сказала. После вызнал что – не в деньгах счастье. Она меня многому научила потом. Вынимает из подушки целлофановый пакет, в каких крупу продают, набитый деньгами. Возьми кошелек, за все должен платить мужчина! Знаешь, я много чего повидал, но такого со мной еще не было. Чтобы меня баба на содержание взяла! Однако превозмог себя, отступать поздно. Ладно, думаю, сквитаемся. Мешок по кличке кошелек беру под мышку и поехали. Таксист всю дорогу косился. Приезжаем в ресторан…
Юрка морщится, скучным взглядом обводит полупустой зал, и не отвечает на ласковую улыбку официантки, огорченно вздыхает:
– Живут же люди. Швейцар за стеклянной дверью только рот раззявил – мол, проваливайте. Я червонцем махнул, видел бы ты, что с ним стало. Иринка ему на руки шубейку стряхнула, он ее бегом отнес и за моей курткой вернулся. Принял с поклоном. Дикие нравы…
Антон давно так не веселился.
– Хватит, уморил, Юрка, – стонет он, уткнув лицо в ладони. – Какой талант в тебе пропадает. Вруши! – и видит сквозь пальцы, как сочувственно смотрит на него Юрка и терпеливо ждет, когда можно будет продолжить.
– Ты силы-то побереги, – советует он Антону. – Дальше еще чуднее будет. Встречает нас официант во фраке. Усаживает за столик. Там так, если сумел пройти, достоин уважения. Иринка заказ делает – ни одного слова по-русски. Сижу я с кошельком на коленях, ни бельмеса не понимаю, но вид делаю. Наконец, перестала она шурум-бурум наводить, ко мне поворачивается: «А ты, лапушка, что пить станешь?» – Тоненьким голоском пропел Юрка. – Что, что! Мы с Костей последние три дня одним чаем пробавлялись. За меня будто кто сразу смикитил: чего бы побольше и подешевле. Отвечаю была не была – водки хочу! Она – сколько водки? Я и так уже от всего ошалел, а тут еще этот, черный, как грач, нависает, соображать мешает. Брякнул я от волнения: флакон! И язык прикусил, не у себя в вагончике с корешами сижу. Да поздно. Но у нее, скажу я тебе, выдержка! И глазом не повела, отчеканила официанту: флакон водки, пожалуйста!
Жду, когда официант хихикнет, страсть не терплю быть посмешищем. Но и у того выдержка! Выпрямился, удалился. Молчу, лопух несчастный. Стол разглядываю, как двоечник парту. Хрусталь, серебро, цветы, скатерть белая… Вспомнил еще, что и руки не помыл. Глядь, плывет наш черный лебедь, на крыле – поднос. Долго-долго выставляет на стол кушанья… до сих пор не знаю какое как называется… а напоследок вытягивает из ведерка со льдом, – тут Юрка замолкает, наслаждаясь паузой и смакуя пережитое.
– Флакон! – вскрикивает он. – Большой, квадратный, граненный флакон! В точку угадал. Иринка меня потом три раза заставляла пересказывать и хохотала до колик, вот как ты. Себе она рюмку французского коньяка заказала. А у меня стопка – серебряный наперсток. Хотел его еще в карман сунуть на сувенир, чтоб таким, как ты, неверующим, показывать, да забыл. С ней про все забудешь. Увлекся я, наперсток за наперстком выпил весь флакон. И ни в одном глазу. Вот состояние духа какое! Гляжу, Иринка с интересом за мной наблюдает, и я ей нравлюсь. Тут дошло до меня – а чего это я распился, будто вчера из тайги вышел? Другие интересы в жизни есть. Она все поняла, манит официанта пальчиком. Я кошелек на стол выворотил, уже не боясь скатерть запачкать, расплатился.
Едем к ней. Опять таксист косится. И Иринка в плечо мурлычет: никогда в Сибири не была, медведей не видела, таких, как ты, не встречала. Ну и я не в долгу – расписываю край свой родимый. Между прочим, девка она грамотная, институт по языкам заканчивала. За границей где только не была. Но и я не лыком шит. В общем, сплошные шуры-муры. Вдруг она таксисту велит притормозить и обождать. Вижу – церковь стоит.
Входим. Красиво. Свечи горят. Люди молятся, кто тихо, кто громко. Я и не знал, что у нас столько верующих осталось. Чувствую, уже кто-то в затылок дышит. Э! – думаю – мы так товарищи прихожане не договаривались. Оборачиваюсь – цыганка глаз не сводит с моего кошелька, как загипнотизированная уставилась. «Что, – говорю, – дочь степей, теперь и по храмам гадают?» И пятерку ей за пазуху. Только юбками зашуршала. Ищу Иринку, а она уже под иконами свечку пристраивает. Молится, не молится – поди, разбери издали.