— Холодно? Тут испечься можно!
— Тут снег, — ответил жаба. — Плжи мн-назад, я зм…мерзаю.
Одну секундочку, подумала она и спросила:
— Жабам снятся сны?
— Нет!
— О… значит, по-настоящему сейчас не жарко?
— Нет! Это тебе кажется!
— Тсс, — раздался голос рядом.
Тиффани спрятала жабу на место и задалась вопросом, хватит ли у нее духу оглянуться.
— Это я! — сказал голос.
Тиффани обернулась к пучку маргариток в два человеческих роста высотой. От этого ей легче не стало.
— Ты чокнутая? — спросили маргаритки.
— Я ищу своего брата, — ответила она резко.
— Мерзкий пацан, который все время кричит «хаччу сладка»?
Стебли маргариток раздвинулись, из-за них выскочил Роланд и юркнул к Тиффани под лист.
— Да, — сказала она, отодвигаясь и чувствуя, что лишь сестра имеет право называть брата… даже пусть это Вентворт… «мерзким».
— И грозится пойти в туалет, если его оставят одного?
— Да! Где он?
— Так это и есть твой брат? Вечно такой липучий?
— Да, я же говорю!
— Ты что, правда хочешь его вернуть?
— Да!
— Почему?
Он мой брат, подумала Тиффани. Что значит «почему», при чем тут «почему»?
— Он мой брат потому что! Теперь говори, где он!
— Ты уверена, что сможешь отсюда выбраться? — спросил Роланд.
— Конечно, — соврала Тиффани.
— И можешь взять меня с собой?
— Да.
Ну, она надеялась, что может.
— Ладно. Я согласен, — ответил Роланд с облегчением.
— Ах, ты согласен, да неужто? — сказала Тиффани.
— Слушай, я не знал, что ты такое, верно? — проговорил он. — В лесу все время попадается всякая муть. Заблудившиеся люди, куски снов, которые остались кругом болтаться… осторожность нужна. Но если ты правда знаешь дорогу, я должен попробовать убраться отсюда, пока отец не слишком переволновался.
Тиффани почувствовала, как заработал ее Второй Помысел. Он говорил: «Следи, чтобы у тебя не изменилось выражение лица. Проверь…»
— А ты давно тут? — спросила она осторожно. — Если точно?
— Ну… Все время было примерно одинаково светло… Несколько часов здесь пробыл, я так чувствую… Может быть, весь день…
Тиффани очень старалась, чтобы ее лицо ничего не выдало. Но не сумела. Глаза Роланда сузились.
— Я же несколько часов здесь пробыл, да? — сказал он.
— Эмм… почему ты спрашиваешь? — прогворила она в отчаянии.
— Потому что в каком-то смысле… я чувствую — вроде бы… дольше. Я проголодался всего два-три раза, и ходил… ну, ты знаешь… дважды, так что это не может быть очень долго. Но я много занимался всякими вещами… такой занятой получился день… — Голос Роланда угас и затих.
— Мм. Ты прав, — сказала Тиффани. — Время здесь идет медленнее. Это действительно было немного… дольше.
— Сотни лет? Не говори мне, что сотни лет! Случилось какое-то волшебство, и прошли сотни лет?
— Что? Нет! Эм-м… примерно год.
Реакция мальчика была неожиданной. Сейчас он выглядел испуганным по-настоящему.
— Ой, нет… Это еще хуже…
— Почему хуже? — спросила Тиффани, сбитая с толку.
— Если бы прошли сотни лет, мне бы дома не всыпали!
Хмм, подумала она.
— Вряд ли так выйдет, — сказала она вслух. — Твой отец очень горевал. И потом, что Королева тебя похитила — это же не твоя вина… — Тиффани остановилась, потому что на сей раз выражение лица подвело его. — Или твоя?
— Ну, прекрасная леди на коне, и сбруя коня вся в бубенцах… Она проскакала мимо меня галопом, когда я охотился, и смеялась, и конечно я дал своему коню шпоры и погнался за ней, и… — Он умолк.
— Наверно, это была не самая удачная мысль, — сказала Тиффани.
— Не то, чтобы здесь было… плохо, — проговорил Роланд. — Просто все… изменчиво. Здесь повсюду… двери. Я имею в виду, двери в другие… места… — и снова голос его угас, отдалился.
— Ты лучше расскажи мне все с самого начала, — сказала Тиффани.
— Сперва было здорово, — проговорил Роланд. — Я думал, это все, ну ты знаешь, приключение… Она кормила меня сладким миндалем…
— А что это вообще такое? — спросила Тиффани. В ее словаре этого слова почему-то не было. — Вроде говяжьих миндалин?
— Не знаю, это как? — в свою очередь спросил Роланд.
— Готовят еду такую из коровьего зоба, называется «сладкий хлебец», — ответила Тффани. — По-моему, неудачное название.
Лицо Роланда покраснело от мыслительного усилия.
— То было действительно сладкое. Как нуга.
— Ладно. Рассказывай дальше.
— А потом она сказала мне звенеть голоском, скакать и плаясать, играть и резвиться. Она сказала, что деткам все это полагается делать.
— И ты стал?
— А ты бы стала? Полным идиотом себя чувствовать. Мне двенадцать лет, знаешь? — Роланд подумал. — То есть, если ты сказала правду, то мне сейчас тринадцать, верно?
— Зачем она тебе велела играть и скакать? — спросила Тиффани, вместо того, чтобы ответить: «Нет, тебе так и осталось двенадцать лет, а ведешь ты себя на восемь».
— Она просто сказала, что все детки так делают.
Тиффани задумалась над этим. Насколько ей было известно, детки в основном спорят, орут, очень быстро носятся кругом, громко хохочут, ковыряют в носу, пачкаются и дуются. Если дитя одновременно скачет и пляшет, и голоском звенит — его, возможно, ужалила оса.
— Странно, — сказала она вслух.
— А потом, когда я не послушался, она мне дала еще сластей.
— Опять нуга?
— Засахаренные сливы. Это ну, сливы. Знаешь? В сахаре. Она все время пыталась меня кормить сахаром! Думала, что я его люблю!
Маленький колокольчик звякнул в мыслях Тиффани.
— А ты не думешь, что она тебя откармливала, прежде чем испечь в очаге и сьесть?
— Нет, конечно. Это злые ведьмы только делают.
Тиффани прищурилась.
— Ах да, — проговорила она. — Я забыла. Значит, все время ты ел одни сласти?
— Нет, я же умею охотиться. В это место иногда попадают настоящие звери. Не знаю, как. Снибс думает, они случайно находят путь сюда. И потом умирают от голода, потому что тут всегда зима. А еще, иногда Королева посылает грабительские отряды, если дверь открывается в такой мир, который ее интересует. Весь этот край как… пиратский корабль.
— Или овечий клещ, — сказала Тиффани, размышляя вслух.
— Это что?
— Насекомые, которые присасываются к овцам и пьют кровь, и не отваливаются, пока не насосутся под завязку.
— Буэ. Селянам, видимо, полагается знать такие вещи, — сказал Роланд. — Я рад, что мне не надо. Я заглядывал через эти здешние двери в парочку других миров. Но пойти туда меня не пускали. Мы в одном из них раздобыли картошки, а в другом — рыбы. Я думаю, они запугивают тамошних жителей, чтобы те им отдавали всякие вещи. А, и еще был мир, из которого берутся дрёмы. Они тогда смеялись и говорили, что если я хочу туда, то добро пожаловать. Вот туда я не хотел! Там все красное, как на закате. Громадное красное солнце на горизонте, и красное море, которое почти не колышется, красные скалы и длинные тени. А эти мерзкие твари там сидят на камнях и питаются крабами, еще какими-то существами вроде пауков, и маленькими созданиями, которые оставляют следы типа буковок. Жутко. Там было кольцо из коготков, панцирей и косточек на земле вокург каждого дрёма.
— А кто такие «они»? — спросила Тиффани, отметив для себя слово «селяне».
— Ты о чем?
— Ты несколько раз говорил «они». Кого ты имел в виду? Этот народ, который тут собрался?
— Те? Большинство из них совсем не настоящие, — сказал Роланд. — Я говорил про эльфов. Сказочных существ. Тех, над кем она Королева. Ты что, не знаешь?
— Я думала, они малюсенькие!
— По-моему, они могут быть любого размера, когда захотят, — ответил Роланд. — Они настоящие не… совсем. Они как бы… их сны о самих себе. Могут становиться зыбкими, как воздух, или плотными, словно камень. Снибс рассказывал.
— Снибс? — переспросила Тиффани. — О… такой низенький, который только говорит «снибс», а слова появляются у тебя в голове?
— Да. Он тут пробыл годы. Это благодаря ему я узнал, что время может идти неправильно. Снибс однажды выбрался в свой родной мир, и там все оказалось изменившимся. Он был так несчастен, что снова нашел дверь и вернулся сюда.
— Вернулся сюда? — спросила она изумленно.
— Он сказал, что лучше быть не у себя дома, чем быть не дома там, где прежде был твой дом, — ответил Роланд. — По крайней мере, мне кажется, что так он сказал. Он говорил, что здесь не так уж плохо, если не попадаться под руку Королеве. Что здесь можно многому научиться.
Тиффани оглянулась в сторону сидящей на земле фигурки Снибса, который по-прежнему наблюдал за щелканьем орехов. Он был вовсе не похож на того, кто учится чему бы то ни было. Он был похож на того, кто очень долго прожил в страхе, и этот страх стал несмываемым. Как веснушки.
— Но смотри, Королеву злить нельзя, — сказал Роланд. — Я видел, что бывает с теми, кто ее разозлил. Она спускала на них Шмелиных Теток.
— Ты про тех двух больших, с маленькими крылышками?
— Да! Они лютые. А если кто-то разозлит Королеву всерьез, она просто станет смотреть на него, и он… будет превращаться.
— Во что?
— Во что-то. Я не буду все расписывать, ладно? — Роланд передернулся. — А то для росписи надо было бы много красного и фиолетового. А потом их уволакивают прочь и отдают дрёмам. — Он помотал головой. — Слушай, сны здесь настоящие. Очень настоящие. Когда ты попал в них, то… на самом деле попал. И кошмары тоже. Можно умереть.
Я не чувствую, что тут все настоящее, сказала Тиффани себе. По-моему, здесь как во сне. Я почти могу проснуться.
Надо все время помнить, что настоящее на самом деле.
Она посмотрела на свое вылинявшее голубое платье, истыканное следами стежков понизу подола — его столько раз то укорачивали, то удлинняли, когда подрастали его многочисленные владелицы. Это было на самом деле.
И я есть на самом деле. И сыр. Где-то, не так уж далеко, существует мир зеленых пастбищ под голубым небом, и это — на самом деле.