— Имейте в виду, — угрожающе начал он, — мне достоверно известно, что, когда я направлялся сюда, у вас было многочисленное сборище ваших единомышленников. При моем приближении они все скрылись через эту дверь.
— Совершенно верно, — проговорил Ягуар и в знак согласия поклонился.
— Берегитесь, — продолжал генерал, — если за этой Дверью скрываются убийцы, то вы головой отвечаете за пролитую кровь.
— Генерал, — серьезно отвечал Ягуар, — нажимайте на пружину, проход свободен. Если я сочту за необходимое освободиться от вас, то, кроме самого себя, я ни в чьей помощи для этого не нуждаюсь.
Дон Рубио смело подошел к стене и нажал где следует пружину. Его адъютанты стали за ним, готовясь в случае нужды оказать помощь. Ягуар не тронулся с места.
Дверь отворилась, за ней открылся длинный, совершенно пустой коридор.
— Ну вот, генерал, разве я не сдержал своего слова? — обратился к нему Ягуар.
— Да, вы прекрасно сдержали его, нельзя не согласиться. Теперь, господа офицеры, — обратился генерал к своим адъютантам, — обнажим шпаги и вперед.
— Одну минуту, прошу вас, генерал, — остановил их Ягуар.
— Что такое?
— Я хочу вам только напомнить слова мои: я сказал, что вы закончите осмотр свой этой комнатой.
— Ну и что же?
— Я хочу сдержать и это второе свое слово, как сдержал первое.
В тот же момент, прежде чем генерал и его спутники могли что-нибудь сообразить, они почувствовали, что пол раскрылся под их ногами и они летят в подземелье, правда не глубокое, но погруженное в совершенный мрак.
— Счастливого пути! — смеясь, крикнул им Ягуар, закрывая западню.
Глава XVII. ШПИОН
Пока происходило все описанное нами в предыдущей главе, солнце закатилось, и как это всегда бывает в этих широтах, ночь немедленно спустилась на землю.
Закрыв западню, Ягуар направился было по потайному ходу к своим товарищам, но шум шагов снаружи заставил его переменить свое намерение. Он затворил дверь и вновь оперся на камин в ожидании нового посетителя.
Последний не замедлил появиться. Хотя ночная темнота и не позволяла разглядеть его лица, но по обильному золотому шитью и по бряцанию шпор и позвякиванию сабли можно было заключить, что вновь прибывший занимал высокое положение в мексиканской армии.
Тем не менее минуту спустя глаза Ягуара, обладавшие, кажется, кошачьей способностью видеть в темноте, узнали незнакомца, но это заставило его лишь нахмуриться и сделать недовольный жест.
— Кто здесь? — спросил вошедший офицер, останавливаясь на пороге и из вполне понятной осторожности не решаясь проникнуть далее.
— А кто вы сами и что вам угодно, — отвечал Ягуар, изменив голос.
— Странный вопрос, — вновь начал офицер и положил руку на эфес сабли, — сначала зажгите огонь, а то эта комната словно какая-то проклятая нора. При свете нам будет удобнее разговаривать.
— К чему, что вы хотите сообщить мне? Вы можете, наконец, оставить свою саблю в покое. Здесь хотя и темно, но это вовсе не проклятая нора, как вы думаете.
— Что случилось с генералом Рубио и его офицерами?
— Разве вы мне поручили стеречь их, полковник Мелендес? — ядовито проговорил Ягуар.
— Кто же вы такой, что знаете меня и отвечаете так дерзко?
— Быть может, друг ваш, который очень опечалился, увидев вас здесь. Лучше, если бы вы были в другом месте.
— Друг не станет так прятаться, как это делаете вы.
— Почему же не станет, если этого требуют обстоятельства?
— Оставим эту детскую перепалку… Желаете вы прямо ответить на мой вопрос?
— На какой?
— На вопрос, который я предложил вам относительно генерала.
— А если я скажу, что не желаю?
— Так я поищу средства принудить вас к этому.
— Пустые слова, полковник.
— Но я докажу вам, что они далеко не пустые.
— Не думаю. Я не сомневаюсь в вашей храбрости, сохрани Бог, она мне известна уже давно.
— Так за чем же может стать дело?
— За средствами для приведения в исполнение слов.
— Их легко найти.
— Попробуйте.
Во время разговора полковник машинально сделал один или два шага внутрь комнаты.
— А вот сейчас, — и сказав это, он обернулся к двери, которую хотел отворить.
Ягуар ответил резким смехом. Дверь была заперта и, несмотря на все усилия полковника, не отворялась.
— Значит, — сказал он наконец, обращаясь к своему невидимому собеседнику, — я — ваш пленник.
— Быть может — это будет зависеть от вас.
— Стало быть, вы желаете и меня засадить в ту же мышеловку, где, вероятно, сидит уже генерал со своими адъютантами. Что ж, попробуйте, только предупреждаю, что я дешево не дамся и буду защищаться.
— Очень печально, полковник. Вы совершенно напрасно угрожаете человеку, к которому вы до сих пор не должны бы питать ни малейшего чувства неприязни, и если бы вы узнали, кто говорит с вами, то пожалели бы о своих угрозах.
— Говорите же, что именно постигло моих товарищей и что ожидает меня.
— Мои намерения лучше ваших, так как, если бы я находился в вашей власти, подобно тому, как вы сейчас находитесь в моей, то ваш генерал дорого бы заставил меня заплатить за мою опрометчивость. Но оставим это, время идет. Генерал Рубио и его офицеры — у меня в плену. Вы сами признаетесь, что и вы также находитесь в моем распоряжении. Удалите солдат от моего дома, дайте мне честное слово, что в течение суток мексиканское правительство через своих агентов ничего не предпримет против меня — на этих условиях, и только на этих, я немедленно возвращу всем вам свободу.
— Я не знаю, кто вы, senor caballero. Вы налагаете условия, как победитель на обессиленного врага.
— А кто же вы, как не обессиленные враги наши в настоящую минуту? — резко перебил его Ягуар.
— Пусть так. Но я не могу взять на себя ответственность принять или отвергнуть ваши условия — это может сделать лишь один генерал, если только он в состоянии сейчас сказать свое слово!
— Спросите у него самого, что он думает делать, он вам ответит.
— Разве он здесь? — с живостью воскликнул полковник, делая еще шаг вперед.
— Это неважно, где именно он сейчас находится. Он только может слышать вас и отвечать. Не пытайтесь и вы узнать, где находитесь; еще шаг — и вы мертвы. Так на что же вы решаетесь?
— Я принимаю ваши условия.
— Говорите же с генералом!
Ягуар нажал пружину и тихо открылось подземелье, куда так неожиданно были брошены мексиканские офицеры. Тьма была такая глубокая, что, несмотря на все усилия, полковник решительно ничего не мог различить. Он уловил только легкий шум, происшедший от движения открываемого люка.
Полковник понял, что приходится сдаться на милость врага и постараться выйти во что бы то ни стало из скверного положения, в которое попал весь штаб мексиканской армии.
— Генерал, вы слышите меня? — начал он.
— Кто зовет меня? — немедленно отозвался генерал.
— Это я, полковник Мелендес де Гонгора.
— Слава Богу! — воскликнул генерал. — Значит, все идет хорошо.
— Напротив, все идет очень скверно.
— Что вы говорите?
— А то, что и я также в руках этих проклятых инсургентов, как и вы.
— Con mil demonios! — с гневом воскликнул старый воин.
— Вы целы и невредимы?
— Телом — да: ни я, ни мои адъютанты не получили ни малейшей царапины. Должен сказать, что этот дьявол, который упрятал нас сюда, принял кое-какие меры.
— Благодарю вас, генерал, — вдруг послышался голос Ягуара.
— А-а! Разбойник! — закричал генерал вне себя от раздражения. — Клянусь всеми святыми, что мы еще с вами как-нибудь сосчитаемся.
— Я сам рассчитываю на это, генерал, но в настоящее время, поверьте мне, вам следует выслушать, что говорит полковник Мелендес.
— Что делать, приходится терпеть, — тихо пробурчал в подземелье главнокомандующий мексиканской армией и затем вслух прибавил: — Говорите, полковник, я слушаю.
— Генерал, нам предлагают свободу на том условии, что вы дадите честное слово ничего не предпринимать против человека, который держит нас в плену.
— Ни против всех его приверженцев, кто бы они ни были, — дополнил Ягуар.
— Пусть будет так: и ни против всех его приверженцев в течение двадцати четырех часов с момента, когда будет снята осада его дома.
— Гм! — проговорил генерал. — Об этом следует подумать.
— Даю вам пять минут.
— Caspita! Это очень мало, вы вовсе не щедры на время.
— Более я не могу.
— А если я откажусь принять эти условия?
— Вы не откажетесь.
— Почему?
— Потому что вы питаете против меня сильнейшее раздражение и думаете, что вам когда-нибудь удастся отомстить мне.
— Правильно сказано. Но представьте, что я все-таки откажусь принять их.
— Тогда я поступлю с вами и с вашими офицерами так же, как вы поступили бы со мной и с моими друзьями.
— То есть?
— То есть все вы будете расстреляны через четверть часа.
Наступила могильная тишина. Слышалось только монотонное тиканье часов. Все эти люди находились в такой непроницаемой тьме, так близко друг от друга, и в то же время не могли подать даже один другому руки. Они дрожали от бессильной злобы, сердце у каждого из них готово было выпрыгнуть из груди, все чувствовали, что они попали в руки неумолимого врага, борьба с которым была если и не невозможна, то, во всяком случае, бесцельна.
— Всесильный Боже! — воскликнул полковник. — Лучше умереть, чем сдаться таким образом.
И он бросился вперед с обнаженною саблей. Но тут же чья-то железная рука схватила его, повергла на пол, и он почувствовал, как острие его собственной сабли коснулось его горла.
— Сдавайся — или смерть! — произнес над самым его ухом чей-то грубый голос.
— Нет, con mil demonios! — в ярости кричал полковник. — Я не сдамся разбойнику, убей меня.
— Стойте, — закричал Ягуар, — я приказываю.
Человек, повергнувший полковника и готовившийся его заколоть, отпустил его. Полковник поднялся; стыд и горе душили его.