– Да вот и не сделано еще, – уточнил я, подготавливая его к следующему шагу, – и конца ему не видать, стало быть. Мне так уж и самому надоело в нем путаться.
Монаха, похоже, не больно-то волновали мои проблемы – он с интересом оглядывал интерьер, с удовольствием уселся в кресло, поставив винтовку между ног.
– Пистолет ты бы мне вернул, а?
– Под расписку, что ли, брал? – Я прикинул вариант (тем более что у меня два ствола все-таки есть). – Верну. Ты его спрячь в то же место, что раньше. Это понятно, да?
– Это понятно, – сообразил Монах. – Хочешь на Боксера выйти? Только ведь не полезет он в монастырь, не тот человек. Он тебе преимуществ не даст.
Я почесал нос:
– Не даст. Потому что все преимущества сейчас у меня. Я теперь карты сдавать буду. И передернуть не постесняюсь. – Подумал еще раз (иногда не помешает). – Ты спустя какое-то время, я скажу, сообщишь ему, что Серый опять жив, но белый флаг выкинул, переговоров просит. Предложение имеет, стало быть. Обоюдовыгодное.
– Ну это потом. А сейчас как мне выкручиваться? Ты обещал меня выручить если что, – бестактно напомнил Монах.
– А сейчас дашь тревожное сообщение – мол, повязали менты твоих людей. Скажешь, спустился на виллу и кое-какие разговоры уловил. Понял, что Мещерским милиция заинтересовалась, и не на тот ли же самый предмет, вот в чем дело. Людей взяли случайно – то ли неучтенная сигнализация сработала, то ли с обыском приезжали, ты в этом не разобрался. Но, похоже, на даче тоже немного пошарили. Что искали – не нашли. Вообще – туману побольше. В твоих же интересах.
– А катер? Там наверняка шум слышали.
– Вот и хорошо. В твою опять же пользу. И Мещерского они взяли…
Однако! Я тут хорошо сыграть могу.
Я взглянул на часы – до света еще часа четыре есть. А под покровом южной ночи многое можно совершить. В частности, тайное изъятие Мещерского с места пленения. Только куда я его дену? В чулане запру? Вместе с Витой. Он, наверное, этот вариант не отринул бы.
– Все. – Я протянул Монаху ключи от джипа. – Выгони машину за ворота и жди меня. Быстро.
Я пошел в кабинет и на пороге столкнулся с Женькой. В руках – распечатанные листы, на лице – смешались два чувства: гордости за победу над компьютером и некоторого изумления по поводу результата, который он ей выдал.
– Вот, Серый, что он там прятал, – она протянула мне листки.
Я глянул на первые строки – уставился на Женьку. Она развела руками:
– Это все. Остальное – в том же роде.
Я вернулся в гостиную, сел в кресло. В руках у меня была монография (или статья, какая уж тут разница?), автор – Александр Мещерский. Заголовок: «Сравнительный анализ художественного осмысления причин, хода и итогов войны двенадцатого года в трудах Льва Толстого и Виктора Гюго».
Вот это да! Какой уж тут конверт…
Мне стало его по-настоящему жалко. Спохватился…
Впрочем, сейчас это все мирмульки.
– Женя, быстренько собери вещи для Виты, сама знаешь, что нужно женщине для, положим, трехсуточной командировки.
– Косметичка.
– И юбка, наверное.
– Ну, – Женька повела плечом, – смотря какая цель командировки. – И послушно пошла в Витину комнату.
Я отыскал в чулане побольше чемодан, бросил в него первый попавшийся костюмчик Мещерского (надеюсь, не фрак в спешке), белье, рубашки, несессер, что-то еще, подвернувшееся под руку.
– Женя! – крикнул я. – Собрала вещи?
Молчание.
Я вошел в Витину комнату и остолбенел на пороге. Сперва монография, теперь еще и это…
Комната вроде как опустела, по стенам – распахнутые дверцы шкафов и выдвинутые ящики, на кровати же – гора отобранных и сложенных Женькой «нужных» вещей. К которым она, сосредоточенно нахмурив брови, добавляла все новые и новые и шевелила губами при этом – вес, что ли, подсчитывала.
– Женечка, золото мое, – робко возразил я. – Ведь на три дня. Всего-то.
– Кто знает, что может потребоваться женщине даже в три часа. – И флегматично положила на верх огромной кучи стопку еще каких-то тряпочек.
– А зонтик зачем?
– Вдруг дождь…
Действительно, вдруг дождь…
– А другой зонтик? – это уже шепотом – голос сел.
– Вдруг солнце…
Действительно, вдруг солнце…
Ну и ночка выдалась.
Я отодвинул Женьку, распахнул чемодан, швырнул в него косметичку, две-три юбки, столько же кофточек, какую-то обувь.
Женька хмыкнула – в чемодане оставалось еще место – и положила в него самого большого краба и зонтик: вдруг солнце… Потянулась еще за чем-то, но я успел захлопнуть крышку и стянуть чемодан ремнями.
– Возьми у меня в комнате фонарь и переоденься, в море пойдем.
– Сейчас? Ночью?
– Это так романтично, Женя. С любимым, на лодке, под луной. Сама говорила.
– Серый, я устала.
– Женя, я знаю. Обещаю тебе: утром задернем шторы и будем спать весь день.
– Вместе? – уточнила она, оживившись. – И на хрена нам этот тостер, да?
– Иди, одевайся, – я подхватил чемодан и потащил его за ворота.
Монах услышал мои шаги, вышел из машины, пошел навстречу. Взял у меня чемодан, уложил на заднее сиденье.
– Поедешь до скалы, она на человека с ружьем похожа…
– Знаю.
– Загонишь под нее машину и оставишь там. Ключи, естественно, тоже. Но не в замке, под сиденье положи.
– Хлопотно с тобой, – сказал он, запуская движок. – Но не скучно.
–
Женька ждала меня на причале.
– В темноте найдешь остров? – спросил я, отвязывая швертбот.
Она спрыгнула в лодку.
– В темноте… Издалека увидим. Там, наверное, над островом голубое сияние любви стоит. Не проскочим.
Я поднял парус, и мы бесшумно, без опознавательных знаков и габаритных огней, как коварные пираты, скользнули в ночное море.
Ветер был хороший, легкий и ровный – для ночной прогулки с любимой девушкой.
Она, кстати, сидела на носовой палубе, похожая изящной позой на андерсеновскую русалку где-то в далекой Дании. Я не знаю лучшего украшения для парусника, чем женская фигура. Разве что – две. Или три женские фигуры.
В море было светлее, чем на берегу. Но все равно темно.
Женька – как только она ухитрялась ориентироваться? – изредка подавала мне знаки: правее, левее, так держать, капитан, ну куда ты прешь, бестолочь…
Я зажал румпель под мышкой, достал сигареты, но спохватился – в темной морской ночи вспышка зажигалки сыграет как проблесковый огонь маяка, могут засечь его с катера. Впрочем, они сейчас победу празднуют, мещерскую водочку пьют за его здоровье, если не перепились уже.
Шли мы довольно долго, мне даже надоело бесполезно пялиться в ночь, прислушиваться к плеску волны под носом лодки…
– Вижу мачту, – тихо сказала Женька. И протянула руку вперед.
И я разглядел в этом направлении короткий белый столбик, торчащий над водой – одиноко так, безнадежно.
Впереди сгустилась тьма, собралась в плотное пятно – остров.
– Давай их напугаем, – безжалостно предложила Женька. – Они там воркуют, а мы как заорем…
Воркуют… Заорем…
Я круто переложил руль – Женька чуть не свалилась за борт от неожиданности – и пошел вокруг острова.
– Ты куда? – зашипела она. – Уснул, что ли?
Уснешь с вами. Того и гляди – навеки. Нет уж, я как дурак голову в капкан не суну. Почему – голову, в капкан ведь лапой лезут. Сплю я, что ли?
Ну и ночка. И на хрена мне все это надо?
Я подошел к острову, лодка тихо ткнулась в него носом. Женька подхватила якорек-кошку, спрыгнула на берег и заложила его меж камней.
– Сиди в лодке, пока не позову. Если выстрелю – удирай.
Я перебрался на берег. Пригляделся. Пошел, пригнувшись, по камням. Искать логово Мещерских, стало быть.
Нашел: Женька толково все объяснила. Подкрался, хотя и не совсем это прилично было. Различил две фигуры.
Интересно. Я думал, они в тревоге и заботах, сидят скорчившись и дрожа, ожидая голодной смерти, заламывая в отчаянии руки…
Как же. Они лежали в расщелине – Мещерский на спине, Вита, прижавшись к нему боком. Она перебирала, судя по движениям руки, его волосы и что-то нашептывала. Мещерский – в темноте не видно, но можно догадаться – улыбался, слушал ее милое воркование среди моря.
– Добрый вечер, – сказал я тихо. – Вы одни?
– А… Это вы? – Мещерский приподнял голову. Казалось, он не считал мое появление своевременным. – А Женечка с вами?
– С нами, – сказала Женька за моей спиной, положив подбородок мне на плечо и с интересом разглядывая нашу «сладкую парочку». – А как же! Собирайтесь, за вами морскую карету прислали. Домой пора.
Вита села, расправила одеяло на коленях, запустила пальцы в волосы. Мещерский протянул мне руки, я поковырял ключиком в замке, снял с него наручники, сказал:
– Вам пару дней надо бы не показываться на вилле. Такой у меня интерес.
– Господи, – вздохнул он, – как же с вами сложно, Алекс. Вы хоть палатку нам привезли?
– Она вам ни к чему. Сейчас мы переправим вас на берег, там ваша машина и кое-какие вещи. Поедете в город, найдете в психбольнице доктора Пшеченкова… Вы должны его знать…
Мещерский кивнул.
– …Он вас приютит на время. В палате номер шесть, для буйных. – Я никогда и никому не прощаю необоснованной критики в свой адрес. И обоснованной, кстати, тоже. – Потом я за вами приеду.
– Когда это все кончится?
– Не я это начал, – напомнил я.
– Что на вилле? Анчар жив?
– Анчар спит. Его усыпили враги, что бы он не мешал мне. А на вилле… Задержали двоих. Искателей конверта в чужих апартаментах. – Я прямо взглянул на него – никакой реакции. Даже из вежливости. – Во всяком случае, у нас потерь пока нет, а армия противника потеряла уже четырех бойцов.
– Как это? – встревожился аристократ. – Что вы имеете в виду?
– Двоих я уже перевербовал. – Я имел в виду Монаха с Монашкой. – Они работают на меня. А эти двое, – я пожал по-мещерски плечами, – ну, скажем, безвозвратные потери в стане врага. Поторопитесь со сборами, надо затемно добраться до берега.