– Да, сборы у нас солидные.
Мы покидали в лодку богатое имущество островитян и отчалили. Вита и Мещерский сели рядышком на среднюю банку и, как самые голые, накинули на плечи одеяло, блаженно замерли под ним.
Высадка десанта прошла успешно, нас не встретили на берегу грозными окриками («Стой! Стреляю! – Стою! Стреляю!») и автоматными очередями.
Я проводил Мещерских до машины, подождал, пока они оденутся.
– Вы не догадались захватить мне патронов? – спросил Мещерский, засовывая за пояс пистолет.
– Догадался. – Я протянул ему обойму, которая попалась мне под руку в прикроватной тумбочке его спальни, и пожелал счастливого пути…
Под прикрытием прибрежных скал мы добрались до виллы, заперли за собой ворота и двери (кстати, ни один из замков не был поврежден – мастер работал) и рухнули в постель.
– Шторки задерни, – успела прошептать Женька, вырубаясь. – Ты обещал…
Разбудил меня Анчар, постучав в дверь.
Я вышел к нему.
Он был смущен. И в кепке, которая высохла за ночь, но потеряла форму. Навсегда.
– Женечка здесь? – догадался Анчар. – А Князь? Тоже возвращался?
– Проспал ты своего хозяина, – упрекнул я, закуривая, чтобы скорее прогнать дурман тяжелого сна. – Увели его.
– Кто увели? – Он вздрогнул как горячий конь под шпорами.
– Не бойся, свои. Он в другом месте немного поживет. Я так решил.
– И кепок они принесли? – подозрительно спросил Анчар.
– Они, они. Кто же еще?
– А дрова кто опять развалил? – Уже не подозрительно, а грозно.
Я вздохнул, с сочувствием сообщая ему скорбную весть:
– Это ты, Анчар. Ты упал на них.
И я рассказал ему о событиях минувшей ночи, которые он безмятежно проспал. Не все, конечно, в пределах нормы.
– А теперь дай нам поспать. Ты-то выспался. Часа в два разбудишь, ладно?
– Сделать обед? Или завтрак?
– И то, и другое. По два раза.
Он блеснул зубами из-под усов. У него это по-разному получалось: то хищно, то обаятельно. Собаки ведь тоже по-разному зубы скалят: или с угрозой, или в улыбке.
Мы проспали полдня. Потом полдня завтракали и обедали. Потом посидели на берегу. Убедились, что катер убрался с нашей акватории, что небо – синее, а море – зеленое, что алое солнце опускается в него, как положено, – и пошли опять спать.
Анчар сходил за карабином и уселся в гостиной у камина с трубкой и бутылкой вина. В кепке.
– Теперь я буду вас охранять. Всю ночь, я выспался. Вы хорошо спите сегодня, – он улыбнулся. – Если сможете. Так, да?
– Сообщение Николаю Ивановичу, Капитан, мне придется несколько исказить. Что бы избавить вас от неприятных ощущений и спасти вашу жизнь.
– Это понял хорошо. Спасибо, шеф.
– Добавлю: если менты выйдут на Мещерского со своим интересом, я уже ничего не смогу для вас сделать. Вы будете завидовать Крутому, долго и мучительно. Это вы тоже «понял», вижу.
– Этот Серый, шеф…
– Все, Серого нет больше. Или вы не уверены?
– Не уверен. Это такая живучая изворотливая скотина…
– Я бы хотел иметь пару таких серых в своем подразделении. Тогда мне не пришлось бы оправдываться перед Николаем Ивановичем, как мальчишке-первогодку… Но я вызвал вас не для теплых воспоминаний о Сером. Менты взяли моих людей. Их начнут раскручивать…
– Хорошо понял, шеф.
– Ты куда? – сквозь сон спросила Женька.
– В город. Нужно проверить, как заметка в газетке сработает.
– Опять какую-нибудь провокацию затеваешь? – Она села в постели, прикрывая грудь простыней – вот уж напрасно.
– Уже осуществил, – я нагнулся, шнуруя кроссовки. – Надо проверить.
– Посмотри мне в глаза! – приказала Женька, для убедительности требования выпуская из рук простыню. – Ты наполовину врешь, как всегда.
– Наполовину правду сказал, – буркнул я, глядя ей в глаза. – Прикройся, не уговоришь.
– Я никуда не уеду. Мы уедем вместе. Когда ты закончишь работу.
– Женя, – я пересел к ней, обнял горячие плечи, укрытые золотом волос, – пока я еще контролирую ситуацию. Но это ненадолго. Скоро станет очень трудно. Ты много помогла мне. Но оставаться здесь тебе нельзя.
– Правильно! – Она сбросила мою руку. – Соблазнил девушку, удовлетворил свою низменную страсть – теперь не нужна!
Э, нет! Ты меня в дискуссию – кто кого соблазнил – не втянешь!
– Хорошо, Женя. Билет я тебе все-таки возьму. А вопрос о твоем отъезде решим по результатам переговоров с Баксом.
– Бакс тебя застрелит – и все! Все переговоры.
– Он меня не застрелит. – Я поцеловал ее (еле вырвался), встал и набросил куртку. – Во-первых, у меня в этой игре три козыря, самых больших. Во-вторых, ты знаешь, я первым не стреляю – я стреляю последним.
– Ладно, – проворчала она, – тогда привези мне из города какую-нибудь гадость. Вроде ожерелья из крабовых клешней…
Я вышел в гостиную.
– Ты куда? – проснулся Анчар, высунулся из кепки.
Сговорились. Или одинаковый сон видели?
Он прошел со мной к машине. Подумал, трогая усы, поправляя кепку. Потом грузно уселся рядом:
– С тобой поеду. Посмотрю глазами, как ты работаешь.
Больно надо. Инспектор нашелся.
– А Женечку, что, одну оставим? Без охраны?
– Там, который наверху, – кивнул Анчар мудрой головой в сторону монастыря, – он присмотрит.
Я вздохнул. Как же вы все мне здесь надоели… Кроме Женьки. И Боксера.
– Ладно, поедем. Только кепку сними. Что людей зря пугать.
Анчар послушно бросил кепку назад.
– И на базар заедем. Женечке купим что-нибудь вкусное. Или красивое.
– О! – обрадовался я. – Купи ей бусы из крабов. Ей очень хочется. Она рада будет. Поцелует тебя.
В лоб. Пяткой.
Анчар немного подремал дорогой. Потом вдруг сказал:
– Помнишь, как я тебя сюда вез? В первый день. Ты боялся?
– Чего тебя бояться – ты хороший человек. Добрый.
– Ты тоже, – признался Анчар, подумав. – С друзьями – верный, с врагами – злой. – Опять подумал. – Если бы Сулико жила, я бы тебя на ней женил. Родными бы тогда стали. Навсегда. Я бы ваших сыновей стрелять учил, вино пить. И Женечка тоже моя сестра тогда стала. Так сказал, да? Правильно?
Распределил. Разобрался. Мечтатель нежный.
Я уже пожалел, что намекнул ему про бусы. Стыдно стало.
Но разговор мне не понравился. Прощальный какой-то. Будто на платформе стоим, отправления ждем. Только неясно еще, кто уезжает, а кто остается. И – кому хуже будет.
Я поставил машину в тени дерева, наискосок от горотдела.
Придется ждать – мне информации по времени не дали.
Анчар повертелся на сиденье – машина закачалась, как лодка на волне, – приоткрыл дверцу:
– Семечек куплю. Что так скучно сидеть?
– Сиди, не в кино.
– Что ты командуешь мне, да? – Он обиделся, сел прямо и вначале вертел головой по сторонам, вглядывался в прохожих, в торговцев, рассматривал крыши домов, шарил глазами по киоскам. Потом поскучнел – понял, что ему с профессионалами не тягаться.
Я терпеливо курил, думал о том, как буду объясняться с Володей. Подставил его здорово, не слабо, стало быть. Но и он не мальчик, успокоил я себя, знал, как с Серым связываться…
Наконец где-то около десяти к зданию горотдела подошел зарешеченный «уазик», остановился напротив дверей.
– Не пялься, – прошипел я Анчару. – Отвернись.
Из здания вышли люди. Попарно. Словно по-детски держась за руки. В каждой паре – один из ночных гостей виллы Мещерского.
Что ж, я их на эту дорогу не толкал, они сами ее выбрали. Стало быть, пусть и идут по ней до конца.
По принципу Серого: чем меньше, тем чище.
Выстрелов слышно не было. У шедшего в первой паре – маленького – дернулась назад голова, он завалился на конвоира, пачкая его рубашку хлынувшей изо лба кровью. Второй, едва не опрокинув своего сопровождавшего, рванулся было назад в здание, но его сильно ударило в затылок – и они упали оба.
Короткое замешательство. Но тут же из здания высыпали ребята в жилетах и с автоматами, укрылись за машинами.
Но выстрелов больше не было.
Убитых, отстегнув от конвоиров, втащили в здание. Автоматчики рассыпались по улице, началось прочесывание.
К нам подбежал офицер:
– Что здесь надо? Документы!
– Семечек купить хотели, – ответил я.
– Двигай отсюда. Проезжай. А то будут тебе семечки, десятка два.
Я послушно тронул машину. В зеркальце мне показалось, что в одном из окон горотдела мелькнула Володина тень, грозящая мне кулаком. И матом.
Мы заехали на рынок за бусами для Женьки, потом за билетом для нее же, а потом я завернул к психбольнице, спросил у охранника в воротах доктора Пшеченкова.
– В кабинете, – лениво кивнул он в сторону одного из корпусов. – Только я тебя не пропущу. Здесь режимные правила.
– В тот-то раз пропустил, – обиделся я намекая глазом, что пропустил он меня далеко не за «спасибо».
– Да? – удивился он. – Тогда проходи. Корпус два, комната три.
…За дверью комнаты три в корпусе два слышалось интимное женское хихиканье на фоне довольного мужского баска.
Я отворил дверь. На коленях доктора сидела полуголая куколка, и он щекотал ей пышными усами обнаженную грудь.
Куколка вскинула голову, лупнула фарфоровыми глазками, вспорхнула и скрылась за ширмой. Доктор застегнул халат и встал.
– Пациентка, – пояснил он. С досадой добавил: – Как вы всегда не вовремя.
– Сеанс сексотерапии прервал?
Пшеченков развел руками – что ж поделаешь, работа такая, сеанс.
Я кивнул в сторону ширмы.
– Лапочка, – проворковал доктор, – одевайся, зайдешь попозже – мы продолжим курс, попробуем с вами нечто новенькое, из опыта восточных психотерапевтов. – И с сожалением посмотрел ей вслед, «кусая длинный ус».
Повернулся ко мне:
– Ну-с, батенька, что привело вас в сей дом скорби? На что жалуетесь?
– Мещерские у вас? – осадил я его.