Нападавшие, увидев, что казаки побежали, стали палить им вдогонку. Кого-то пуля настигла в реке, кто-то упал наземь уже на берегу. Баловень с частью отряда успел выскочить из окружения и со всей мочи припустил подальше от гиблого места.
Польские жолнеры, не зная куда деваться, сгрудились около своего командира. Их быстро окружили, и после недолгой схватки ни одного живого поляка на берегу Комелы не осталось.
Победители бросились освобождать пленников. Кто-то узнал знакомых, кто-то родню.
Иван Соколов, пришедший с отрядом на помощь городу, обнял свою жену Аграфену.
– Мы верили, что спасемся, – шептала она, прижавшись к мужниной кольчуге.
– Сынок с тобой? – тревожно спросил Иван.
– Нет его тут, они с Феклушей схоронились. Даст бог, останутся живы, я могу только верить.
– Вернемся в город, все узнаем, – мрачно ответил муж. Он корил себя за то, что не смог сберечь семью от беды.
Неделю с небольшим назад князь Пожарский получил сведения, что отряды ляхов и казаков хотят идти на север воевать города и села, не тронутые еще погромами, и отпустил вологодское воинство назад. Пожарский наказал беречь свои города от казачьих отрядов.
Отряд, где воевал Соколов, встретил на пути гонца воеводы Одоевского. Тот торопился к Пожарскому и коротко рассказал ратникам о набеге на Вологду. Ополченцы поспешили на помощь. Дорога до села Грязевицы одна, можно успеть перехватить супостатов.
Крестьянин одной из комельских деревень поведал им, что неподалеку от реки в лесу у дороги остановились казаки с большим обозом и пленными. Ратники, развернув порядки, прямо с марша вступили в бой и разгромили неприятеля.
Наступивший рассвет осветил картину ночного сражения. Более полусотни захватчиков нашли свою смерть в Комельском лесу. Среди них были не только поляки и черкасы.
– Смотрите, ребята, – это наш, вологодский, Гришка Мокрый! – узнал кто-то в мертвом теле грабителя. – И он с ними… У-у, сотона!
Среди павших ратники обнаружили тела двух воинов в белых одеждах. Оба погибли от пуль. Казаки надругались над мертвыми, изуродовав лица так, что опознать героев не было никакой возможности.
– Кто это, знаете? – спросил Иван Соколов.
– Не ведаем, – на разные голоса отвечали бывшие пленники. – Они появились ночью, сначала стреляли из лука, потом с мечами напали на казаков. Многих ворогов положили, храбрецы, а сами – как заговоренные, словно сабля их не берет. Только против пули заговор не подействовал, убили казаки храбрецов из пищалей.
– Кто-нибудь признает этих людей? – снова просил Соколов.
Таких не нашлось.
– Не ангелы ли это небесные? – спросила Соколова девочка лет двенадцати. – Я слышала, что, когда людям плохо и надежды на спасение нет, спускаются с неба двое в белых ризах, отец и сын, и громят врагов.
– Смотрите, крестов-от на них наперсных и в самом деле нет! – Охнула одна из баб. – Не иначе нечистая сила?
– Дура, – обрезала ее жена воеводы Долгорукова, – может, это и неведомая сила, но точно не нечисть. Нечисть со своими не будет сражаться, – она с ненавистью взглянула на мертвых захватчиков.
– Вся правда, – согласился Иван Соколов. – Надобно в город поспешать, мы на конях вперед поскачем, а вы с обозом – следом.
– Я с тобой, – схватила мужа за стремя Аграфена.
– Садись!
Часть ратников во главе с Иваном Соколовым поскакала в город, другие остались на месте. Старший отряда велел собрать все оружие, снаряжение, огневой припас, вдруг пригодится: Смута-то еще не закончена. Пересчитали и награбленное казаками. Порешили: если кто в городе свое опознает – вернуть хозяевам. Все остальное продать и деньги отдать погорельцам и на новое церковное строение.
Убитых казаков и поляков свалили в яму среди леса недалече от речки и засыпали с горой землей.
С той поры в Комельском лесу появился разбойничий курган. Стоит себе холм посреди ровного места, и кто мимо случаем пройдет, на того страх нападает и голоса чудятся. Погребены там разбойники без отпевания, и нет их душам покоя.
Своих раненых, а также мертвых белоризцев ратники положили на подводы и направились в Вологду. Шли в полной тишине. Каждый думал о своем – жива ли родня, цело ли имущество. Все понимали: надежды на благоприятный исход не много, но до последнего продолжали верить.
С горы, на которой стояла сожженная казаками деревенька, открылся вид на город. Ополченцы не узнали Вологду. Не было видно высоких шатровых колоколен. На месте, где раньше были дома, то тут, то там поднимались дымы. Ветер то и дело раздувал пламя на пепелищах, и огонь подбирал то, что еще не успело сгореть.
– Как называется деревня? – спросил один из ополченцев.
– Если по-прежнему, то Починок; от него тепереча остались одни огарки.
– Значит, сызнова будет деревня Огарково, – грустно пошутил ратник.
Спустя годы писцы по указу царя будут составлять книги, где описаны деревни, земли и крестьянские дворы. Тогда-то и появятся новые названия: Погорелово, Огарково, Погарь и другие подобные, как недобрая память о казацком нашествии.
В сентябре 1612 года, когда казаки сожгли Вологду, никто еще не знал, что все напасти у жителей Вологодского края будут впереди. Люди верили князю Пожарскому и близкому окончанию многолетней Смуты.
Через два дня после разорения в Вологду вошел отряд белозерских ратников, и город снова получил охрану. Впрочем, охранять приходилось только развалины и то, что спасли купцы, укрывшиеся на судах.
Главный виновник вологодского разорения Нечай Щелкунов остался жив.
Спрятавшись после начала набега в каменной воротной башне, он, как только казаки углубились в город, выбежал на Нижний посад, оттуда – к себе в дом на Козлёнском сороке: так называли тогда будущие кварталы городской застройки. Захватил все нужное и поспешил к реке. На нижних пристанях, где было много судов, он заскочил на какой-то струг, отплыл вниз по течению реки Вологды и вместе с другими спасся.
Когда стало известно, что разбойники ушли из города и потом были разбиты отрядом Ополчения на Комеле, он в числе многих вернулся и стал убиваться по поводу разграбленного имущества.
Убиваться было от чего. Атаман Баловень обманул Нечая, ограбил Вологду, поджег и ушел восвояси. У Щелкунова сгорело все: и двор, и домовая церковь; все случилось, как и предсказал ему старец Галактион. Только припрятанные в надежном месте деньги уцелели. Но самое обидное Щелкунову было то, что ему именем польского королевича был обещан дьячий чин, которого теперь не видать, как своих ушей.
«Где теперь этот Баловень, – размышлял Нечай, – да и жив ли после всего?» Сам Нечай оказался здоров, при деньгах – все остальное, как известно, приложится. К тому же о его делах с Баловнем никому не известно, а значит, и повода для опасения насчет будущего нет.
«Иуда» так и прожил до конца своих дней в Вологде, оставшись уважаемым человеком. Никто так и догадался, какую роль сыграл он в печальных событиях вологодского разорения. Всегдашним укором ему была крепнущая в годах слава прозорливца – старца Галактиона, слава о котором разрасталась год от года.
Через двадцать лет после разорения новый вологодский архиерей Варлаам приказал на месте кончины Галактиона выстроить храм, записать сведения о нем, его чудесах и пророчествах. Собрали все, что могли: были и небылицы. Из них и составили житие. Но то ли по ошибке канцелярской, то ли по недосмотру или чьему-то попущению вкралась неточность. Мирская фамилия Галактиона «Белёвский» была написана без выносной буквы «В». Гласные буквы в скорописи той поры тоже пропускали для бумажной экономии. В итоге фамилия изменилась и стала «Бельский». Род известный, Гедиминовичи[60], но ведь совсем другой!
В Москве представленное житие прочли и вернули назад как сомнительное. И ведь правы были! Что еще за князь Гавриил Бельский? Не было такого и быть не могло! О Бельских еще покойный воевода Долгоруков вещал: бояре Бельские, все три брата, и чадами и домочадцами известны. Нет среди них Гавриила. По сему видать, что житие подложное.
Между тем монастырь в Вологде, именуемый Галактионовой пустынью, окреп и стал одним из главных в городе. При царе Петре за церковной оградой обнаружили домовину с прахом преподобного. Снова в Москву улетела грамота с просьбой разрешить обретение мощей – и снова последовал запрет. Ошибка, допущенная почти сто лет назад, так и не была исправлена. Более того, патриарх приказал мощи не вскрывать, зарыть обратно и более к этому делу не возвращаться. Так и не стал Галактион общерусским святым. Но среди местных преподобных, имеющих почитание в границах епархии, он по – прежнему остается одним из самых значимых, как предсказавший «вологодское разорение».
Глава 15
Уходя из Вологды, казаки зажгли посады, но дом Соколовых, к счастью, уцелел. Огонь поглотил соседний двор Василия Мологи и остановился из-за дождя, лизнув черным языком только часть забора между дворами.
В доме никого не было. На дворе Иван Соколов обнаружил свежую могилу, где находилось тело работника из кузни и обезглавленный труп подьячего Лариона. Голову подьячего также вскоре нашли. Второй работник, Тимоша, пропал без вести.
– Феклуша, деточка, где ты? – звала Аграфена. С каждым криком она все больше приходила в отчаяние.
– Не ее ли сожгли вместе с Галактионовой кельей? – спросила проходившая мимо баба. – Мы-то в лесу схоронились, видели, как она там ходила, как казаки зажгли клеть и забили палками старца.
– И что же вы не вмешались? – сурово спросил Иван Соколов.
– Не смогли, страх овладел, – ответила баба, – куда же мы против казаков.
– Ясно все: старец, значит, не испугался супостатов, а вы наоборот? – Мрачно закончил разговор глава семейства. – Поехали, Аграфена, на Содемку, вдруг Господь нам поможет.
Феклушу и мальчика они нашли на берегу речки рядом с подземным жилищем.