— Мне это Варя приготовила, — вдруг подаёт голос Волокита.
— Не тебе, ничтожество, а мне. И готовить твоя девка, будет каждый день. Передай своей няньке, от меня спасибо, — взяв из коробки вилку, а насадив на неё котлету говорит Тимирязев.
Волокита поднимает голову. Пугливо озирается, сглатывает...
— Тимирязев, положи мой обед на место. Извинись и свали отсюда.
— Ой дурак! — восклицает Люба. — Беги придурок, он тебя убьёт.
Тимирязев, внимания не обращает. Откусывает от котлеты, мыча и закрыв глаза жуёт.
— Хорошо готовит. Завтра принесёшь не четыре, а шесть. Попробовать хочешь? На. Открой пасть, собака.
Тимирязев смеясь тычет котлетой в лицо Волокиты. Хватает его за волосы, дёргает... Скидывает со стола и пинает в живот.
— Кха, слабак. Бьёшь как девка, — стонет скрученный на полу Волокита.
— Мочи его, Саша, — начинает прыгать Жигунов. — Он тебя девкой назвал. Бей! Вышиби из него всю дурь. Пусть кровью за такие слова захлебнётся.
Тимирязев положив котлету на стол, поднимает Волокиту и бьёт в лицо. Голова бедолаги откидывается назад. Из рассечённой брови течёт кровь.
— И это всё? — стонет пытающийся сфокусировать взгляд Волокита. — Хах.
Зарычав, Тимирязев несёт Волкиту к стене. Одной рукой держит за шею. Второй бьёт в лицо.
— Остановите это, — встаёт Вероника Жигунова. — Он же его убьёт.
— Не лезь, — рычит на неё Жигунов. — Не твоё дело.
Избиени продолжается. Глаза волокиты заплывают. Он как тряпичная кукла болтается. Но тут...
— Осмелел, гадёнышь? — рычит Тимирязев и суёт под нос Волокиты кулак. — Решил когти показать... А вот это видел? Чем пахнет?
— Твоей мамой, — выдаёт Волокита и кусает сунутый под нос кулак.
Столовая содрогается от рёва Тимирязева. Волокита падает, поднимается и бьёт Тимярезява между ног, от чего тот сгибается.
Волокита крутится на месте, снимает со стены огнетушитель и бьёт им Тимирязева по голове. Валит на пол, садится сверху, и огнетушителем, превращает его лицо в кровавое месиво.
— Сука! — нанося удар за ударом, рычит Волокита. — Говорил же, не трогайте.
Огнтушитель высоко вверх, удар. Тимирязев издаёт полный боли стон. Скидывает Волокиту, прижимая руку к лицу переворачивается. Встаёт на колени и убрав руку выплёвывает на пол выбитые зубы. Пытается встать... Получает огнетушителем в затылок и со стоном вытягивается на полу. Волокита задыхаясь бьёт ещё несколько раз по голове. Отбрасывает огнетушитель и шаркает к столу. Садится, взяв вилку вытирает её о пиджак, смотрит на севшего на стул Жигунова...
— Тебе конец, — вздрагивая выдыхает Василий.
— Точно, — кивает Рябинин.
Волокита вздыхает. Поворачивается к Рябинину и плюёт кровью ему в лицо. Хватает Жигунова за волосы, прижимает вилку к его глазу и надавливает.
— Значит слушай меня сюда, выродок. Я сейчас тебе глаз достану и съем его. А ещё раз подвалишь ко мне, или бумажку в спину бросишь, я тебя как девку обесчещу. При всём классе. Ты меня понял? Я не слышу!?
— П-понял...
— Пошёл вон, собака сутулая! — столкнув Жигунова на пол рычит Волокита.
Жигунов, всхлипывая отползает. Волокита цепляет котлету хмыкая откусывает. Жуёт и закатив глаза падает на стол.
— Люба, — смотрит на сестру бледная Света. — Ты тоже это видела? Мне не приснилось?
— Нет. Но как? Наше травоядное... И вдруг так...
В столовую врывается офицер-воспитатель. Жигунов и Рябинин сразу бросаются к нему наперебой рассказывают о том, что Волокита с ума сошёл. В то что Волокита сошёл с ума офицер не верит. Жигунов и Рябини отправляются к директору. Тимирязев и Волокита в медпункт.
Волокушины смотрят друг на друга, синхронно кивают.
— Слава! — вскакивают они. — Слава, как ты?
Спокойно сидящая Вероника Жигунова, чему-то улыбается. Вытирает салфеткой губы и злорадно хихикая встаёт.
Некоторое время спустя. Кабинет директора. Слава.
Стоим. Я, с заплывшими глазами. Перепуганный Жигунов. Бледный Рябинин и Тимирязев голова которого замотана окровавленными бинтами. Перед нами, держа подмышкой трость, стоит и смотрит на нас через монокль, крепкий мужик, в форме, с погонами полковника на плечах. Серьёзный дядька. Чёрные волосы, виски седые, усы, борода. Внушает. Этот шутить точно не будет.
Директор академии, отставной полковник, Гурьянов Владислав Дмитриевич. Человек ну очень крутого нрава, которому плевать на титулы, звания, кто чей сын и всё остальное. Он не ссыльный. Он здесь по своей воле. Это значит, у него полномочия, все звания и награды при нём. Плюс все солдаты, что в нашем городе Опал, будут на его стороне.
— Ну-с, господа. Начнём. Итак, что случилось в моей школе?
— На нас напал Волокита, — выдаёт Жигунов.
— Напал? — наигранно удивляется полковник. — Ай-яй-яй. Один, на троих. А я всегда знал — псих он. Маньяк. Прикидывался добреньким, строил из себя тихоню. А как только момент настал, то тут же напал.
— Именно так, — гнусавит Рябинин.
— Вы кому врать надумали, щенки?— упирая наболдажник трости в подбородок Жигунова спрашивает директор. — Или вы думаете я не знаю как вы относитесь к Волоките? Или вы, ваша светлость барон Рябинин, наивно полагаете, что мне не доложили как вы сегодня из кожи вон лезли пытаясь довести одноклассника? Ошибаетесь! Я знаю всё и обо всех. Я знаю сколько квадратиков бумаги ты, сучонок, в туалете отрываешь.
— Волокита виноват, — мямлит Рябинин.
— В чём? В том что вы, жертвы инцеста, о последствиях своих действий не думаете?
— Мы просто шутили, — возникает Жигунов. — Мы не виноваты что Волокита шуток не понимает.
— Шутки значит, — округляет глаза директор. — Шутки? То есть, оскорбить Волокиту, его невесту, как последние бездомные отобрать обед, это по вашему шутки? Это по вашему смешно. Ну что же. Раз у всех такое приподнятое настроение, давайте-ка я вас ещё сильнее обрадую. Тимирязев, десять ударов тростью. Ты просто шавка на поводке, к тому же получил своё. Сколько зубов потерял? Шесть? Мало, я бы за такое челюсть сломал. Рябинин, ты как главный прихлебатель Жигунова, глаза б мои на тебя не смотрели, получишь двадцать. Ну и, собственно, сам гвоздь программы. Жигунов Василий Павлович. Вам, ваше сиятельство, как главному нарушителю спокойствия и зачинщику беспорядков, светит главный приз. Тридцать ударов тростью, по месту ниже спины, которым вы, к сожалению, думаете. Штаны спустить!
— Ваше высокоблагородие, — всхлипывает Жигунов. — Я граф. Меня нельзя бить. А я отцу пожалуюсь!
— Да ты что? — закатывая рукава спрашивает полковник. — И что он сделает? Снова придёт и слюни на меня пускать будет?
— Пожалуйста, — держа штаны плачет Рябинин.
— Ха-ха...
— Волокита, — щурясь смотрит на меня полковник. — Что тебя забавляет?
— Ваше высокоблагородие... Прошу меня простить. Просто забавно видеть, как два графа и барон, на самом деле, не имеют ни капли чести и уважения к себе и старшим. Плачут, сопли по лицу размазывают.
— Пять ударов, — кивает мне полковник.
— Виноват, признаю. Готов понести наказание.
— Штаны спускаем! Все!
Спускаем. Начинает директор с Тимирязева. Бьёт по отечески, с оттягом. На пятом ударе, Тимирязев сдаётся и начинает выть. Однако стоит. А вот барон Рябинин, после первого же удара падает и вереща катается по полу. Умоляет не трогать, говорит что всё понял.
Не спасает. Полковник вызывает офицеров-воспитателей. Которые поднимают Рябинина, укладывают мордой на стол. После чего директор всё же проводит экзекуцию.
Когда дело доходит до Жигунова, главный забияка, задира и альфач класса, падает в обморок. Что помогает так себе. Свои тридцать ударов, он всё же получает. Не особо сильных, однако задница светиться начинает.
И тут дело доходит до меня. Три удара, хоть и с трудом но выдерживаю. А вот остальные... Не кричу, даже не дёргаюсь. Однако покричать от боли очень хочется.
— А теперь слушаем меня, щенки, — закончив обращается к нам директор. — Мне плевать кто вы такие, из какого клана и кто ваши родители. Мне плевать на заслуги ваших родственников. В моей школе, вы будете жить так, как я скажу. Жигунов, ты у меня давно напрашиваешься. Пороть тебя буду с особым удовольствием. Все сводны. Волокита, задержись.
Вытирая слёзы и шмыгая носами, ученики выходят. Директор садится за свой стол. Внимательно смотрит на меня. Вздыхает и достав из ящика стола бланк быстро заполняет его. Ставит печать и протягивает бланк мне.
— Ваше...
— Иди домой, отлежись денёк. Не спорь, я вижу тебе плохо. Сотрясение на лицо. По-другому нельзя было?
— По-другому никак. Человеческий язык они не понимают.
— Я всё думал, когда же тебе надоест унижаться. Честно признаюсь, не ожидал. Я уж думал Борис Всеславович меня разыгрывает.
— Вы знакомы?
— С Медведевым? Да, давно. Воевали вместе. Он мне звонил, просил присмотреть за тобой. Говорил что ты не тот что раньше. Теперь я и сам это вижу. Да и присматривать за тобой, как я вижу больше не надо. Иди, но послезавтра на занятия.
— Благодарю, господин полковник. Разрешите идти?
— Идите, — улыбается директор. — Домой. И да... Молодец, Слава.
Вот как. А Медведев... Моё уважение. Моё уважение...
Выхожу в коридор. Не подавая вида что сейчас сдохну, упаду и от сотрясения заблюю всё вокруг, улыбаясь иду в класс. Захожу, улыбаясь беру рюкзак.
— Слава, — подбегают сёстры Волокушины. — Ты как?
— У меня всё хорошо. Мне нечем вас порадовать.
— Зачем ты так? — качает головой Люба. — Мы же со всей душой...
— Со всей душой сожалели о том что я не сдох? Тише шептаться надо. А не на всю столовую! Вам самим не стыдно? Красивые девушки, умные. А своему жениху смерти желаете.
— Мы... — начинает Света.
— Вы мне после такого как в глаза смотреть собираетесь? Через два года, у нас свадьба. Потом мы будем жить вместе. В одну постель спать ложиться. И что, вы мне вместо доброй ночи,
смерти желать будете? Ох, я так и вижу нашу спальню. У кровати урны. Вы целуете меня перед сном, а потом рот полощете и в урны сплёвываете. А как детей будем заводить? И ведь это надо будет сделать. Вы что, детей ненавидеть начнёте? Потому что они от меня?