— Ну всё, я пуст, — видя в руках Соколовой два туза поднимает руки начальник полиции.
— Спасибо за прекрасную игру, — сгребая к себе деньги улыбается Алла. — Господа, прошу меня простить, но вынуждена покинуть вас. Или есть ещё желающие испытать судьбу?
— Есть, — садится за стол Жигунов. — Позвольте представиться, Павел Петрович. Граф Жигунов.
— Баронесса Соколова, — протягивая ему руку кивает женщина. — Алла Сергеевна.
Руку Жигунов не пожимает, а на иностранный манер целует. Зовёт служащего, называет его официантом. Заказывает себе и даме лучшее вино.
— Оу, я вижу вы человек заинтересованный, — улыбается Алла. — Официант, поцелуй.
— Иду в ногу со временем. Стараюсь быть предельно галантным.
— Не часто такое увидишь. Павел Петрович? Играем?
Начинается игра. Играют в двадцать одно, общаются, выпивают. Жигунов ловит себя на мысли что Соколова идеальная. Всё в ней кричит о превосходстве, тонких манерах и заморском стиле. Движения, манера речи, иностранные слова...
И игра, по мнению Жигунова она сегодня интересная. Идёт с переменным успехом. Деньги, распаляя азарт перемещаются по столу. Зрители затаив дыхание следят за тем кто возьмёт банк. И за тем чтобы оба не мухлевали.
Видя какая азартная, весёлая и властная женщина перед ним, Жигунов забывает обо всём на свете. Алкоголь, декольте Соколовой, её прищур и явный интерес проявляемый, сводят Жигунова с ума и заставляют плюнуть на осторожность.
А Соколова, им явно интересуется. Строит глазки, поводит плечиками, смеётся от его шуток и сама сыплет комплиментами в адрес внешности Павла и его остроумия.
— Двадцать одно, — демонстрируя карты улыбается Жигунов. — Я выиграл.
— Королевское, — бросая на стол два туза улыбается Соколова. — Ваши деньги, переходят ко мне.
— К-как... Мы... Мы?
— Играли на все, — складывая чеки и расписки кивает Соколова.
— Ещё раз.
— А деньги у вас есть? — морщится Соколова.
— В долг. Сейчас расписку напишу.
— Сумма на столе внушительная, — хмурится Соколова. — Расписки, чеки, по самым скромным прикидкам, тысяч под сто наберётся. Целое поместье купить хватит. Павел Петрович, вы бы успокоились.
— Деньги у меня есть, — заполняя бланк врёт Жигунов. — Какие-то сто тысяч, для меня не проблема.
Заполнив бумагу, Жигунов. Ставит подпись, бьёт по бумаге печатью находящейся в перстне. Улыбаясь двигает документ Соколовой. Алла внимательно читает бумагу, кивает и двигает на середину стола весь свой выигрыш.
— Алла Сергеевна не боится остаться ни с чем? — интересуется Жигунов.
— Алле Сергеевне, — улыбается Соколова. — Жить осталось три месяца. Как только начнётся сезон, по приказу Императора, я отправлюсь к порталу откуда могу не вернуться. А вы, Павел Петрович, не боитесь в долги забираться?
— Пфе...
— Обожаю уверенных в себе мужчин. Играем.
Игра начинается. Жигунов получает две карты, не сдерживая улыбки откидывается на спинку стула, берёт бокал и залпом выпивает.
— Ещё, — посмотрев в свои карты мрачнеет Соколова.
Получает карту, фыркает...
— Две десятки, — выбросив карты улыбается Жигунов. — Алла Сергеевна...
— Тройка, — переворачивая карты злорадствует Соколова. — Семёрка. Туз. Двадцать одно. Вы проиграли.
— Ещё раз! — кричит Жигунов.
— Павел Петрович, не надо.
Соколову уже никто не слушает. Жигунов пишет ещё одну расписку, на двести тысяч. Подписывает, ставит печать и бросает на стол.
— Ладно, — качает головой Соколова. — Вечер обещает быть интересным. Играем.
Игроки снова получают по две карты. Просят ещё по одной. Соколова глядя в свои карты, снова улыбается. Жигунову явно не до веселья. У него девятнадцать. Десятка, семёрка, двойка. Любая попытка исправить ситуацию приведёт к проигрышу. Потому как по закону подлости, вместо двойки, вытащить можно всё что угодно.
— Вскрываемся, — улыбается Соколова.
— Девятнадцать, — бросает карты Жигунов.
— Десятка, — по одной переворачивая свои кивает Соколова. — Пятёрка. Шестёрка. Извините, Павел Петрович, но я снова выиграла.
Пока Соколова выслушивает поздравления и укладывает в сумочку выигрыш, Жигунов хватает карты и пристально изучает. Ничего не найдя, встаёт и кивнув плетётся к стойке. Заказывает водки и и слушая как Соколова собирается на второй этаж, увеличить своё благосостояние за игрой в бильярд, скрипит зубами.
Понимая что проиграл всё, даже то что у него нет, выпивает и просит повторить. Держа в руке рюмку, прикидывает как будет выкручиваться и у кого занимать.
Вариантов нет. Банк ссуду не даст. Занимать такие суммы банально не у кого. Договариваться с Соколовой и просить отсрочку бессмысленно. Даже продажа поместья, со всем до последнего стула и вместе с прислугой, не принесёт и половины нужной суммы.
— Конец, — вздыхает Жигунов. — Ещё водки.
Ресторан пустеет. В стельку пьяный Жигунов, сидя за стойкой жалуется на жизнь протирающему стаканы служащему. Жалуется на жизнь, ссылку, дурочку жену и дочь. На то что потерял всё и уже завтра пойдёт просить милостыню. Жалуется...
— Напиваетесь, Павел Петрович, — присаживается рядом Соколова.
— Праздную. А вы, Алла Сергеевна, никак позлорадствовать пожаловали.
— Этому есть повод? Бармен, водки и пепельницу.
С трудом собрав глаза в кучу, Жигунов поворачивается. Смотрит на Соколову, которая вытаскивает из сумочки сложенный лист бумаги. Берёт его за уголок, улыбаясь Жигунову щёлкает зажигалкой и поджигает.
— Как интересно, — шепчет Соколова. — Двести тысяч рублей, как самая обычная бумага, горят и превращаются в пепел.
— Зачем ты это делаешь? Такие деньги...
— Как я уже говорила, жить мне осталось три месяца. Весной, я пойду в атаку в первой линии, а первая линия, как мы оба знаем, живёт недолго. А я хочу жить. Я очень хочу жить. Поэтому, я предлагаю вам сделку.
— Я весь внимание...
— Деньги мне не нужны, — вздыхает Соколова. — Их у меня много. А вот заступиться за одинокую несчастную женщину, некому. Вы, как порядочный мужчина, ну вот просто обязаны принять меня в клан. И если примете, я забуду о расписках.
— Приму...
— Тогда... — достаёт второй лист бумаги и сжигая его скалится Соколова. — Сто тысяч, вы мне их больше не должны. А когда в клан примете, я сожгу третью, на пятьсот. Пока она побудет у меня, как гарантия.
— Почему я?
— Мы похожи, Павел Петрович. Извините, но я не только господ в карты раздевала. Я слушала что говорят, смотрела. Вы мне нравитесь, ваще преданность учению Вальмонда вызывает восхищение. Предполагаю, в клане, мы сразу же найдём общий язык. А может и не только. Я одинока, давно. А вы, как я слышала, несчастливы в браке.
— Моя жена... Она не принимает учение. Не понимает что это благо и наши потомки...
— Если следовать учению, то потомки вполне могут стать великими. Эх, своих отпрысков я видела не иначе как на троне Империи. Но не судьба. Мой покойный муж, не обладал должным умом. Извините, мне пора.
— А принятие? Я хоть сейчас.
— Я тоже, Павел Петрович. Но спешка здесь ни к чему. Скоро увидимся.
Соколова выпивает, встаёт и кивнув уходит. Жигунов подпрыгивает, заказывает ещё водки...
— Удача отвернулась от меня. Как бы не так. Сегодня я выиграл нечто большее чем деньги. Ха! Мне повезло.
Ночь. Поместье Жигуновых.
Весь день, Елизавета наблюдает странные картины. Вероника... Её как будто подменили. Улыбается, смеётся, свободно ходит по дому.
Василий наоборот. Шарахается от Вероники. Увидев её тут же меняет направление. На ужине не приставал к ней, а молча сидел на другой стороне стола и ворчал что-то невнятное.
Павел, вернулся почти в полночь. Вернулся довольным, можно сказать радостным. Не стал рассказывать о своих планах мести Волоките и ненависти к ним. Еле держась на ногах и хихикая, ушёл в свою спальню...
Сжигаемая любопытством Елизавета, не в силах усидеть, направляется в спальню дочери. Периодически останавливаясь и отдыхая, она шаркая ногами и придерживаясь за спину идёт по дому. Кое-как доходит до комнаты Вероники, дёргает дверную ручку и тихонько стучит.
Вероника реагирует мгновенно. Спрашивает кто пришёл, получает ответ, открывает...
— Ты прям светишься, — шаркая к кровати улыбается Елизавета. — Рассказывай.
— Да вроде нечего.
— Матери не ври... Ох...
С трудом присев на край, Елизавета морщится и стонет от боли. Потирает бока и бёдра...
— Сильно? — сглотнув спрашивает Вероника. — Мам...
— Нормально. Не в первый раз. Я целитель, мне не страшно. Ещё день и всё пройдёт. Если не добавят.
— Мам...
— Рассказывай. Ты у меня весь вечер как солнышко сияешь. Что случилось? Васька и Тимофей пожениться друг на друге решили? Или неизлечимую болезнь нашли?
— Нет. Это всё Слава.
— Волокита? — удивляется Елизавета. — Хм... Совсем недавно травоядное, а сейчас уже Слава. Ну и, что такого он сделал? Опять этому Жигуновскому выродку рожу начистил?
— Да. А ещё, Слава запретил Ваське приближаться ко мне. Сказал если эта тварь ко мне за парту сядет, бить будет сильно. Я ещё он сказал что любит меня. В трактире, когда чай пили.
— Уже чай пили, — качает головой Елизавета. — А ты...
— Не знаю что со мной. Мам... Я постоянно о нём думаю. Я ревную его. Это неправильно.
— Неправильно, дочь моя, будет тогда, когда Павел тебя и Ваську в постель уложит. А он из трусов выпрыгнет, но это сделает.
— Я против!
— Я тоже против была. Вот только никто не спрашивал. Избили, раздели, связали... А этот урод всю ночь надругался. Я не хочу чтобы с тобой так было.
— Что мы сделаем? Мам...
— Дочь, слушай, — опустив голову говорит Елизавета. — Как только приду в себя, скажу уродам что согласна. А сейчас слушай внимательно. Они до весны не доживут. Сдохнут, все. Ты... Если Слава тебе так нравится, сближайся с ним. Когда все эти сдохнут, а меня казнят, кроме него идти тебе некуда.