Гусев понимающе кивнул, а затем приказал:
– Ладно, давай, теперь твой черёд!
Костя ещё раз взглянул на ночное небо, синие точки звёзд, маленькую, блестящую луну и вздохнул: «Помоги нам…» Нет, не Бог, конечно же (он ведь комсомолец!)… Ну, скажем, тот, от кого зависит сейчас его судьба. Раз она его до сих пор хранила, то пусть так будет и сегодня.
Костя приказал Борису Локтеву и Мише Малову покинуть машину и первым пошёл к переправе, за ним, тихо урча мотором, пополз родной Т-34. Добрались до берега, спустились вниз. Костя показывал путь, Иван Лесовой, открыв водительский люк, вёл за ним машину.
Танк тяжело пополз вперёд, но брёвна вдруг просели, настил стала заливать ледяная вода. Костя охнул – неужели не выдержит? Но вроде бы обошлось. «Ничего, дальше нормально будет, лёд крепкий, – успокоил его Борис Локтев, – у берега всегда так – настил проседает». И точно: Т-34 довольно уверенно двинулся по мёрзлым брёвнам. Но тут в дело вступили гитлеровцы: поняли, что советские танки уходят, и, подтянув миномёты, стали обстреливать переправу. Били издалека и в основном, что называется, на удачу: а вдруг попадёт? Два советских танка, комбата Гусева и старшего сержанта Николая Тулина, открыли ответный огонь, не давая им подойти ближе к берегу.
К счастью, мины падали неточно и вразброс: на давно оставленные позиции, на крестьянские избы, сараи, амбары, бани. Занялись какие-то полуразрушенные строения, однако пламя не разгорелось: дерево было сырое и мёрзлое. Идти на штурм немцы пока не хотели – боялись двух оставшихся «тридцатьчетвёрок», а подтянуть свою тяжёлую артиллерию не могли – не позволяли заносы. По глубокому снегу не могли пройти даже гусеничные тракторы и тягачи. Впрочем, их и не было у немецких артиллеристов – все давно выбиты или же в ремонте.
Но несколько мин всё же упало около настила, и одна – довольно близко к Костиному Т-34. Раздался взрыв, осколки застучали по броне, Чуев, Локтев и Миша Малов упали на брёвна. Кажется, никого не задело. Не повезло лишь Ивану Лесовому – маленький кусочек стали угодил прямо в голову. Мехвод потерял сознание, повалился вперёд, танк начал медленно сползать на лёд. Костя понял: надо спасать машину. Крикнул: «За мной!» – и побежал к люку.
С помощью Бориса Локтева он вытащил тяжелораненого Лесового из люка, передал стрелку-радисту Малову – тащи на тот берег, к санитарам. Миша взвалил мехвода на плечи и, чуть пошатываясь, понёс. А Костя запрыгнул в люк и взялся за рычаги. Успел вовремя: ещё бы немного – и танк ушёл бы в сторону и вполне мог провалиться под лёд.
Костя изо всех сил навалился на рычаги и вернул «тридцатьчетвёрку» обратно на настил. Кое-как выровнял, потихоньку повёл к берегу. Впереди, показывая дорогу, побежал Борис Локтев. Ещё несколько мин разорвались около «тридцатьчетвёрки», но вреда, к счастью, не причинили, лишь пробили лёд и с противным шипением ушли в чёрную, мёртвую воду. Так, под непрерывный визг падающих немецких «подарков», под мертвенный свет луны Костя и перебрался через Истру.
На берегу его встретил начштаба бригады, подполковник Кульвинский, похвалил за умелые действия: молодец, старший лейтенант, спас танк! В бригаде «тридцатьчетвёрок» и так уже мало, гибель даже одной из них стала бы заметной утратой. Костя привычно гаркнул: «Служу трудовому народу!» – и сделал вид, что ничего особенного не сделал: подумаешь, успел перехватить управление! Так ведь машина-то не чужая, можно сказать, своя, родная.
На самом деле ему была очень приятна похвала Павла Васильевича, да и сам он был рад, что всё обошлось: жаль, если бы любимый Т-34 утонул. Это же как потерять верного друга!
Раненого Ивана Лесового отправили в полевой госпиталь, и экипаж, таким образом, временно остался без мехвода. Но Костя надеялся, что удастся найти кого-то на замену из числа «безлошадных». Даже кандидатура у него уже была – сержанта Павла Дедова. Он неплохо знал этого парня – уже который месяц воевали рядом. Хороший механик-водитель и весёлый, неунывающий человек. Нам такой нужен!
Но это уже утром, а пока для всех – отдых. Ночевали прямо на броне родного Т-34: развернули башню назад, накинули сверху на орудие брезент (вышло вроде палатки) и устроились на ещё теплом двигателе. И никакой мороз теперь не страшен!
Последними через реку перебрались танки капитана Гусева и старшего сержанта Тулина – они до последнего прикрывали переправу. Ползли уже по трещавшим, расползающимся брёвнам, но ничего, как-то успели, чудом проскочили. После этого сапёры взорвали настил, и теперь между 1-й гвардейской танковой бригадой и гитлеровцами было новое серьёзное препятствие – река Истра. Попробуй-ка преодолеть!
Генерал-полковник Франц Гальдер заканчивал свой день всегда одним и тем же – заполнением дневника. Он начал его 14 августа 1939 года, за полмесяца до Большой войны, и теперь старался аккуратно, педантично записывать в него то, что хотел оставить для истории. Не для современников, конечно же, для будущих потомков.
Он был уверен – надо тщательно фиксировать все события: ход боевых действий, расклад сил в Европе, ситуация в самом Рейхе… В общем, всё, что так или иначе было связано с политикой и войной. Это его долг как начальника Генштаба ОКХ и как человека, волею судьбы оказавшегося причастным к великим историческим событиям.
Каждый вечер (точнее – уже ночью), закончив все текущие дела, он садился за большой письменный стол, включал настольную лампу под зелёным матерчатым абажуром и открывал толстую тетрадь в серой клеёнчатой обложке. Дневник был нужен также для того, чтобы подвести итоги дня, сделать выводы из прошедшего и наметить планы на будущее. Это был своего рода конспект событий, дневных встреч, бесед, совещаний. Разумеется, только официальных – ничему личному Гальдер не позволял проникать на его страницы. И записывал, конечно, не абсолютно всё, что видел и слышал, а только самое главное. Надо обозначать факты, давать хронику, оценивать же людей и их дела будут другие – историки, политики, биографы. Гораздо позже.
Правда, иногда Гальдер иногда позволял себе записать, что Германия непременно одержит победу в войне – скорую и окончательную. Это было понятно, ведь вся его деятельность на посту начальника Генштаба ОКХ как раз и была направлена именно на это.
Гальдер был отличным штабистом, можно сказать, образцовым, даже эталонным (не зря же его назначили главой Генштаба!), чётко и грамотно выполнял те задачи, которые ставило перед ним высшее военное и политическое руководство Германии, в том числе и сам фюрер.
Впрочем, к Гитлеру у него было двойственное отношение. С одной стороны, он, как профессиональный военный (генерал в четвёртом поколении!), не мог не сожалеть, что во главе государства (во время мировой войны!) стоит человек, не имеющий никаких серьёзных военных знаний. И ещё – ни малейшего полководческого таланта. Но с другой… Как глава Генштаба ОКХ, он не имел права не выполнять его приказы: всё-таки Гитлер – Верховный главнокомандующий, рейхсканцлер и вождь нации.
Однако Гальдер всегда недовольно морщился, когда слышал очередное предложение «окопного стратега», человека с кругозором ефрейтора. Да, Гитлер был прекрасным политиком, талантливым оратором, но зачем он лезет туда, в чём, по сути, ничего не понимает? Военное дело – это наука, очень сложная, её изучают годами, десятилетиями (как теорию, так и практику), постепенно, последовательно, а тут… Фюрер позволял себе игнорировать советы известных генералов и наплевательски относился к рекомендациям Генштаба ОКХ, иногда даже давал распоряжения в ультимативной форме. И не кому-нибудь, а генерал-фельдмаршалам, командующим группами армий! «Богемский ефрейтор» (как Гальдер иронично называл про себя Гитлера) приказывал опытнейшим полководцам, отдавшим армейской службе не одно десятилетие! Нонсенс!
Гальдер сделал очередную запись в дневнике и отложил ручку. Но закрывать тетрадь он не стал: неожиданно для себя мысленно вернулся на несколько дней назад, когда делал очередной доклад на совещании в Ставке фюрера. Так, что тогда было… Пролистал пару страниц назад, посмотрел записи, вспомнил – в деталях и мелочах.
Речь на совещании шла о текущей военной ситуации (и прежде всего – в России), а также о планах на следующий, 1942, год. Он, как всегда точно и аккуратно, сообщил о состоянии сухопутных войск, сделав упор на сложном, если не сказать критическом, положении германских войск под Москвой. При оценке их состояния ему приходилось часто повторять одни и те же фразы: измотаны до предела, большие потери, нет лошадей и транспорта, недостаток в снабжении, нехватка тёплой зимней одежды, продовольствия, боеприпасов, нужно бы срочно пополнить части людьми и бронетехникой.
Затем, как положено, дал свой прогноз на ближайшие зимние месяцы: окончательную обстановку определить пока трудно, но противник не в состоянии перейти в крупное наступление. Тем не менее русские проявляют большую активность, значит, будут оказывать упорное сопротивление. В связи с этим потребности армий под Москвой в силах и средствах должны серьёзно возрасти.
Сплошной линии фронта возле большевистской столицы создать невозможно, нужна лишь обширная сеть передовых постов и пунктов со стационарными оборонительными позициями и прежде всего – на всех дорогах и автомагистралях. Важно уделять внимание и охране тыла (партизаны!), а также обеспечению безопасности поставок одежды, еды, людей и техники. Это трудные задачи, но их непременно надо решить, причём прямо сейчас, иначе никакой победы не будет.
Из хороших же новостей у него имелась только одна: реки и озера возле Москвы окончательно замёрзли, что делает снабжение войск более лёгким делом. Слава богу, вечная русская грязь наконец закончилась! Но зато на смену ей пришли настоящие сибирские морозы…
«ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ, 21 ноября»
(От спец. воен. корр. «Правды»)
На Волоколамском направлении в течение двадцати часов происходил бой танков. Старший лейтенант Самохин, командир танка, только что вышедший из боя, рассказал, с каким ожесточением, с какой беспримерной храбростью дерутся наши люди, отстаивая каждую пядь земли на подступах к Москве. Снова прославился в этом бою танкист Бурда, который сумел отбить гранатами окружавших его немцев, спасти свой экипаж, уничтожить противотанковую пушку и немало фашистских солдат. Да и сам Самохин с рассвета до полуночи не покидал поля сражения, израсходовав пять боевых комплектов и отражая яростные непрерывные атаки врагов. В течение дня Самохин на своём тяжёлом танке подбил и поджёг шесть немецких танков, шесть орудий, взорвал и уничтожил десять укреплённых огневых точек. У него вышел запас снарядов – он начал действовать гранатами и гусеницами.