В деревне летом привольно: лес, грибы пойдут, ягоды. Речка течет, можно рыбу ловить, купаться, лежать на берегу, зарывшись в теплый песок, и смотреть, как плывут по небу лохматые, невесомые облака…
Чья-то тень заслонила от него свет. Подняв глаза, Сергуня увидел Пашку. Сжался в своем углу, подтянув к груди острые коленки, — если пнет сапогом, так хоть по ногам, а не в ребра.
— Ты один? А сам где?
Не дождавшись ответа, Пашка, протянув руку, за шиворот выволок мальчишку из-за печи, встряхнул.
— Чего молчишь? Язык проглотил?
Из Сергуниных глаз покатились крупные слезы обиды за свою несчастливую судьбу — надо же, опять придется сносить побои, пинки, унижения, а родная деревня уже казалась такой близкой.
Пашка его слезы понял по-своему. Побледнев, поставил мальчишку перед собой, наклонился, с тревогой заглядывая ему в лицо:
— Неужто взяли? Где? Да говори же ты наконец!
— В центре… — всхлипнул Сергуня, — после магазина Кудина… Он с трамвая прыгнул, а те за ним. Стреляли.
— Убили? — мелко перекрестился Пашка.
— Не-ет… Повели.
— Та-а-ак, — Заика быстро заходил из угла в угол, соображая. — Пойдешь к МУРу, — приказал он мальчику. — День и ночь там торчи, а высмотри, когда его привезут или куда отвезут. Вечером я сам тебя найду там. И гляди у меня, ежели уйдешь — прибью. Меня жди! А это что? — выхватил он из рук Сергуни приготовленное им для побега. Повертел, со злобой отбросил в угол. — Слинять хотел? Нет, милок, не выйдет. Пойдем, к центру отвезу. И спаси тебя Господь не сделать, что велят…
Антония доставили в МУР, временно поместили в комнату дежурного Хромова.
По коридору Антоний шел с независимым видом, держа фуражку в руке, нахально скалился, глядя на сидевших на лавках людей, вызванных на допросы. Сев на стул в комнате Хромова, развалился, спросил разрешения закурить. Наблюдая, как дежурный постоянно снимает трубку телефона, Антоний загадочно улыбался в ответ своим мыслям.
— Скоро на допрос? — словно невзначай поинтересовался он.
— Когда нужен будешь, позовут, — оборвал его Хромов и снова поднял трубку тревожно звонившего телефона. — Слушаю… Что? Записываю… Да помедленнее вы, я не успеваю… Так. Принято.
— Мне в туалет надо, — неожиданно сообщил Антоний.
— Потерпишь.
— Не могу, начальник, я больше терпеть. С утра все терплю. Неудобно же будет к твоим руководителям с непотребными штанами идти? Или тебе в углу сделать?
— Чертова болячка… — раздраженный Хромов встал, открыл дверь. — Идем!
Антоний не спеша поднялся, тщательно поправил полы своего пальто, взял фуражку.
— Картуз зачем?
— Может, у вас там дует, а я не люблю, когда сквозняк, — ухмыльнулся бандит. — Ну пошли, я готов.
Снова зазвонил телефон. Хромов метнулся к столу.
— Иди в конец коридора, я сейчас… Алло, дежурный слушает, — он прижал к уху трубку. — Да, я… Сейчас, пишу…
Антоний, немного помедлив, вышел в коридор. Заложив руки за спину и бросая по сторонам сердитые взгляды, пошел мерным шагом мимо сидевших на скамьях.
Одна из дверей, выходящих в длинный коридор, открылась. Оттуда, тяжело отдуваясь и кланяясь, вышел полный человек с красным, словно распаренным, апоплексическим лицом, держа в пухлой руке квадратную бумажку пропуска.
— Гражданин! — сурово окликнул его Антоний. — Подойдите!
Толстяк оглянулся: высокий мужчина в кожаном пальто и защитной кепке приказывал ему подойти. Грозно встопорщенные усы, суровый вид: явно какой-то начальник. За последние дни в жизни толстяка произошло столько всего, что лучше пока оставить свой гонор за дверями этого учреждения. И он послушно подошел.
— Фамилия? — спросил Антоний, боясь, что в любую минуту может выйти из дежурки Хромов, и тогда конец всему.
— Федорин. Порфирий Михайлович Федорин, — нэпман еще больше покраснел. Неужели его задержат, не позволят наконец уйти отсюда?
— Дайте ваш пропуск, я отмечу. Ждите тут. — Антоний ловко выхватил из рук Федорина листок пропуска и быстро пошел по коридору к выходу…
Греков, осторожно приоткрыв дверь, заглянул в кабинет Виктора Петровича.
— Можно?
— Заходи, заходи… — начальник, встав из-за стола, пошел навстречу ему и Черникову. — Рад увидеться с вами, Анатолий Николаевич, читал ваши статьи… Прошу, присаживайтесь. Я в общих чертах уже знаком с тем, что вы рассказали, но хотел бы сам с вами поговорить, кое-что уточнить, ну и поблагодарить тоже.
— За что? — изумился Анатолий.
— Как за что, за помощь.
— Да что вы, — смутился Черников, — разве это помощь? По-моему, каждый должен…
В кабинет, не постучавшись и широко распахнув дверь, быстро вошел Козлов. Лицо его было хмуро.
— Антоний бежал!
— Ты что? — привстал из-за стола Виктор Петрович. — В своем уме? Бежать из МУРа?
— Собрались вызвать на допрос, а у Хромова его нет: якобы попросился в туалет. Хромов говорит, что он хотел его сопровождать, как положено, да отвлек телефонный звонок. А в коридоре Антоний обманом взял пропуск у одного из свидетелей, кстати, вызванного на допрос по делу его же банды, и, предъявив его постовому, вышел.
Виктор Петрович молчал, потрясенный услышанным. Черников сидел в кресле, готовый провалиться сквозь пол. Зачем ему пришлось здесь быть в такую минуту? Как, наверное, неприятно этим людям, занимающимся очень серьезным и опасным делом, знать, что здесь присутствует посторонний, да еще журналист, который может о них черт знает что подумать и написать.
Требовательно зазвонил телефон на приставном столике. Виктор Петрович снял трубку.
— Алло… Да, я… Здравствуйте… Спасибо, спасибо… Будем еще работать, пока не конец, нет… Да, еще раз спасибо. Всего доброго.
Бросив трубку на стол, нажал на рычаги, дав отбой.
— Митрополит звонил. Благодарил за поимку главаря банды… Коля, Федор, что же со всеми нами Хромов сделал, а?
Неужели все прахом, все зря — изнурительная работа с учетами, скрупулезное копание в старых, пожелтелых от времени бумагах, исписанных витиеватыми почерками царских чиновников; изучение множества томов уголовных дел; бессонные ночи в засадах, когда тревожное ожидание заставляет напрягаться каждый нерв и чудятся то шорохи, то шаги, то едва слышные голоса, а рука сама тянется к оружию?!
Неужели напрасны долгие разговоры с проходящими по делу свидетелями, так по-разному воспринимающими случившееся и так неоднозначно относящимися к тем, кто с ними беседовал? Да хотя бы тот священник: «Стоило ли все изменять?» Или старуха из богадельни, Мария Канищева, лежащая в больнице с тяжелой травмой черепа. Но она скорее пострадавшая, чем свидетель. А трагическая кончина Воронцова, смерть Кольки Психа, задержанный Фома, вполне искренне считающий себя идейным наследником анархистов? Сколько же людей втянул в себя водоворот событий, связанных с делом Антония? Десятки, сотни?
Ликвидирован притон Паучихи; взяли Татарина и его банду, закрыв навсегда трактир в тихом переулке недалеко от Сретенских ворот; нашел свою бесславную гибель в мусорном ларе бандит и убийца Яшка Пан; бьет на допросах поклоны и читает молитвы, притворяясь юродивым, старый серебряник Метляев; неумело изворачивается его сын Алексей, вытирая широкое красное лицо большим носовым платком…
Неужели все это зря, если удалось бежать, так нагло и дерзко, Николаю Петровичу Назарову, прозванному среди уголовников Святым Антонием?
После его побега Виктор Петрович собрал весь личный состав МУРа.
— Антония необходимо срочно разыскать и задержать. Нельзя позволить ему уйти безнаказанно — это дело нашей с вами чести и совести… На розыск ориентируем всех оперативных работников московской милиции. От нас выделим специальную группу: Ивана Дмитриева, Александра Саранцева, Георгия Тыльнера, Федора Грекова, Геннадия Шкуратова, Сергея Головина — только с условием: больше не стрелять по столбам! — Петра Головина, Александра Жукова. Старшим назначаю Тыльнера. Работайте!
…Спорили до хрипоты, задыхаясь в накуренном кабинете. Федор, не выдержав, открыл окно. Сразу стало легче.
— Вокруг надо шарить, по близлежащим районам… — продолжал доказывать свое Жора Тыльнер. — Антоний не один был, а с мальчишкой! Так, Гена?
— Так, — вздохнул Шкуратов. — Уже час спорим. Может, за это время Антоний на поезд сел.
— Не успеет, — уверенно парировал Федор. — Все пути выезда из города перекрыты, а у него еще тут дела наверняка есть. Не бросит все. Он нас теперь дурнее себя считает.
— Вот-вот! — засмеялся Тыльнер. — Поэтому предлагаю принять мой план. Если мальчишка видел, как задержали главаря, а он это видел, то должен сообщить своим. Логично? Тогда идем дальше. У Антония, видимо, остались пока неизвестные нам сообщники. Или нет?
— Банкир, артиллерист Николаев и еще один как минимум! — Жуков полистал протоколы. — В церкви на Стромынке Пана с ними не было, Психа тоже, а был кто-то другой, ударивший Канищеву по голове. Скорее всего, это Пашка, телохранитель Антония.
— Остались, я прав! Значит, им надо выяснить обстановку и по возможности связаться с Антонием — Назаровым…
— Или попытаться ликвидировать его, — закончил Федор.
— Не исключено, — подумав, согласился Тыльнер. — Нам ведь до сих пор пока неизвестно, кто такие Банкир и бывший офицер-артиллерист Николаев. А Воронцова, который только краем узнал об их делах, они ликвидировали не задумываясь.
— И Психа, — добавил Шкуратов.
— И его… — согласился Жора. — Значит, они будут предпринимать свои меры к побегу или ликвидации главаря. Но для этого им обязательно надо знать, где он, куда доставили после задержания. Поэтому преступники, скорее всего, организуют наблюдение за подъездами нашего здания. Кто для этого лучше всего подойдет?
— Мальчишка! — Саранцев ладонью отогнал от лица табачный дым. — Беспризорников еще хватает, мальчишка может крутиться здесь среди них, не вызывая подозрений. Жора прав: надо выделить людей и на поиски мальчишки.