Я показала им конечный результат. И предложила им стать частью чего-то нового. Частью моста.
И они откликнулись.
Чёрная вода реки забурлила. Из глубины, медленно, с достоинством, начали подниматься огромные камни. Они отряхивали с себя ил и тину и вставали на те места, которые я им указала в своей схеме. Один за другим. Словно невидимые гиганты строили для нас дорогу.
Через пять минут перед нами был мост. Прочный, надёжный, сложенный из могучих валунов.
Элина перестала петь. Кейден открыл глаза и с немым изумлением посмотрел на мост, а потом на меня.
— Я… я никогда не видел, чтобы кто-то так работал с камнем, — сказал он. — Даже гномы так не умеют. Они уговаривают его. А ты… ты показала ему его предназначение.
— Я просто хороший менеджер, — пожала я плечами, хотя у самой от гордости и восторга дрожали коленки.
Мы перешли реку. А за ней пейзаж начал меняться. Земля стала ещё более серой. Деревья — ещё более кривыми. И в воздухе появился новый запах. Запах болота. Запах гниения.
К вечеру мы вышли на край утёса. И перед нами раскинулись они. Гнилые топи.
Это был пейзаж из ночного кошмара. Огромное, до самого горизонта, чёрное болото. Вместо воды — трясина, над которой поднимались клубы ядовито-зелёного тумана. Из трясины торчали скелеты мёртвых деревьев. И повсюду — тишина. Мёртвая, абсолютная. Ни звука. Ни дуновения ветра.
— Ну, вот мы и пришли, — выдохнула я, чувствуя, как страх ледяными пальцами сжимает моё сердце. — Вход в личный ад нашего врага.
Кейден ссадил Элину на землю и встал рядом со мной. Он положил свою тяжёлую, тёплую руку мне на плечо, а другой прижал к себе Элину. Мы стояли на краю, глядя в эту бездну. Три маленькие фигурки против целого мира тьмы.
— В плане прабабки не было указано, выдают ли здесь каски и противогазы, — пробормотала я, пытаясь шутить, но голос мой дрожал. — Придётся импровизировать.
Он ничего не ответил. Просто сжал моё плечо чуть крепче. И я поняла, что он говорит мне без слов.
«Главное, чтобы мы вышли отсюда вместе».
И это было единственное, что имело значение.
Глава 38
Первые шаги по Гнилым топям были похожи на погружение в кошмар. Воздух. Он был густым, вязким, со сладковатым запахом гниения и отчаяния. Он лез в лёгкие, в горло, оседал на коже липкой плёнкой. Земля под ногами чавкала, хлюпала, пыталась засосать, утянуть в свою чёрную, бездонную утробу.
Вокруг нас стояли мёртвые, скрюченные деревья, похожие на скелеты утопленников. А в воздухе висел ядовито-зелёный туман, в котором, я клянусь, мелькали тени и слышался шёпот. Шёпот, который звал по имени, обещал покой, манил в самую трясину.
— Не слушай, — пророкотал Кейден, идя впереди и прорубая нам дорогу своей силой. — Это болото — живое. Оно питается страхами.
Мы шли, как три мушкетёра в аду. Кейден был нашей ударной силой. Он шёл впереди, и его магия, как невидимый щит, разгоняла самый густой туман. Я шла за ним, зажав руку Элины. Моя задача была — навигация. Я закрывала глаза и смотрела на структуру земли под ногами, находя твёрдые участки, обходя самые опасные топи. Я была их сонаром, их проводником. А Элина… она была нашим камертоном. Она тихонько пела. И её песня создавала вокруг нас маленький, хрупкий купол тишины и покоя, который не давал шёпоту болот свести нас с ума.
Мы были командой. Идеальной, слаженной, рождённой из отчаяния и необходимости.
Но чем дальше мы шли, тем враждебнее становился мир вокруг. Когда начало темнеть, болото по-настоящему ожило. Шёпот стал громче. В зелёном тумане загорелись блуждающие огоньки. Из трясины начали доноситься жуткие, булькающие звуки.
— Ночью здесь нельзя оставаться, — сказал Кейден, и его лицо было мрачным. — Ночью Топи охотятся.
— И какие у нас варианты? — съязвила я, хотя у самой от страха зуб на зуб не попадал. — Построить шалаш из дохлых веток и надеяться, что нас не съедят до рассвета?
И тут, сквозь пелену тумана, я увидела его. Огонёк. Один-единственный, тусклый, как глаз циклопа, огонёк впереди.
— Туда, — сказала я, указывая пальцем.
Это был трактир. Или постоялый двор. Одноэтажное, покосившееся, вросшее в землю строение, стоящее на небольшом островке твёрдой земли посреди болота. Вывеска «Последний приют» качалась на одной петле, жалобно скрипя.
«Больше похоже на ‘Первое кладбище’», — подумала я, но выбирать не приходилось.
Мы вошли внутрь. Нас встретила тишина и запах кислого пива и сушёных трав. За стойкой, протирая кружку, стояла старуха. Древняя, как само это болото. Лицо — сплошная сетка морщин, нос крючком, а мутные, почти белые глаза, казалось, видели не нас, а что-то за нашими спинами.
— Комнату на ночь, — сказал Кейден.
Старуха медленно подняла на него взгляд. Она не испугалась. В её глазах мелькнуло лишь старческое, ехидное любопытство. — О, какие гости, — проскрипела она. — Сам Лорд-Хранитель пожаловал в мои скромные владения. Да не один.
Её взгляд скользнул по мне, и в нём была такая всезнающая усмешка, что мне стало не по себе. — Комнаты есть, — сказала она, обнажая в улыбке два жёлтых зуба. — Одна. Последняя.
Моё сердце сделало кульбит и провалилось куда-то в пятки. Я посмотрела на Кейдена. Он даже бровью не повёл. — Мы берём.
Старуха выдала нам один-единственный ключ и проводила до двери в конце коридора.
Комната была… крошечной. И в ней была одна кровать. ОДНА. Полуторная, с комковатым соломенным тюфяком. Ещё был маленький столик, стул и очаг, в котором уныло тлели угли. Всё.
«Одна кровать, — истерично заорал мой внутренний голос. — ОДНА. На троих. Нет, на двоих и одного ребёнка. Нет, на двоих и одного ребёнка, и один из этих двоих — тысячелетний дракон, с которым у меня вчера был первый поцелуй! Шикарно! Просто великолепно! План ‘спасти мир’ определённо включает в себя пункты, не прописанные в моём трудовом договоре! Где мой профсоюз?! Я требую отдельный номер!»
Элина, уставшая за день, ничего не заметила. Она тут же забралась на кровать, свернулась калачиком и моментально уснула.
И мы с Кейденом остались стоять посреди этой каморки, глядя друг на друга. Напряжение было таким густым, что его можно было намазывать на хлеб вместо масла.
— Я… я могу поспать на стуле, — пробормотала я, чувствуя, как горят щёки.
— Не говори глупостей, — отрезал он. — Ложись с сестрой. А я… я не сплю.
Он подошёл к очагу, подбросил туда полено, которое принёс с собой, и сел на пол, прислонившись спиной к стене. Его огромная фигура в маленькой комнате казалась ещё больше. Он занял собой всё пространство, весь воздух.
Я, стараясь не шуметь, легла на край кровати, рядом с Элиной. Я лежала на боку, спиной к нему, но чувствовала его присутствие каждой клеточкой. Чувствовала тепло, исходящее от его тела. Слышала его ровное, спокойное дыхание.
За окном выло болото. Какие-то твари скреблись, ухали, выли. Было страшно. Но здесь, в этой убогой комнатке, рядом с этим огромным, молчаливым драконом, я впервые за весь день почувствовала себя в безопасности.
— Почему вы не сказали ей, что вы — дракон? — спросила я шёпотом в темноту. — Той старухе. Она, кажется, знает вас.
— Мара знает многое, — ответил он так же тихо. — Но чем меньше людей знают, кто я, тем спокойнее им живётся. И мне тоже.
— А вы часто здесь бываете? В «Последнем приюте»?
— Иногда. Когда нужно подумать в тишине. Это место стоит на границе миров. Время здесь течёт иначе.
Мы замолчали. Но это молчание не было неловким. Оно было… уютным. Мы просто лежали и сидели в одной комнате, слушая вой ветра и дыхание друг друга.
Вдруг снаружи раздался особенно громкий, душераздирающий вопль. Элина во сне всхлипнула и прижалась ко мне. Я и сама вздрогнула от ужаса.
И тут я почувствовала движение. Кейден встал. Я думала, он пойдёт к окну. Но он подошёл к нашей кровати. Я затаила дыхание. Он не лёг. Он просто сел на пол с моей стороны, прислонившись спиной к кровати. Его широкая, сильная спина была в нескольких сантиметрах от моей.
Он ничего не сказал. Но этот жест был громче любых слов. Он поставил себя между нами и дверью. Между нами и страшным миром снаружи. Он стал нашей стеной. Нашим щитом.
Я лежала, боясь пошевелиться. Сердце колотилось так громко, что я боялась, он его услышит. Я чувствовала тепло его тела сквозь тонкое одеяло. Чувствовала его силу, его спокойствие. Весь страх ушёл. Осталось только одно. Огромное, всепоглощающее чувство… правильности.
Осторожно, чтобы не разбудить Элину, я протянула руку назад, в темноту. Мои пальцы коснулись грубой ткани его рубашки на его плече. Он не шелохнулся. Но я почувствовала, как под моей ладонью напрягся, а потом расслабился мускул. Он понял. Он принял мой жест.
Это было не прикосновение любовников. Это было прикосновение двух солдат в одном окопе перед решающим боем. Прикосновение, полное доверия, поддержки и молчаливого обещания: «Я здесь. Я с тобой. Мы справимся».
В этот самый момент, в этой убогой комнате посреди проклятого болота, — с пронзительной ясностью поняла я, — мой дом — это не ферма с коровой и гномом. Мой дом — это здесь. Рядом с ним. Где бы он ни был. И это было самое страшное и самое прекрасное открытие из всех, что я сделала в этом мире.
Глава 39
Утро в «Последнем приюте» было серым и безмолвным. Я проснулась от ощущения, что на меня смотрят. Открыла глаза. Кейден сидел у догорающего очага, но его голова была повёрнута в мою сторону. Он не спал. Я была уверена, что он не сомкнул глаз всю ночь, сидя на полу у нашей кровати, как древний, несокрушимый страж.
Наши взгляды встретились в полумраке комнаты. И я утонула. Утонула в его золотых глазах, в которых больше не было ни высокомерия, ни гнева. Только глубокая, вековая усталость и… что-то ещё. Что-то новое, тёплое и до ужаса нежное, что было адресовано только мне.
Воздух в комнате был таким густым от невысказанных чувств, что, казалось, его можно было потрогать.