К счастью, папа тоже не шелохнулся. Получался очень миленький разговорчик.
Лена ответила себе сама.
— Мне кажется, что на твердом, — ответила она. — Твердое более эффективно. Правда? А в этом году на Луну полетят?
Яша сообразил, что во всем происходящем виноват только он, и полез спасать положение. Чтобы увести разговор от космической темы, он сказал:
— Извините, что мы вас отрываем, но вы случайно не знаете, из какого места выдавливается у паука паутина: спереди или сзади?
Папа скрипнул креслом и повернулся к гостям. Мне даже показалось, что он улыбнулся.
— Сзади, — сказал папа. — Она выделяется из специальных желез. А ты что, членистоногими увлекаешься?
— Нет, — обрадовался Яша, — я просто его поймал, а он ничего не выделяет.
— И не выделит, — сказал папа. — У паука восемь глаз, и он сразу разглядел твои намерения.
— Восемь? — охнула Лена.
— Представьте себе, — подтвердил папа. — А нить паутины у него в несколько раз прочнее капроновой.
Чудеса — мой отец разговаривал! И очень даже просто разговаривал, как самый обыкновенный человек.
— Неужели восемь? — разошлась Лена. — А ведь правда, что у разумных существ с других планет тоже может оказаться по восемь глаз? Правда?
— Вполне возможно, — согласился папа.
Она опять повела на космос. Вопросы сыпались из нее быстрее, чем из Клавдии Матвеевны, нашей учительницы по истории.
— А физиология имеет отношение к космосу? — торопилась она.
— А почему до сих пор не объявлен открытый прием в школу космонавтов?
— А книга «Основы квантовой механики» намного хуже, чем просто «Квантовая механика»?
Узнав, что главное не в названии книги, а в ее авторе, Лена бросилась в прихожую.
Она так метнулась, что Кир, у которого не ладилось с конским хвостом, загляделся на нее и тяпнул себя молотком по пальцу.
Заревел он не сразу. Он сначала посидел с открытым ртом. Потом в его реве утонули все звуки. Даже радио не стало слышно.
Папа взял Кира к себе на колени. От удивления Кир мгновенно смолк. Радио включилось снова.
— Вот! — влетела в комнату Лена, неся впереди себя, как поднос, тяжелую книгу.
— Что ж, вполне, — сказал папа.
— А эта? — протянул свою «Физиологию» Яша. Узнав, что книги принесены ему, папа запротестовал:
— Да нет, что вы, товарищи, зачем же.
Но «товарищи» живо откланялись и исчезли. Они испугались, что их подарки не будут приняты.
— Как палец? — спросил папа у Кира. — Кто же, чудак, хвосты гвоздями приколачивает?
Он посмотрел на меня.
— А ты бы со своих друзей пример брал. Делом люди интересуются. А у тебя сплошной ветер в голове.
Хвост папа решил посадить на клей. Но хвост и на клею не желал держаться. Кир попробовал и сразу выдернул его из дырки.
— А! — рассердился отец. — Все невтерпеж вам.
Он оттолкнул коня и пошел мыть руки.
Кир спрятал остатки конского хвоста за спину и приготовился реветь. Мне тоже хотелось реветь. И почему только жизнь устроена так несправедливо? Если Яша спросил про пауков, то у него в голове не ветер. А я не спрашивал, значит, у меня в голове сплошной сквозняк.
Пауков в нашей квартире не оказалось. На другой день я наловил их целых семь штук на чердаке. Два раздавились, пока я затискивал их в спичечный коробок. На пальцах осталась противная слизь.
Пауки бегали по папиному столу, подходить к которому нам строжайше запрещалось. Но ведь мы с Киром занимались делом, а не просто так. Мы всесторонне изучали членистоногих.
Кир стоял коленками на стуле и взвизгивал, когда паук направлялся в его сторону. Я обкладывал пауков книгами. Одного я случайно придавил «Биофизикой». Пауки оказались очень хлипкими.
— Папа, — спросил я вечером, — а пауки вообще полезные или вредные?
Отец пошевелил бровями.
— В природе рациональна каждая букашка, — ответил он.
— Рациональна — это значит полезна? — поинтересовался я.
— Значит, в какой-то мере полезна, — раздраженно подтвердил он.
— И комары?
— Может быть, даже и комары.
— А клопы?
— Любая истина, — сдерживаясь, проговорил он, — возведенная в абсолют, становится абсурдом.
Я решил не ударить лицом в грязь и доказать, что у меня в голове не только ветер. Я поднапрягся и выдал:
— Абсурд — это значит чепуха. Выходит, что все истины чепуха, да?
Я даже сам удивился, что у меня так здорово получилось. Ему, кажется, тоже понравилось, как я ему выдал. У нас сразу завязалась интересная беседа. Я старался изо всех сил. Отец мял в кулаке подбородок, чесал пальцем щеку и рассматривал меня так, будто увидел впервые.
Кир с интересом пялил на нас глаза.
Мама штопала на диване Кирюшкины чулки и тихо улыбалась.
Отец рассказывал про бионику. Я даже не подозревал, что на свете есть такая наука. Она изучает летучих мышей, муравьев, дельфинов и других насекомых и зверей. Оказывается, медуза предсказывает шторм точнее любого барометра. В организме змеи есть какой-то сверхчувствительный градусник. А птица тратит на полет в десятки раз меньше энергии, чем самый совершенный самолет. Ученые хотят узнать, почему и как это происходит, а потом использовать свои открытия в технике.
— Вот я и бьюсь над тем, чтобы узнать, почему и как, — сказал отец. — Понятно?
— Ага, — кивнул Кирюшка, — понятно. Ты нам все время теперь будешь про зверюшек рассказывать?
Кирюшкин вопрос отцу не понравился. Он нахмурился и замолчал. Но я уже и так наговорился с ним в сто раз больше, чем за все предыдущие тринадцать лет.
Когда на другой день после школы я привел Кира из детского сада, дома еще никого не было. Кир потащил меня на кухню. Он поднял крышку мусоропровода, заглянул в черную дыру и сказал:
— Давай достанем обратно.
— Что? — удивился я.
— Ботиночки, — сказал Кир, — и книжечки. Ты только папе не говори. Хорошо? А то он нам опять ничего не станет рассказывать.
Я угостил Кира оплеухой и кинулся во двор искать, где кончается мусоропровод, и расспрашивать дворников.
По асфальту прогуливался Яша. Он держал на поводке Джека. Макушка у пса заросла рыжей шерстью. От лысины не осталось и следа. Я присмотрелся к Джеку. Пес как пес. И совершенно нет в нем ничего общего с папиным товарищем, Чалыком.
Вот на овечку Джек смахивает, это точно.
Первый встречный
Оставалась всего неделя до отъезда, когда мама пришла с работы и сказала, что поехать не сможет. Я как раз точила в кухне туристский топорик. Мы давно, еще зимой, распределили обязанности, кто за что отвечает. На папе лежало самое главное — наш старенький зеленый автомобиль «москвич». Я отвечала за палатку, чайник, котелок и прочее снаряжение. А мама — за одежду и питание. Готовились, готовились и — на́ тебе! В один момент все полетело вверх тормашками.
— Да поймите вы! — стала объяснять нам мама. — Меня не отпускают. У Ильичева внезапно умерла в Воронеже теща. Он с женой улетел туда. Там еще нужно дом продать и как-то распорядиться оставшимся имуществом. А от Веретенниковой ушел муж, бросил ее одну с маленьким ребенком. Представляете, в каком она сейчас состоянии? На нее абсолютно нельзя положиться.
Топорик, разумеется, я давно точить перестала. Сидела и молча смотрела то на маму, то на папу. Мамины слова сразили меня совершенно начисто. Главное, и спорить-то было не с чем. Тещи умирают у людей не каждый день. И мужья тоже уходят от жен не очень часто. По крайней мере, у нас в классе всего один человек, который растет без папы. Витя Пудиков.
Топорик вертелся у меня в руках, словно спрашивал: что же ему-то теперь делать? Наточили — и полеживай в кладовке? Папа сидел на табуретке и молча смотрел в угол на холодильник. Папа был по пояс голый — в джинсах и домашних босоножках. Последние дни стояла такая жарища — не продохнуть. Даже вечером не отпускало.
— Да не крути ты наконец топором! — обрушилась на меня мама. — Иринка, ты слышишь? Это тебе не игрушка! Хочешь без руки остаться?
— Сегодня по телевизору передача интересная, — сказал папа, поднимаясь с табуретки и вытирая с лица пот. — «Следствие ведут знатоки».
— Нет! — воскликнула мама. — Я так не могу! Поймите же вы меня. Я вам клянусь, что на следующее лето мы непременно поедем все вместе! Клянусь! А сейчас снимем дачу, и я стану приезжать к вам каждый вечер. Тот же, в конце концов, лес, та же рыбалка. Даже палатку можно поставить где-нибудь за домом.
— А что, — сказал папа. — Мысль! Снимем, как и предыдущие сто лет подряд, шикарную дачу. Палатку разобьем не где-нибудь за домом, а на веранде, чтобы не дуло. Уху будем варить в котелке на газовой плите. Рыбу ловить в сельском магазинчике, куда довольно часто забрасывают вполне приличного свежезамороженного морского окуня.
— Ах так! — закричала мама. — Хорошо! Можете отправляться без меня. Я вас совершенно не задерживаю. Обойдусь как-нибудь и без вас. Даже еще и отдохну. Я давно мечтала отдохнуть без вас. Хоть мучать меня не будете.
От слова к слову мамин голос становился все глуше. Под конец она всхлипнула и бросилась на кухню. Наша мама почему-то обычно плачет на кухне. Сморкается в передник, вытирает им глаза и плачет.
И когда наша мама плачет, у меня тоже сразу начинает щипать глаза.
Несколько дней у нас по вечерам шли дебаты — ехать без мамы или не ехать. Я держала нейтралитет. Потому что мне было одновременно и жалко маму, и не хотелось оставаться без путешествия. Впрочем, я больше склонялась к поездке. Но тут мне помог, сам о том не ведая, Витя Пудиков. Он стал меня уверять, что свою маму, если бы у нее так сложилось на работе, он бы не оставил никогда в жизни. Хоть бы его в Индию звали, хоть бы даже в Африку. А сам, между прочим, недавно спокойненько укатил на целый месяц в пионерский лагерь. И ни о чем у меня не спрашивал.
Не знаю, чем бы закончились наши домашние дебаты, если бы мама вдруг не повернула на сто восемьдесят градусов.
— Я поняла, — вдруг сказала она, — вам действительно нужно ехать. Да, да, непременно. Нельзя из года в год откладывать то, о чем мечтаешь. Иначе можно перестать верить в мечту. Вы едете, но я хочу, чтобы вы дали мне клятвенное обещание: не знакомиться в дороге с каждым подряд встречным-поперечным (я папу знаю), не подсаживать никого в машину (с папиной доверчивостью можно нарваться на кого угодно), пить только кипяченую воду (вот вам термос) и каждый день звонить мне по телефону (иначе, если вдруг не будет звонка, я умру от разрыва сердца).