- Вы опять уезжаете? Я полагал... Что ж... Я распоряжусь.
Марья Алексеевна почувствовала укор совести.
- Я скоро вернусь! Там дела, все стоит... - пролепетала она.
Предводитель кивнул и вышел. Денисьева поспешила за ним. И опять у дамы был свой расчет. Марья Алексеевна полагала расспросить мужика, но боялась его спугнуть. Скажи она о кучере Сергею Львовичу, он тотчас вмешался бы и испортил все дело. Мужик отчего-то расположился к ней, пожалел, верно. Еще может статься, он и не знает ничего, успокоить лишь хотел? Этого несчастная мать боялась более всего.
Все эти дни, покуда чинили бричку, она изводила себя всякими догадками и домыслами. Бричка никак не чинилась, мужики бесили своей нерадивостью и медлительностью. Поневоле приходилось давать распоряжения по хозяйству, вести дом, принимать старосту. Бедняжка не чаяла, когда же сможет расспросить кучера Бронских. Порой являлось раскаяние: "Я не думаю вовсе о Сереже и его сыне! Сережа страдает не меньше, а я ему не поддержка!"
Однако все помыслы Марьи Алексеевны были связаны с дочерью и той призрачной надеждой, которую посулил ей случайный мужик. Наскоро прощаясь с предводителем, занятым гостями, сообщившими ему нечто важное, Марья Алексеевна спешила к экипажу. Слава Создателю, на козлах сидел все тот же немногословный и хмурый мужик. Велев Андрюшке, дремавшему в бричке, починиться и возвращаться домой, Марья Алексеевна забралась в коляску.
Едва они миновали усадьбу и въехали в лес, Денисьева приказала кучеру остановиться. Тот нехотя дернул за вожжи, останавливая лошадей, и продолжал сидеть истуканом.
- Отвези меня к ней? - вся трепеща, попросила Марья Алексеевна.
- К кому, барыня? - не поворачивая головы, спросил мужик.
- К Кате. Ты сказывал, жива моя дочь. Где она? Отвези меня к ней, умоляю! Я на колени стану перед тобой! - молила несчастная мать.
- О чем вы, барыня, не пойму я что-то? - отвечал мужик, сохраняя невозмутимый вид.
- Разве ты не говорил мне: "Жива ваша дочь?", - отчаивалась Марья Алексеевна.
- Что-то путать изволите, - бормотал кучер, не оборачиваясь.
- Умоляю, скажи, где она? - плакала Марья Алексеевна.
Однако мужик тупо повторял одно и то же:
- Ничего не знаю, барыня. Показалось вам, должно быть.
- Бог тебе судья! - проговорила сквозь слезы обманутая мать.
И всю оставшуюся дорогу она ни слова более не вымолвила.
Если б она не спешила так за своей призрачной надеждой, то узнала бы от приезжего офицера, что лагерь разбойников обнаружен, и теперь осталось только захватить его, напав внезапно.
4.
Не сразу Катя дождалась того момента, когда Григорий станет ей доверять. Да и не доверие это было: Гришка не верил никому, кроме себя. Однако он позволил Кате выходить из избы и бродить по лагерю, натурально, в сопровождении Марфы. Бедная баба ворчала:
- И чего тебе дома не сидится? Я квашню замесила, не с руки мне с тобой таскаться-то.
Пленница знала уже, что у Марфы муж в разбойничьей шайке и деваться ей некуда. Он наведывался к ним в дом, когда возвращался из очередной вылазки. Правда, Катя его не видела.
Лагерь представлял из себя заброшенную деревню, в которой осталось несколько изб. Когда-то здесь было аракчеевское военное поселение, и жили государственные крестьяне. Крестьяне однажды взбунтовались, их всей деревней переселили за Урал. Избы постепенно разрушались, но было несколько крепких строений, которые могли простоять еще много лет.
Разбойники жили и в землянках, возле которых горели костры и готовились похлебка или каша. Вокруг костров сидели вооруженные бородатые мужики устрашающего вида. Одеты они были пестро и причудливо: в армяках, старинных бархатных кафтанах, поношенных сюртуках, епанчах и даже в меховых душегреях. И шляпы их поражали воображение: тут были и треуголки, и картузы, и ермолки, и поярковые шапки. Все это был конченый, отчаянный люд.
Во время прогулок по лагерю Катя высматривала Левушку среди больных и раненых, которые помещались в особой избе. Искала и среди пленных. Их было немного, за кого ожидался богатый выкуп. Бронского она не нашла.
На Катю в лагере смотрели с удивлением: она так и ходила с тех пор в костюме пажа. Лишь для стирки снимала и отдавала Марфе. Многие принимали ее за мальчика, но были и те, кто знал, что это за девица в мужской одежде.
- Ишь ты, вырядилась! - услышала однажды Катя откуда-то сверху, проходя мимо огромной избы. Она подняла голову и едва успела отскочить: прямо под ноги ей рухнул горшок с геранью и рассыпался.
- Аришка, не лютуй! - рявкнула Марфа, обращаясь к кому-то наверх.
Из окна высунулась красивая девка в кокошнике с холодным и злым лицом. Она смотрела на Катю с обжигающей ненавистью.
- Что я тебе сделала, что ты швыряешься в меня горшками? - спросила удивленная Катя.
Девка ничего не ответила, лишь хлопнула окном. Катя обратилась за разъяснением к своей спутнице.
- Так то Арина, полюбовница твово Гришки, - рассказала Марфа. - Она тут у них за главную, у девок-то. Ей и изба отдельная. Должно, остыл Гриша к ней, а она тебя виноватит.
- Не за что виноватить, - пробормотала Катя, силясь удержать некую промелькнувшую мысль.
- Далеко ли отсюда до Городно? - спросила она как бы между прочим.
Однако Марфа была начеку.
- Ага, скажу я тебе, а ты и сбегешь. А с меня Гришка шкуру сдерет.
Григорий навещал пленницу всякий раз после удачной вылазки. Он заваливал ее подарками. Чего тут только не было! Бархатные салопы, собольи шубы, турецкие шали, шелковые чулки и эластические корсеты, огненные ленты и тонкие кружева. Пеньюары, мантильи, шляпки разных фасонов. Воистину дамский магазин. Катя равнодушно отворачивалась от вороха соблазнительных вещей, не прикасалась и к драгоценностям, которые в изобилии скопились на ее столике.
Разбойник, верно, задался целью утопить ее в роскоши, произвести впечатление, тем расположить к себе ее сердце, но цели не достиг. Он начинал сердиться.
- Чего же тебе нужно? Сказывала, женщину надобно приручить, окружить заботой и лаской...
Катя отвечала твердо:
- И говорила также, что любовь нельзя купить, а ты тщишься именно купить! Отнеси это все Арине, ей, верно, понравится.
- Довольно! - ахнул кулаком по столу Григорий. - Ты водишь меня за нос, чертовка! Я не гожусь в рыцари, прими уж, сделай милость, таким, какой есть!
Катя похолодела, когда поняла, что разбойник пьян. Хмель сделал его развязным. Девушка лихорадочно соображала, что делать, коли он решится-таки овладеть ею. "Лучше смерть! Но как?" - мелькнуло в ее голове. Григорий приблизился к Кате, рывком привлек к себе и заглянул в глаза. Его страшный взгляд жег, был неотвратим, как смерть, и в нем горела неутоленная страсть. Что-то последнее еще сдерживало разбойника от насилия, но Катя чувствовала, как хрупка эта грань. Однако на этот раз судьба ее хранила: разбойник овладел собой и выпустил трепещущую пленницу из своих железных объятий. Он снял с себя все тот же золотой медальон и надел его на шею окаменевшей девицы.
- Я вернусь в следующий раз, и ты встретишь меня вот в этом платье!
Он сунул Кате нечто прозрачное, газовое. Она не подняла рук, чтобы принять это. Григорий, казалось, нарочно распалял себя:
- И ты будешь послушной мне и будешь ласкать, как я захочу.
Катя молчала, испуганная не на шутку. Едва Григорий ушел, захватив отвергнутые подарки, бедная девица решилась на отчаянный шаг. Натурально, оставаться в лагере ей нельзя. Можно не гадать, что сулит ей следующая встреча с атаманом.
Девушка убрала волосы под пажеский берет и крикнула Марфе:
- Я иду гулять!
Марфа тотчас показалась в дверях:
- Да куда это? У меня блинки вон пекутся, погодила бы...
- Оставь, Марфа, или отпусти меня одну. Я к Арине иду.
- Почто это к Аришке? - удивилась баба.
Катя не моргнув глазом соврала:
- Подружиться с ней хочу, скучно мне одной.
Марфа недоверчиво покачала головой:
- Ну, погоди, доведу хоть до избы ее...
Баба бросила блины, потащилась за Катей. Стоял жаркий летний день, девушка расстегнула пажескую курточку и сняла берет. Однако взгляды мужиков заставили ее тотчас застегнуться и убрать волосы. Марфа всю дорогу дивилась капризу пленницы:
- Аришка-то тебе не Сахар Медович. С нее станется, она и прогнать может. Ты уж, как войдешь, за мной держись. Швырнет еще чем.
Однако на сей раз Арина была в недурном расположении духа. Григорий и впрямь не принятые Катей подарки отписал любовнице. И вырядилась она, как купчиха, и дом ее походил на купеческую лавочку, как представилось девице-пажу.
- Ты теперь иди, Марфа, Арина меня проводит домой, - распорядилась Катя.
- Слышь, Аришка, - пригрозила баба, - приведи ее, одну не пускай. Сама знаешь...
Арина зевнула и отвернулась к окну.
- Тебе говорю, аль кому? - повторила Марфа.
- Да иди уж, - махнула на нее рукой наложница атамана.
Как скоро они остались одни, Катя тотчас приступила к делу.
- Помоги мне бежать, Арина, - попросила она.
Красавица и бровью не повела, делая вид, что высматривает что-то в окне.
- Что скажешь? - не отставала Катя.
- Голову перегрела али как? - усмехнулась, наконец, Арина. С чего я тебе буду помогать?
Девица-паж скинула со стула соболью шубу и решительно уселась на него, скрестив ноги.
- Тебе же будет вольнее, коли я исчезну. Сказывали, сердишься на Гришку из-за меня.
Арина метнула в соперницу взгляд, в котором явственно читалась непримиримая вражда.
- А коли и так, тебе что за дело? Теперь ты у него главная любовь, так чем недовольна?
Катя не обратила внимания на завистливые нотки в ее голосе.
- Возьми меня с собой на озеро, потом скажешь, что я утонула, - предложила она.
Арина расхохоталась.
- Ох, и рассмешила! Да кто поверит мне? Я не хочу за тебя отвечать перед Гришкой. Ох, он и крут в гневе!
Катя поняла, сколь нелепо ее предложение. Она задумалась. Если ей и удастся выбраться из лагеря, куда она пойдет? Не зная, где находится, пешком, куда? На верную погибель? Она растерялась и пала духом.