Однако приказывать не пришлось. Уж весь дом проснулся, и самовар раздули, и сновали в кладовую и буфетную, собирая на стол холодную телятину, кулебяку, яйца, пирожки.
- Ах, матушки, моя Катя вернулась! - выскочила на крыльцо Настя и поцеловала барышню в плечо. Катя ласково обняла горничную.
- Что же мы стоим? - спохватилась хозяйка. - Пожалуйте в дом, скорее за стол. Василиса, Настя, несите все, что есть!
Маленькое общество собралось в столовой то ли за поздним ужином, то ли за ранним завтраком. У всех вдруг разыгрался чудовищный аппетит. Смеясь и перебивая друг друга, они говорили и говорили, поедая съестное со стола. Сергей Львович сообщил о разгроме шайки Гришки Долинского, рассказал Марье Алексеевне, как нашел детей в доме мельника, повинуясь знаку, данному во сне. О гибели атамана с содроганием поведал Левушка. Катя ограничилась описанием избы, в которой жила, Марфы и Арины, со смехом вспомнила, как выбирала наряд пажа. Марья Алексеевна жадно слушала, бледнела, восклицала в испуге и всякий раз бросалась целовать дочь, переживая снова и снова ее счастливое избавленье.
Потом Василиса увела Левушку на кухню, промыла рану и приложила чистый лист подорожника.
- Заживет, милок, до свадьбы, - приговаривала нянька. - И кто же тебя врачевал: уж больно быстро затянулось?
- Повезло: пуля прошла насквозь, да были врачеватели искусные, - улыбнулся Левушка.
Вернувшись в столовую, он рассказал о Глаше, ее спасительных мазях и бальзамах, о ее уходе за ним.
- Нынче же надобно за ней послать! - горячился Сергей Львович. - Хочу видеть это чудо! И благодарить.
Все они были пьяны без вина, радостно возбуждены сверх меры, и все печальное уходило, хотелось забыть случившееся, как страшный сон. Уже строились некоторые неясные предположения о будущем, пока еще несмелые, намеками. Речь зашла об управляющем, коего обещал Сергей Львович.
- Ах, я и забыла! Василий Федорович давеча вернулся из Тверской губернии. Целый и невредимый, - заявила вдруг Марья Алексеевна. - А я уж думала, у Гришки сгинул...
- Таких как дядя минует всякая беда, - сердито проговорила Катя.
Повисла тягостная пауза.
- Так он здесь? - спросил, наконец, Сергей Львович, невольно озираясь по сторонам, и на лице его тотчас явилась брезгливая гримаса.
- Спит, верно, - пожала плечами Денисьева. - Пушками не разбудишь.
Веселье угасло.
- Дети утомлены, - решительно поднялся Сергей Львович, - пора дать им покой. Левушку я увожу, будем зализывать раны, - он грустно усмехнулся. - Управляющего пришлю, как было условлено.
"Дети" переглянулись печально: так славно они сидели и вот... Впрочем, после того, что они пережили, им уже не страшны были никакие испытания.
Экипаж поджидал у крыльца, Бронские откланялись. Марья Алексеевна с дочерью проводили их, и тотчас разом почувствовали страшную пустоту и усталость. Возвращаясь в дом, они услышали, как кто-то поспешно взбежал наверх и захлопнул за собою дверь.
10.
"Зализывали раны" несколько дней. Сношения между Спасским и Сосновкой не было. Казалось, миновала опасность, сблизившая два семейства, и вновь возникло отчуждение. Марья Алексеевна уже не могла не понимать, что Сергей Львович не терпит Норова, и покуда тот в доме, не переступит их порога и не позволит сыну это сделать.
На другой же день после возвращения дочери, которая, наконец, приняла ванну, переоделась в домашнее платье и по наружности сделалась прежней Катей, Марья Алексеевна отважилась на решительное объяснение с Норовым.
Теперь, когда любимая дочь была дома и ей ничто уже не угрожало, Денисьева могла рассуждать здраво и думать о чем-то еще. Сергей Львович вновь занял в ее мыслях подобающее место. Разлука с ним для дамы сделалась весьма чувствительной. Однако - Норов, этот вечный Базиль! Куда его девать прикажите? Но лишаться радости видеть любимого мужчину из-за него вовсе не годится. Когда б еще что-нибудь из имения у них было, его бы отделили. Или капитал какой можно было бы выделить... Нет ничего! Марья Алексеевна сломала голову, думая, как избавиться от родственника без скандалов и оскорблений. Василий Федорович сам подсказал ей путь.
Когда собрались к обеду, бедная дама никак не могла начать этот мучительный разговор. Скандал разразился сам собой, едва только Норов заговорил с Катей. Он знал, что девушка вернулась, даже рвался "засвидетельствовать ей почтение", но Катя не впустила его к себе, а к завтраку не вышла. И вот теперь она сидела перед ним.
- Каково же тебе было у разбойников? - осведомился дядя, поедая ее глазами. Его осведомленность несколько удивила Марью Алексеевну.
- Желала бы вам оказаться на моем месте! - смело ответила Катя, дерзко глядя в глаза Норову.
- Катя! - воскликнула изумленно Марья Алексеевна. Прежде никогда ее дочь не позволяла себе подобный тон в разговоре со старшими.
- Сейчас видно разбойничьи повадки, - огрызнулся Норов, не менее матери удивленный ответом. - С теперешней-то славой женихов не сыщите. Разве только такой же разбойник соблазнится.
Тут Марья Алексеевна не вынесла. Она не стала останавливать Катю, самовольно выскочившую из-за стола, поднялась и гневно воскликнула:
- Вы забываетесь, сударь! Бедняжка и без того довольно пережила и настрадалась. И вы не смеете в моем доме обижать мою дочь! Зачем вы вернулись! - вырвалось у нее.
Норов тотчас принял несчастный сиротский вид.
- Я вернулся домой, - пробормотал он жалко. - Или это больше не мой дом? И вот из-за этого негодного, изломавшего вам жизнь человека вы готовы прогнать меня, служившего вам верой и правдой двадцать лет?..
Норов мало не пустил слезу:
- Куда же я пойду? - ныл он. - Все о вашем имении пекся, своего не нажил, ни семьи, ни кола ни двора...
Марья Алексеевна дрогнула. Она не решилась высказать то, что уже готово было слететь с ее языка. Схватившись за виски, бедная дама вслед за Катей выскочила из столовой. Первый бой был проигран.
Однако после вечернего чая, когда Марья Алексеевна собралась почитать перед сном, к ней в комнату вбежала заплаканная дочь. С порога она воскликнула:
- Маменька, он подлый! Отчего он опять здесь? Отчего вы не прогоните его?
Денисьева испугалась:
- Боже, Боже, что еще случилось?
И Катя рассказала. Едва в доме стихло, Норов явился в ее светелку. К несчастью, девушка не успела запереться. Дядя вошел без стука, бесцеремонно развалился в креслах, не обращая внимания на Катин возмущенный возглас.
- Не хлопочи, я с дельным предложением к тебе, - объявил Норов развязно. - Присядь и выслушай, потом уж открывай рот.
И начал он с оскорбительных слов, но Катя решилась молчать, пока он не выскажется, иначе не уйдет.
- Тобой после атамана всякий побрезгает, останешься в девках, - при этом слове он омерзительно хмыкнул. - Так слушай, что я скажу.
Он сделал отвратительное предложение: ехать с ним в Тверскую губернию в роли содержанки. Там у него недурное именьице, гнездо, так сказать. Жениться на Кате после атамана он, конечно, не станет, но готов обеспечить ей вполне сносное существование, даже и роскошное, если она пожелает.
- Подглядел я тебя в этаком костюмчике мальчишеском, - расслюнявился мерзкий сластолюбец. - Возмечтал об афинских ночах...
Тут Катя не удержалась, схватила тяжелый подсвечник и, занеся его над головой, воскликнула:
- Убирайтесь вон из моей комнаты! Тотчас же!
Ее всю трясло как в лихорадке. Норов опасливо прикрылся рукой, однако выполз из кресел.
- Ты поразмысли, а я подожду! - кинул он, направляясь к двери.
Катя что было силы швырнула подсвечником в негодяя и едва не пробила двери. Норов успел проскочить в коридор, однако тотчас высунулся и проговорил с ехидством:
- Говорю же, атаманова шлюха! Разбойница! - и дверь, наконец, закрылась за ним.
Девушка готова была его убить, но силы вдруг оставили ее, и она упала с рыданьями в кресла...
Выслушав дочь, Марья Алексеевна бросилась в решительное наступление. Она столь же бесцеремонно ворвалась в кабинет Василия Федоровича, представ перед ним подобно грозной Фемиде. Базиль, кажется, был изумлен подобной смелостью со стороны дамы и даже привстал из-за стола, где он изучал какие-то бумаги.
- Я настоятельно прошу вас покинуть мой дом немедленно!- твердо выговорила разгневанная женщина. - Как скоро вы не подчинитесь, я буду вынуждена обратиться за помощью к предводителю дворянства.
Не дав ему опомниться и возразить, Марья Алексеевна стремглав выскочила из кабинета, оглушительно хлопнув дверью. Она отправилась к Кате, чтобы утешить ее и сообщить об изгнании мошенника из дома.
- Подумать только! - возмущалась дама. - Ведь, глядя мне в глаза, говорил, что у него нет ни кола ни двора! Откуда что взялось? Имение, "гнездо"?..
Катя уже успокоилась и готовилась ко сну. Сидя в легком пеньюаре перед зеркалом, она чесала гребешком длинные волосы.
- Как откуда? - невесело усмехнулась она. - У нас же и наворовал.
- Боже милостивый, как можно быть такой слепой? - корила себя Марья Алексеевна. - Я жалела его, ведь столько лет... еще при родителях как-то прижился... Как низко, подло!
Она готова была разрыдаться, но Катя мягко обняла маменьку и прошептала ей на ухо:
- Теперь все, теперь он уедет и конец нашим мытарствам!
Марья Алексеевна шмыгнула носом.
- Ах, Катенька, без мужчины в доме не будет порядка... Я не гожусь в помещицы, не дано мне. Что же делать?
Катя улыбнулась лукаво:
- Надобно вам замуж идти.
Марья Алексеевна залилась краской.
- Бог мой, что ты говоришь, Катя! Куда мне на старости лет!
- И вовсе не стары вы, полно себя хоронить. А это было бы лучшим в нашем положении.
Они не произнесли имен, но у обеих на лицах вдруг расцвели мечтательные улыбки и невольно согласные вздохи исторглись из груди. Они заговорщически переглянулись и вдруг обе счастливо рассмеялись.
11.
Наутро Василий Федорович собрался уезжать. Он велел заложить коляску, не спрашивая позволения у хозяйки, и явился на чай в дорожном сюртуке, готовый к путешествию. Катя отказалась выходить, пока он не уедет, а Марья Алексеевна не знала, как себя вести. Оставался еще один неразрешенный вопрос, и она все думала, как к нему подступиться.