— Я не хочу надевать этот тупой сказочный костюм.
Мама поперхнулась, и сказала, что костюм не тупой. Петя Осликов настаивал, что тупой. И потом поскорее замолчал, чтобы опять не поругаться. Мама тоже решила не продолжать разговор. Так они и дошли до дома — молча.
Вечером пришёл папа. Надо сказать, что этого Петя Осликов ждал и очень боялся. Приходил папа поздно, потому что много работал. Петя в это время уже спать ложился. Поэтому отец не очень много времени проводил с сыном. Но очень его любил и хотел, конечно, чтобы Пётр Осликов вырос настоящим мужчиной. А мама сказала, что он Ужасный Мальчик, тухлая жаба и размазня.
Мама, конечно, папе наябедничала. То есть, рассказала. И тут папа знаете, что сделал? Ни за что не поверите! Он захохотал! Басом. Запрокидывая голову и вытирая выступившие слёзы. И сказал, что Петька — молоток.
Тут Петя Осликов подумал, что с этими взрослыми с ума можно сойти. То — опозорил, то — молоток! Мама, кажется, тоже так подумала. Она опять захлопала глазами, растерянно посмотрела на Петю Осликова и велела ему идти чистить зубы. И Петя ушел. Он очень устал, и ему хотелось только побыть одному, чтобы во всём разобраться. Но в своей комнате он не стал уже ни с чем разбираться, а лежал и подслушивал.
Тем временем на кухне мама и папа обсуждали создавшееся положение. Мама сказала, что это уму непостижимо. И что папа просто не понимает всей важности положения. Что Петя Осликов её подставил. И вообще всю семью опозорил. Это она папу имела в виду. Папа на это сказал, что опозоренным себя не считает, а совсем наоборот, гордится своим сыном, который встал и сказал четверым взрослым: «Я считаю, что мне не это нужно!» Это смело и, кстати, не ужасно, а вежливо. И потом ещё, считал папа, Петя Осликов героически держал оборону. А это не каждый взрослый может: один против четверых. Папа спросил маму:
— Вот ты в детстве могла бы так сделать?
Мама Осликова посмотрела на папу так, будто был он не совсем здоров и ответила:
— Да я сплошь и рядом так делала! В детстве. Никто ничего сделать не мог, какая упрямая была.
Папа Осликов это отлично знал. Это он просто так спросил. И он сказал:
— Я тоже.
Маме Осликовой это тоже было прекрасно известно. Не потому, что они были знакомы с детства, а потому, что некоторые качества остаются у людей на всю жизнь. Оба родителя Осликова были в детстве очень застенчивы и чудовищно упрямы. Застенчивость у них со временем прошла, а упрямство осталось.
— И что? — спросила мама.
— А то, — сказал папа, — яблоко от вишенки недалеко падает!
И добавил, что считает, что такое поведение — признак сильного характера. Хотя и с некоторыми издержками.
(Если ты не знаешь, что такое «издержки», то это такие не совсем желательные вещи, которые происходят вместе с очень желательными. Например, мороженое. Оно одновременно и вкусное, и холодное. От него можно простудиться. Вот это и есть издержки).
Тут Петя вылез из кровати и прокрался на цыпочках в комнату. И стал оттуда подглядывать.
Мама Осликова смотрела на папу Осликова так, как будто боялась не выдержать и засмеяться. Но тут же стала серьёзной и заявила:
— А всё-таки пускай его посмотрит специалист. Может быть, Тендер права. Может, нас всех надо лечить медикаментозно.
Папа Осликов задумался. Он и сам в детстве был таким же. Вот просто таким же, как его сын. И поэтому очень ему сочувствовал. Тяжело ведь жить таким стеснительным, папа прекрасно это знал. И согласился на специалиста. Только, конечно, не из Невероятно Современного Учебного Центра. А такого, к которому уже какие-нибудь знакомые ходили и остались довольны.
Специалист оказался девушкой в очках. И он сказал:
— Рассказывайте.
Мама присела в кресло. Петя Осликов хмуро посмотрел на специалиста и на всякий случай остался стоять. Мама начала рассказывать и всеё-всё выложила. Что Петя Осликов ужасно оскандалился в Невероятно Современном Учебном Центре. Потому что, во-первых, патологически застенчив. И упрям чудовищно. И про дни рождения и гостей тоже всё вывалила. Как будто промолчать не могла! И ещё прибавлиа, что Директор Невероятно Современного Учебного Центра сказала: «Этого ребёнка надо лечить медикаментозно!».
Специалист выслушала, записал что-то в свой журнал и спросила:
— Так вы говорите, не хочет заниматься? А почему, собственно, он должен этого хотеть?
Мама задумалась: и правда, почему? Хотеть то Петя не хотел. Это мама всё. А Специалист продолжила:
— Поставьте себя на место сына. Вот вы бы на его месте хотели?
Тут мама Осликова подумала. И выяснила, что одного сказочного костюма, попытайся кто-нибудь надеть его на маму Осликову, хватило бы, чтобы хотеть только одного: как можно скорее покинуть этот Невероятно Современный Учебный центр. Многим, возможно, понравилось бы, а ей — ни за что.
Это называется — не тот характер.
В общем, Специалист попросила прийти ещё несколько раз, поделала с Петей какие-то тесты, и вынесла такой вердикт:
Петю не надо лечить медикаментозно. Его вообще лечить не надо. Его надо больше любить и меньше кричать.
А то он родную мать боится.
— Мне не нравится, как мы работаем, — заявляет на редколлегии издатель. — Это не работа. Так нельзя работать!
— Я как редактор согласна с госпожой Тендер, — поддерживает редактор. — Надо в корне переделывать всё. Потому что так никто не работает. Это же не годится!
— Погодите, Полина, — спохватывается госпожа издатель, — как это, не годится? Журнал «Директор» ахает: «как это при ТАКОМ контенте у вас такие ляпы с иллюстрациями?»
На этих словах зеленеет Медведь — она трое суток просила Тендер позволить ей сфотографировать что-то там самой вместо того, чтобы печатать фотографии одного, эээ, очень хорошего человека. Ей не дали. Она зеленеет, но молчит. Мудрый Медведь.
А госпожа Тендер продолжает:
— Знакомые передают: ребёнок стащил номер и читал его все выходные, пока не прочитал от корки до корки! Так что очень даже мы неплохой журнал! Кстати, Лена, прими очередную благодарность от читателей. На занятиях говорят, писали кипятком от твоей статьи «Как Петя Осликов торопился».
Медведь хмыкает. Я бормочу «спасибо» и изображаю, что ужасно скромна. Вполне возможно, что издатель совсем и не имела в виду то, что сказала. А просто таким хитроумным способом остановила назревающую нашу перепалку с редактором: вон, у редактора на лице всё написано. Но это опять-таки не факт, а спрашивать боязно. Вдруг редактор опять заведётся: «Так никто не пишет!».
Да, так писать совершенно не принято. Она всё время это говорит.
— Так же никто не пишет! Почему вы не можете писать, как все пишут?
— Что это за Эзопов язык? Так не пишут статьи! Так я не знаю, что пишут!
— Это смешно. Бойко. Наблюдательно. Но так писать не принято!
— Это очень хорошо написано. Но ведь это же НЕОБЫЧНО!
«Класс» — четвёртый по счету журнал, в котором я работаю. Меня пригласили как раз тогда, когда мне уже окончательно опротивело писать «как все пишут» в одинаковых журналах с разными названиями, и я приняла решение бросить работу и спокойно гладить мужу рубашки. Благо дела у него хорошо. Чёрт возьми, я могла бы заниматься домом и сыном!
Но только по неизвестной причине этого мне недостаточно.
Может быть, мне нужно, чтобы в кабинет влетала госпожа Тендер, злая, как двадцать два дьявола и кричала, что это не работа, так нельзя работать, всем наплевать на работу, журнал закрывается? Потом чтобы она вылетала из кабинета, а мы начинали друг другу на неё жаловаться. И я бы кричала, что уволюсь и буду гладить мужу рубашки. Чтобы при этом меня никто не слышал, потому что каждый кричит своё, но все были бы согласны, что Тендер — ведьма.
Нет, мы какие-то психи. Здоровый человек не может так жить.
Любой человек, делающий такие вещи, как мы, производит впечатление ненормального. Особенно, если он вдобавок рисует шланги от пылесоса и лепит пластилиновых человечков. Не смотрите на меня так. Человечки — в рубрику «Своими руками». Туда полагается инструкция по изготовлению какой-нибудь игрушки или другой хорошей штуки, а к ней — пластилиновая рожа: значок рубрики. Эта рожа вращает глазами, изумлённо разевает рот, подозрительно косится и вообще обладает чрезвычайно богатой мимикой.
А ведь всего-то и дел: шарик жёлтого пластилина и зубочистка.
Для остального рисуются иллюстрации. Нет, я не художник. Я вообще рисовать не умею. Но у меня неплохо получаются рожи и каляки. Дети от них смеются, взрослые почему-то тоже, а то, что противоречит анатомии человека, исправляет Медведь. Она тоже рисует. Мы обе рисуем. Мы придумали, что скучную рубрику «Безопасность школьника» можно делать в виде комиксов. Там у нас лесные змеи с инструкцией, как быть, если произошла случайная встреча, пляжные дикари-канибаллы, которые варят в котлах тех, кто слишком долго загорает, Подозрительный Незнакомец, мокрые ботинки и потерянные ключи. А также школьники и школьницы, учителя и бабушки, мамы и папы.
И потом, есть наш герой — Петя Осликов.
С Петей мы долго экспериментируем. Сначала мы его рисуем. Но почему-то это не то. Потом опять не то. И снова не очень-то.
— Давай, — говорю, — нарисуем его на картоне, вырежем, разрежем на части и будем фотографировать их в разных положениях?
— Давай, — говорит Медведь.
И мы вырезаем из картона руки, ноги и туловище господина Осликова. Потом головы. Голов в разных положениях и с разным выражением лица сначала шесть, потом четырнадцать, потом я понятия не имею, сколько, потому что всё время придумываются новые.
Эти части мы помещаем кучкой на нарисованную парту, стул или шкаф, передвигаем и фотографируем. Дальше у нас имеется комплект нарисованных Папы и Мамы Осликовых. Эти Мама и Папа вызывают у детей приступы особенного, неконтролируемого веселья. Настоящие мамы и папы смотрят и тоже сдержанно хрюкают. Ну, или не очень сдержанно. Мы смотрим на всё это и говорим: