бекки, было уже слишком.
Все это время, когда семья собиралась за трапезой или после ужина в салоне, Эдуард вел себя так, как если бы ничего не случилось. Его поведение по отношению к Ребекке было таким же, как всегда, и это невероятно ее раздражало.
Относительно ночного визитера ничего нового разузнать не удалось. Жак, насколько мог, исследовал тайную галерею и все обнаруженные ходы забил досками.
Это произошло на третий день после случая в кабинете. Ребекке приходилось быть постоянно начеку, и от этого напряжения она уже начала уставать, а тут в довершение ко всему после обеда прискакал Арман в очередной раз поговорить с отцом.
За ужином Ребекка была очень скованной, сидела не поднимая глаз, боясь встретиться взглядом с Эдуардом или Арманом. После трапезы все, включая Фелис, которая большую часть дня провела на своей половине, отправились в музыкальный салон.
Маргарет сыграла несколько этюдов Шопена – она исполняла их довольно сносно, – потом Ребекка под аккомпанемент Жака спела несколько ирландских песен. А под конец Эдуард исполнил три немецкие баллады. Во время пения он нагло подмигивал Ребекке, чем привел ее в бешенство.
Она быстро опустила голову, а когда вновь подняла ее, то Эдуард стоял уже рядом с буфетом, держа в руках тяжелый хрустальный графин.
– Прошу вас. – Весело глядя, он сделал приглашающий жест к бокалам. – Это портвейн. Я получил его с последним кораблем, и мне хочется, чтобы вы все его попробовали.
Он протянул бокал Фелис, та нервно кивнула и взяла, затем Жаку. Когда очередь дошла до Армана, тот отрицательно покачал головой.
– Благодарю, отец, но я не пью портвейн. Эдуард продолжал улыбаться, но его глаза похолодели.
– Этот сорт я бы тебе советовал попробовать. Мне хочется знать твое мнение.
Арман сделал несколько шагов назад и угрюмо посмотрел на отца.
– Свое мнение я могу высказать, не пробуя, потому что все портвейны кажутся мне на один вкус. А кроме того, я приехал сюда поговорить с вами о делах.
– Дела, все время дела! – отмахнулся Эдуард. – Я тебя очень прошу: давай сегодня вечером забудем о делах. Мы поговорим завтра. Ребекка, уверен, портвейн вам понравится. Это один из самых лучших сортов, какие существуют в мире.
Избегая его взгляда, она осторожно потянулась за сверкающим фужером, наполненным темно-красной жидкостью. К портвейну она была весьма равнодушна, а из рук Эдуарда ей вообще ничего не хотелось брать, но после отказа Армана она чувствовала, что лучше принять вино и не обострять ситуацию. Бокал взяла даже Маргарет, хотя Ребекка хорошо знала, что кузина вообще не пьет вина.
Когда бокалы с портвейном оказались у всех, кроме Армана, Эдуард провозгласил тост:
– За нас! Пожелаем друг другу здоровья, счастья и осуществления заветных желаний!
Ребекка едва пригубила вино. Этот двусмысленный тост окончательно вывел ее из себя. Какая неслыханная наглость! Уж теперь-то она знала, что у него за заветное желание. Невероятно, но казалось, будто он пребывает в твердой уверенности, что она совсем не возражает против его приставаний. Если бы Эдуард знал, какое отвращение он у нее вызывает, то сейчас бы так не улыбался и не предлагал подобные тосты. Однако единственное, что оставалось Ребекке, – это молчать. Хотя ей так хотелось выплеснуть этот портвейн ему в лицо, рассказать все его жене и сыновьям!
После того как каждый испробовал вина, Эдуард осведомился о впечатлении. Хотя, как заметила Ребекка, Жак был единственным, кто, выпив до дна, попросил еще, все пробормотали слова восхищения.
Они еще некоторое время оставались в зале, но разговор не клеился. Фелис извинилась и, сославшись на усталость, удалилась к себе. Ребекка немедленно воспользовалась случаем, чтобы тоже удалиться. Маргарет последовала за ней.
В коридоре они распрощались, и каждая направилась к себе. Ребекка с облегчением открыла дверь их с Жаком уютной спальни – единственного места, где она знала, что находится в полной безопасности. Заперев дверь, Ребекка умылась и, достав с полки «Гордость и предрассудки», улеглась с книгой в постель. Хотя чтение было увлекательным, ее потянуло в сон, и она закрыла книгу.
Перед ней стоял выбор: либо вовсе не запирать дверь, либо запереть, а потом проснуться и открыть Жаку.
В конце концов она решила оставить дверь запертой. Лучше проснуться лишний раз, чем засыпать, опасаясь нежелательного визита.
Ребекка задула свечу и мгновенно заснула.
Ее разбудил сильный стук в дверь. Выскользнув из теплой постели, сонная, она побежала открывать, быстро ступая по холодному полу.
Вошел Жак, Ребекка промямлила ему что-то и снова нырнула в теплую постель. Почувствовав, как под тяжестью его тела прогнулся матрас, она пошевелилась, устроившись поудобнее, и окончательно погрузилась в глубокий сон без сновидений.
Пробудилась она пугающе внезапно, мгновенно осознав две вещи: во-первых, ей холодно, одеяло куда-то сползло, а во-вторых… по ее телу блуждают чьи-то руки.
Ее охватил ужас. Она знала, чьи это руки. И голос Эдуарда вскоре подтвердил это. Говорил он вкрадчиво, слегка постанывая, и тем временем продолжал стискивать ее груди.
– Ребекка, Ребекка! Сегодня такая полная луна. Посмотри, как она освещает твое тело. Оно белее, чем сама луна. Ребекка! Моя нежная Ребекка!
Оцепеневшая Ребекка увидела фигуру в халате, склонившуюся над ней. Господи! Где же Жак?
Она протянула левую руку и почувствовала под своей ладонью плечо Жака. Неужели он ничего не слышит? Просто не верится, что можно так спать!
Ребекка закричала, отталкивая насильника:
– Жак, Жак, проснись! Помоги!
Не переставая жадно ощупывать ее, Эдуард усмехнулся. От его смрадного дыхания Ребекке стало дурно.
– Звать его сейчас без толку, моя лапочка, – ласково проговорил он, и этот жутковатый голос внушил Ребекке суеверный страх. – Он не проснется до самого утра. Я позаботился об этом. Так что сейчас мы с тобой здесь совершенно одни. Одни, понимаешь? И я смогу наконец сделать с тобой то, о чем давно и страстно мечтал. Ну, не надо упрямиться, моя Ребекка. Откройся!
Плотно сжав колени, она делала одну за другой попытки вцепиться ногтями в его лицо, но безуспешно. В конце концов он схватил обе ее руки и продолжил свое занятие, легко удерживая их одной рукой.
– Ты же хочешь меня, Ребекка. Хочешь. Однако если тебе нравится сопротивляться, пожалуйста, сопротивляйся на здоровье. Я тебе не перечу. Персик, который достается с трудом, всегда кажется вкуснее.
Ребекка снова выкрикнула имя Жака, отказываясь верить, что он не может ее услышать, и внезапно вспомнила о вине. Боже мой, портвейн, который так настойчиво Эдуард предлагал отведать! Все это мгновенно вспыхнуло в мозгу Ребекки, высветив страшную правду: Жак действительно сейчас не способен ей помочь. Он усыплен! Придя в неописуемую панику, она откинула голову назад и закричала. Громко, что есть сил.
На мгновение Эдуард опешил, но лишь на мгновение. А затем, просияв, радостно засмеялся, как будто ее крики возбудили его еще больше. Даже в состоянии отчаяния она не могла не заметить сквозившее в его смехе безумие.
– Вот он, моя красавица. Наконец-то! Крик страсти, которой я ждал с таким нетерпением. Не спеши, моя дорогая. Это будет скоро. Скоро я наполню тебя всю и испытаю, какова ты внутри!
Пальцами свободной руки он расстегнул ворот ее ночной рубашки. А затем рванул и разорвал от груди до самого низа. Край ткани больно впился Ребекке сзади в шею.
Треск разрываемой материи прозвучал в комнате как гром. Отбиваясь, она крутилась, извивалась и продолжала истошно кричать. «Ну кто-то же должен меня услышать!»
Эдуард навалился на нее, и под действием его веса, которое было страшно, как сама смерть, ее бедра разжались.
Его халат был распахнут, он тяжело дышал, сопел, издавая мерзкие животные звуки. Она крикнула снова, и на сей раз ее, кажется, услышали. Там, за дверью, в коридоре, раздались шаги. Кто-то бежал. И это придало ей сил.
Рывком освободив руки, она впилась ногтями в его лицо, на этот раз удачно.
Эдуард выругался и отпрянул. Кто-то колотил в дверь, выкрикивая:
– Ребекка! Ребекка!
Она узнала голос Армана. Слава Богу! Дверь затрещала. Господи! Она ведь заперта изнутри!
Эдуард, казалось, не слышал ни голоса своего сына, ни стуков в дверь. Он снова зловеще засмеялся и схватил ее руки.
Ребекка приподняла голову:
– Арман! Арман, помоги!
Эдуард, крепко держа оба ее запястья в одной руке, другой пытался разжать ей бедра. Мускулы Ребекки дрожали от напряжения и усталости, она чувствовала, что долго сопротивляться не сможет.
– Арман! – закричала она что есть мочи.
– Нет! Нет! Нет! – глухо бормотал Эдуард.
В дверь ударили чем-то тяжелым – один раз, второй, затем третий. Раздался сильный треск раскалываемого дерева, в комнате стало светло, она наполнилась людьми. Кто-то схватил Эдуарда за плечи и начал оттаскивать от Ребекки. Наконец она почувствовала, что свободна, и ей вдруг стало холодно. А вокруг нее громко кричали, но что именно, она не могла разобрать. Людей, которые были в комнате, она тоже не узнавала. Доносились звуки борьбы и переворачиваемой мебели. Находясь на грани истерики, Ребекка мысленно повторяла про себя одно и то же: нужно прикрыться, они не должны видеть меня такой. И кто-то накрыл ее одеялом, заботливо подоткнув со всех сторон. Маргарет? Это была Маргарет?
Затем раздался звук сильного удара, похожий на тот, когда кулак встречается с человеческой плотью, и возня закончилась. В наступившей тишине Ребекка услышала чье-то бормотание и чей-то плач.
К ее лицу приблизили свечу. Свет ее был таким ярким, что она зажмурилась, а потом прикрыла лицо одеялом, спрятавшись в нем, как в норе.
Теперь она различила голос Маргарет. Та говорила громко и возмущенно, тоном, какого Ребекка у нее никогда не слышала. А еще были голоса мужчин, Армана и Дупты. Дупта?
Потом были шаги, сначала громкие, а затем все тише и тише, пока не растаяли в конце коридора. И наконец, снова возник голос Маргарет, нежный и полный слез.