— Ну, здесь, конечно, можно увидеть людей, вот только каких.
Взбитые на макушке волосы, слегка припухлые щеки, немного отвислая нижняя губа. Зубы выглядят новее всего остального. Сказала, что одинока, живет в нескольких домах отсюда. Задавая вопрос, высоко задирает одну бровь.
— Простите мое любопытство, а чем вы занимаетесь.
Каждый раз, как она наклоняется. Вижу темно-влажный ручеек между ее грудей. Ненадолго заимствую титул мистера Убю, полагая, что в такое позднее время он ему не особенно нужен.
— Возглавляю рекламный отдел в одной промышленной корпорации.
— Неужели.
— Представьте. Вообще-то я сейчас рассматриваю кое-какие предложения. В моем возрасте занимать пост главы отдела совсем неплохо, но мне не хочется, чтобы это состояние стало хроническим.
— Ха-ха, да, конечно, я вас понимаю. Вы могли бы сниматься для журнальных обложек или стать актером, или кем-то еще в этом роде.
— Во всяком случае, я сейчас серьезно обдумываю другие предложения и возможности.
— Вы как-то странно говорите.
— Это оттого, что я повредил челюсть, играя в поло.
— Подумать только, так вы в поло играете, это такая игра, где скачут на лошадях, верно.
— Играю там у себя, в Вирджинии. По уикэндам.
— Хорошая игра. Только дорогая.
— Да, определенных затрат требует. Как и все самое лучшее в жизни. А чем занимаетесь вы.
— Я, пожалуй, из тех людей, которые идут, никуда не сворачивая, по проторенной дорожке. Если вам захочется пошутить, назовите это карьерой. Я секретарша с юридическим уклоном. Всю жизнь прожила с матерью, она умерла в прошлом году. Просто плыву по течению. Вам нравится ватрушка.
— Да, замечательно вкусная.
— Я, пожалуй, тоже возьму парочку. У вас такой выговор, будто вы англичанин.
— Некоторым из нас, живущих в той части Вирджинии, где расположены лучшие поместья, присущ подобный выговор.
Допиваю кофе. Беру еще чашку. Она тоже. Рассказывает мне о матери, работавшей ночной сиделкой во многих богатых домах на Парк-авеню. И, слегка покраснев, спрашивает, вы не хотите зайти ко мне, посмотреть ее фотографии, дедушка, пока мы не обеднели, тренировал лошадей. Фотографий оказалась целая куча.
Поднялись в лифте. Она все тискала ключ от двери, словно пытаясь его согнуть. Прошли по общему коридору, узкому и зеленому. Потом в коричневую дверь ее квартиры, мимо крохотной кухоньки. Маленькая гостиная. Стеклянный кофейный столик. Белая киска в углу гадит на соломенную подстилку. Стопка книг. Она сказала, садитесь, пожалуйста, мистер Пибоди, знаете, если вы не против, я буду звать вас Джейсоном. Я состою в книжном клубе, Джейсон. Вот чем я занимаюсь всерьез. Читаю. Хотите чего-нибудь выпить.
Слышно, как на кухне дважды плюхается на пол молочный пакет. Кристиан сидит, держит в руке стакан молока. Глядя на женщину, стоящую у книжного шкафа, на полках которого теснятся умные книги. Там, в закусочной от меня чуть дым под столом не пошел, когда я увидел, как она кусает ватрушку. Решил, что доктор Педро не одобрит меня, если я упущу возможность. Предоставляемую этим безусловно прекрасным созданием. На предложение полюбоваться фотографиями матери я ответил нет, спасибо. И тогда она вдруг сказала, я вас очень прошу, не могли бы вы оказать мне большую услугу. Проводить меня до дому, чтобы мне не идти одной. Только до двери. Понимаете, в соседнем доме убили одну девушку, всего три дня назад. А у вас внешность порядочного человека. Уже поздно и ночь такая жаркая, я боюсь возвращаться домой одна.
— Спасибо, мадам. Я чрезвычайно вам благодарен за то, что вы не сочли меня сексуальным маньяком.
— Ха-ха, господи, какой вы шутник.
Однако она их все-таки вытащила. Фотографии матери. Девочка на каменном крыльце, перед увитой плющом дверью. Девушка в белом, улыбающаяся рядом с сидящей в инвалидном кресле пациенткой в соломенной шляпе. Подпись, Кеннебанкпорт, штат Мэн. Когда тебе на колени вываливают столько фотографий, подняться уже невозможно. Сказала, что зовут ее Лилия, а фамилия Астр, сплошные цветы. У окна тускло светятся две керамических лампы. На стенах скучают четыре картины с какими-то задницами, маслом. Мы просидели с ней почти до полуночи, уже и коты принялись орать и мяукать внизу, в закоулках, и давно истекли все сроки, после которых Фанни, как я знал, открутит мне голову. С криком, где тебя черти носили.
— Боюсь, мне пора.
— О нет, прошу вас, не уходите.
— Ничего не поделаешь, меня матушка ждет.
— Вы вроде бы сказали, что вы из Вирджинии.
— Да, она приехала на неделю, за покупками.
— Пожалуйста, Джейсон, останьтесь, вы у меня первый гость почти за три месяца. Для меня это едва ли не чудо. Я раньше состояла в кегельном клубе. Пока в нем не остались одни женщины. Вы не играете в кегли.
— Нет, пока нет. Но если я не вернусь домой, моя кровожадная мамочка пришибет меня кегельным шаром.
— Ха-ха, в вашем возрасте и такая зависимость от мамочки. А вот моя мама, как мне кажется, погубила мою жизнь.
— Знаете, мне иногда хочется вырваться из-под ее опеки, но она самая милая, самая дорогая мне и самая замечательная женщина, какую я когда-либо знал.
— Все же мне кажется, что ей не стоит вас так ограничивать. Вы, наверное, всю жизнь провели у нее под крылышком. Я бы хотела как-нибудь с ней познакомиться.
— Да, ну ладно, мне все же пора.
Лилия склоняется над Кристианом, отталкивая его назад, на диван, рот ее приоткрывается. Всаживает язык между моими стиснутыми губами. Слышу, как бухает ее сердце, а она между тем осыпает мое лицо поцелуями. Женщина, которой я почти и не знаю. Обливается потом. Пышная, душная грудь. Необычайно сильные руки, обвивающие тебя так, что и не вырваться. Не причинив боли этим льнущим лианам. От зажима которых я начинаю отрыгиваться копченой говядиной.
— Прошу вас, не уходите. Вы не пожалеете, честное слово. Это, конечно, не важно, но я однажды победила в чемпионате по скоростному печатанию на машинке. Вон диплом висит на стене. Не смейтесь надо мной. Я в отчаянии. И я так одинока. Я не хочу, чтобы вы уходили. Пожалуйста. Я дам вам пятьдесят долларов.
— Прошу прощения.
— Умоляю вас, сто.
— Мадам, вы говорите невозможные вещи.
— Вам этого мало, Джейсон, вам хочется больше. Я дам еще. Все, что хотите. Вам будет приятно со мной. Я хороша в постели. Честное слово. Я умру, если вы уйдете. Выброшусь из окна.
— Не стоит этого делать.
— Я сделаю, Джейсон, сделаю.
— Я мог оказаться убийцей, который прикончил ту девушку.
— Господи, какая мне разница. Только не уходите. Лучше смерть.
— Давайте поговорим, как разумные люди. На улице полно мужчин, ищущих женщин.
— Но я хочу вас. Снова эти волосатые старые сальные яйца. Неужели я не могу хоть раз побыть с кем-то красивым. У вас такие прекрасные руки. Я любовалась ими, пока вы ели. И вы молодой. Хотите, я вас раздену. Я все для вас сделаю.
— Я должен идти.
— У меня есть еще деньги.
— Мадам, мне и в голову не придет брать у вас деньги, если только, ха-ха, их не окажется действительно много.
— Меня зовут Лилия. И я не шучу.
— Послушайте, у меня есть врач, он говорит, что от всего на свете существует одно лекарство, нужно почаще отскабливать пол и все будет в порядке.
— Мне нужен мужчина. Я не могу больше выносить одиночество. Уже целый год прошел. С прошлого лета в Париже. Ну, прошу вас, прошу. Как вы не понимаете. Он работал в поезде, проводником. И он был моим целых три ночи. Он был красивый, хоть и вонял чесноком и украл у меня багаж и деньги, и все остальное. Но я бы опять все ему отдала. Неужели вам непонятно, до чего может дойти женщина. Разве во мне что-нибудь не так, вот смотрите, я вам покажу. Я не уродка. У меня груди красивые. Я разденусь, и вы увидите.
— Прошу вас, не надо, прошу вас.
— Да, да, вы увидите.
— Мадам, я все равно уйду, что бы вы не сделали.
— Это заставит вас передумать, заставит. Вот. Вот так. Смотрите. Видите.
— Да вижу. Прекрасная грудь.
— Потрогайте, ну же, они упругие. У меня не было детей. Дайте руку. Видите, какие твердые.
— Да. Очень красивые, твердые, и я человек сострадательный, мадам. Но мне почему-то кажется, что мы с вами ужасным образом ошиблись друг в друге.
— Неужели вы даже эрекции не испытываете, совсем.
— Понимаете, у меня сейчас столько забот на уме, что я как-то и внимания не обратил.
— Дайте, я потрогаю.
— Нет, пожалуйста, не надо. Там все в порядке.
— Тогда давайте я вам бедра покажу. У меня очень хорошие бедра. Ни жира, ничего. Как налитые.
— Не стоит этого делать, мадам, я и так вижу, что вы восхитительно сложены.
— Вы не представляете, какой несчастной я иногда себя чувствую. Ну, и ладно. И пусть.
— Прошу вас, мадам, не нужно плакать, все еще будет хорошо. Просто с моей мамой бывает сложно договориться.
— Ох, какое мне до этого дело, не надо ничего говорить. Зачем мне ваши извинения. И ведь я действительно умею любить. А вы, я даже не знаю, может быть, вы какой-нибудь извращенец.
— В общем-то да, совсем немножко. Но главная причина в том, что мне не хочется по возвращении получить чем-нибудь тяжелым по голове.
— Вы голубой.
— Как вам сказать, не очень, но все-таки.
— А я-то какой себя выставила идиоткой. Вы же отлично знали, зачем я вас к себе приглашаю.
— Не знал. Я проводил вас, потому что вы меня попросили. Как поступил бы любой джентльмен с юга, если бы женщина попросила, чтобы он ее защитил. У меня есть правила. Я, например, ни за что не взял бы денег.
— Не делайте вид, будто вам не нужны деньги. Вы такое же ничтожество, как я. Глава отдела, скажите на милость. А мне наплевать, даже если кто-то меня убьет. Лишь бы я могла тем временем его целовать. Больше мне ничего не нужно. Когда этот убийца явится, черный, волосатый или жирный. Я буду целовать его, пока он меня убивает. Потому что он окажет мне черт знает какую услугу. А вы убирайтесь, уходите отсюда. И бросьте вашу дурацкую мадам, будто я старуха какая. Оставьте меня.