водством дорожных сундуков, а уж много позже стал шить роскошные сумки. «Все начинается с самого примитивного – так что у меня есть шанс!» – пошутила про себя Кира, узнав об этом.
По распорядку дня на обед отводилось полтора часа, а потом начинались практические занятия. В тех же мастерских закреплялись знания. Кира была в восторге – ей казалось, именно здесь она постигнет все тайны, которые потом ей дадут возможность претворить в жизнь самые заветные мечты. Особенно она старалась на «швейных» уроках, где слушатели должны были научиться резать кожу, делать стежки и работать со специальными инструментами.
Кира аккуратнейшим образом, дословно записывала все, что говорилось на занятиях, и зарисовывала то, что делали на практике.
Кира пока не встречала особых трудностей ни с переводом (для иностранных студентов заранее раздавали распечатки предстоящих лекций для ознакомления), ни с запоминанием информации, ни с практическими занятиями.
Ее подруга Майя все так же была недовольна.
– Я просто ничего не понимаю! Зачем нам все это знать! – возмущалась она.
– Как не понимаешь?! Ты так говоришь по-английски, словно родилась в Лондоне!
– Да я не про это! Вот мы прослушали столько лекций, о чем? Что они нам дали?
Кира задумалась. Ей показалось, она узнала ответы на основные вопросы, связанные с этим ремеслом. Во-первых – из чего шьют сумки. Перефразируя высказывание Форда, можно смело утверждать, что сумки можно шить из чего угодно, главное, чтобы это была кожа. А уж видов кожи – море! Разного происхождения, разной выделки, окраски, разной обработки.
Во-вторых, им рассказали, кто и зачем шьет сумки. Сумки шьют мастера в ателье дорогих брендов, сумки шьют маленькие мастерские, и сумки, наконец, шьют самостоятельно умельцы, которые весь процесс выполняют сами. И все эти виды сумок могут стоить баснословных денег. И тут возникает вопрос щекотливый, но важный: а откуда берется эта цена? Эта безумная цена и те самые очереди, которые выстраиваются за вожделенными «Эрмес» и «Биркин».
Майя словно прочитала мысли Киры:
– Между прочим, ты обратила внимание, когда нас возили на экскурсию в мастерскую «Эрмес», там с самого начала никакой самодеятельности творческой. И ручной работы тоже.
– Ручная работа потом. А сначала строгая вырубка точным штампом. Может, нам не показали, а может, мы и сами не заметили, но ножами там не режут. Ни миллиметра больше, ни миллиметра меньше. А подогнать готовые детали, рассчитанные заранее, легче. И подкладку они так же вырубают. И клей наносят распылителем.
– И вот объясни мне, за что? За что такие деньги! – Майя выразительно постучала по своей сумке «Эрмес».
Кира чуть не рассмеялась. Было что-то комичное в ситуации: владелица трех самых дорогих сумок мира учиться шить сумки и возмущается необоснованной, на ее взгляд, дороговизной.
– Майя, там огромное количество операций. И все-таки большинство производится вручную. Ты же сама видела. Проклеили два отреза кожи вручную, сшили стежками вручную, а до этого пробойником отверстия под стежки пробивают. И попробуй ошибись, что-нибудь косо сделай. Потом полируют края, покрывают краской, воском, лаком. И это все руками. Каждую деталь. А фурнитура? Замочки, колечки, молнии!
– Молнии используют дорогущие. У них зубчики отполированы, нельзя поцарапаться! Я помню, у меня подделка была, я вечно ногти ломала о молнию! А эрмесовские, конечно, класс! – Майя теперь с особым чувством прикоснулась к своей сумке.
– А ты удивляешься – почему дорого! – рассмеялась Кира.
Кира задумалась: на нее произвела огромное впечатление та экскурсия. Они попали в святая святых «сумочного» дела. Но Кира, как очень практичный человек, вдруг задумалась над тем, сколько же и каких инструментов нужно будет купить, чтобы начать работу. Она уже приглядела фирмы, которые специализируются на инструментах, но цены там были заоблачные. «Ах, надо сначала сертификат получить! Долги раздать», – одернула она себя.
– А на баночках с красками заклеены этикетки. Ты заметила? Ничего подглядеть нельзя! – продолжала возмущаться Майя.
– А ты как хотела?! Это же секрет.
– Говорят, у них свои химики. – Майя неторопливо пила кофе.
– Это целая индустрия! И там все отработано и отточено…
– Да, у них отточено… А у нас через полчаса практическое занятие. Я уже второй день переделываю подгиб. – В голосе Майи зазвучали нотки возмущения.
– Да, противное занятие. Я все пальцы исколола и ноготь сломала. Но это тоже надо научиться делать, – кивнула Кира.
Ничего удивительного нет в том, что Кира, которой было тридцать лет, и Майя, которая была моложе на девять лет, подружились. Они оказались в незнакомом месте, вдали от родных, без общения с близкими. И различия в возрасте отступили на второй план. Надо сказать, что именно Майя была инициатором этой дружбы, хотя, казалось бы, должно быть наоборот.
– Вам же удобно по набережной ходить, а вы мимо моего дома ходите! – как-то сказала она Кире.
– На вашей улице погода лучше, – отшутилась Кира.
– Что? Правда? – не поняла Майя.
Кира рассмеялась. Эта девушка ей нравилась, общаться особо не хотелось. У Киры не было ни минуты свободного времени, да и думать о ком-то, кроме дочери, оставшейся в Москве, не было желания. Кира взяла за правило звонить Вороновым два раза в день – утром и вечером. Она узнавала у Люды новости, потом обязательно разговаривала с Леной. Дочка была рада ей, но всегда торопилась куда-то по своим детским делам.
– Она совсем не скучает по мне, – как-то посетовала Кира.
– Она же маленькая. У нее полно дел, своя жизнь, – успокоила ее Люда, – неужели ты хочешь, чтобы она переживала?
Конечно, Кира этого не хотела. Еще Кира звонила маме, но разговоры, как правило, заканчивались ссорой.
– Ты плохая мать, ты подбросила дочь чужим людям! Ты бросила семью в угоду глупым мечтам! – вот что звучало рефреном. Кира пыталась что-то объяснять, но это было бесполезно. Однажды она позвонила Виктору.
– Тебе лучше вообще не возвращаться, – весомо произнес тот.
Кира отключила телефон. Она так скучала по дому, по дочери, она так старалась для них для всех. Но родные, увы, понять ее не хотели.
Однажды свидетелем разговора с матерью стала Майя. Как Кира ни пыталась сгладить беседу, все было очевидно.
– О, ваша мамаша копия моей. Я от своей сбежала в шестнадцать лет.
– Не мамаша, а мама, – машинально поправила Кира. – Куда сбежала?
– В школу кулинарии. Мать запилила меня. А ведь и училась прилично, и особо не гуляла. А она так, для профилактики. Пилила, по сумкам лазила, по столам.
– Она боялась за тебя, – укоризненно сказала Кира, представив на минуту себя матерью взрослой дочери.
– И что? Боялась, поэтому жизни не давала. Я не успевала что-либо сказать, как уже слышалось: «Нет!»
– И это по той же самой причине. Мои близкие, думаю, тоже боятся за меня. Поэтому так суровы.
– Бросьте, – выпятив губу, произнесла Майя, – они хотят спокойно жить. Чтобы все было под контролем. Это, знаете ли, такая форма домашней тирании. В конце концов, близким положено беспокоиться.
– Хорошо. Дай тебе волю, что бы ты предприняла?
– Не знаю. Я вообще ничего теперь не знаю.
– Но тебе двадцать один год!
– За меня все и всегда решала мать!
– Очень удобная позиция. За меня тоже решали. Мама даже замуж меня выдала.
– Да ладно! – У Майи округлились глаза.
– Честное слово. Я поддалась на уговоры, хотя этот человек мне не особенно нравился.
– И теперь тем более не нравится, – проницательно заметила Майя.
– Теперь поздно говорить об этом. Так много всего произошло. И не произошло.
– Пойдемте ужинать.
– Майя… – Кира вдруг решилась на разговор, который давно хотела завести.
Проблема была в том, что Майя имела, по-видимому, достаточно большой материнский кредит и предпочитала жить на широкую ногу. Кира экономила на всем, даже на питании. Завтрак входил в пансион, обедала она перекусом, а вот вечером Кира готовила себе в маленькой кухоньке простую еду – омлет, овощи, цыпленка. Кира любила сладкое – конфеты она покупала раз в неделю в большом супермаркете на окраине деревушки, там всегда были скидки. Фрукты были дешевыми – большая ваза в комнате всегда была наполнена яблоками, грушами и виноградом. Кира совсем не голодала, но позволить себе ходить по кафе и уж тем более по ресторанам, она не могла. А Майя, которая почти не считала денег, обожала посидеть за чашкой кофе, поужинать в местном хорошем ресторанчике, а то и съездить на такси в Верону, прогуляться по магазинам и пообедать. Одной ей было скучно, да и привязалась она к Кире. И вот наступил удобный момент объясниться.
– Майя, я не могу вести такой же образ жизни, как и ты. Мои средства этого мне не позволяют. А мое воспитание не позволяет, чтобы ты оплачивала мои счета.
– И что теперь делать? – спросила Майя.
– Я не знаю. Можно договориться ходить в ресторан, например, раз в неделю. В остальное время ужинать дома. Я с удовольствием приглашу тебя к себе, – развела руками Кира, а потом спохватилась: – Нет, ты пойми, ты можешь поступать как привыкла. Ты и должна поступать так. И жить так, как жила. Только – без меня. Иначе получается все очень некрасиво.
– Какая ты принципиальная и дотошная, – вздохнула Майя.
– Счет дружбы не портит, – вспомнила Кира.
– Знаешь, деньги иногда – это большая проблема, – доверительно наклонилась к ней Майя.
– Ты даже не представляешь, как я с тобой согласна, – поддакнула Кира.
Впрочем, после этой беседы Майя как-то успокоилась. Она больше не рвалась вечером в кафе, про Верону вспомнила, только когда зашел разговор об экскурсии. Несколько раз она приглашала Киру к себе, но чаще сама приходила к Кире.
Вечера у них получались длинными. Сначала они ужинали. Потом делали домашнее задание – иногда задавали выучить какие-нибудь сравнительные таблицы.
Майя, как правило, приносила с собой сладости, что-то деликатесное, Кира готовила горячий ужин, а однажды испекла пирог с абрикосами. Накрыв стол на маленьком балкончике, который был в ее номере, она зажгла свечи, принесла пледы.