Поднимаясь по лестнице, Питер попытался продолжить общение, рассчитывая на свое обаяние. Приобнял ее за талию и эротичным голосом профессионального соблазнителя почти пропел несколько дифирамбов в ее адрес, не чувствуя, что делает это совершенно впустую. Эффект был совершенно обратным. Он еще больше начал ее раздражать. Все предыдущее было просто случайным порывом, короткой вспышкой чувств, после которой наступило отрезвление. Она пыталась дать ему это понять, но Питер был слеп и глух.
У двери отведенной для нее комнаты он сделал новую попытку. Привлек ее к себе, обхватив за бедра и пытаясь поцеловать. Она мягко отстранилась и, с трудом сдерживаясь, довольно миролюбивым тоном сказала:
— Извини, не сейчас. Как-нибудь потом. Я очень устала. Не обижайся, но ты слишком торопишься. Не все так просто, как кажется. Мы не виделись с тобой несколько лет. За это время люди меняются. У каждого была своя жизнь. Мне надо еще раз обо всем подумать.
Он насупился, на секунду задумался и внезапно выпалил:
— Все понятно. У тебя есть постоянный друг. Любовник. Конечно, не первый. И давно ты с ним?
Этот неожиданный и глупый вопрос вытряхнул из нее остатки сдержанности и вызвал приступ гнева:
— Ты считаешь, что мой отказ связан с этим?
— Да, я это не исключаю.
— Ты полагаешь, что после развода и пяти лет раздельной жизни вправе задавать мне такие вопросы? Только из-за того, что я проявила слабость несколько часов назад и не устояла перед твоей мужской силой?
Почему-то очень хотелось причинить ему боль, именно сейчас, в эту минуту. Невыносимо захотелось швырнуть ему в лицо всю накопившуюся горечь, все свои неудачи и просчеты. Сбить с него самоуверенность и спесь. Сделать все по-другому, наоборот, назло ему. В нее вселился дух противоречия. Очень не хотелось, чтобы он чувствовал себя победителем. Она досадовала на себя за свое неразумие, жалела, что все так произошло.
— В любом случае, это не твое дело. Мы в разводе, и у каждого своя личная жизнь. То, что недавно произошло, еще ничего не означает и ничего не меняет. Да, я нормальная женщина и не оставалась одинокой эти годы. Я не тосковала по ночам по тебе и не засыпала одна в своей постели. — Брит с удовлетворением заметила боль в его глазах и злорадно усмехнулась. Так ему и надо. Не все же ей одной страдать. — Кстати, думаю, что и у тебя были увлечения. Мимо такого красавца трудно пройти. Так что мы квиты.
Она видела, как закипает ответная злость в его глазах, как сжимаются челюсти и перекатываются желваки на скулах. Ответный выпад не замедлил себя ждать.
— Да, дорогая. Ты права. Я достаточно популярен у женщин. — Он заметил, как сузились и потемнели ее глаза, и взял себя в руки. Не стоит вести полемику на таком уровне. Мужчина должен вести себя по-мужски. — Давай покончим с этим глупым пикированием. Сейчас мы должны говорить о другом. Нас разделяют пять лет гнева и непонимания. Пришло время покончить с этим. Не надо углублять трещину, превращая ее в пропасть. Время наводить мосты. И таким мостом должен стать наш общий ребенок.
— Это тебе нужен ребенок. А я для тебя что-то вроде инкубатора. Биологическая мать для твоего отпрыска. Нет, Питер, я этого не хочу. Ребенок не может оставаться один после рождения. Это аномалия. Ему постоянно нужны рядом оба любящих родителя, отец и мать. Любящих. Которые любили бы друг друга. А у нас с тобой этого не может быть. Это исключено. Тот костер давно уже прогорел, и от него осталась только кучка пепла. Я не хочу повторения прошлого. Я не хочу потом оставаться матерью-одиночкой или оставлять ребенка тебе. Я слишком много уже испытала и понимаю, что такое ответственность перед родившимся человеком.
— Я же тебе уже говорил, Брит, о том, что хочу не временной связи, а восстановления нормальной семьи. Я хочу ребенка вместе с его матерью. Ты нужна мне. Именно ты.
— Ты что, не понимаешь, что нельзя разом перепрыгнуть через пропасть, отбросив прошлое? Слишком многое нас разделяло и продолжает разделять. Даже если очень захотеть и начать все сначала, понадобится слишком много времени, чтобы все это залечить, чтобы затянулись рубцы и раны. И неизвестно, удастся ли это вообще.
— Ты слишком много говоришь о собственных чувствах, Брит. Я тоже был в угнетенном состоянии после того, как ты от меня ушла. Ты причинила мне много боли. Что ты знаешь обо мне и Моей жизни? Ты же была абсолютно равнодушна к моим проблемам. К моим страданиям. К моим чувствам.
Эти слова обожгли ее как удар хлыста.
— А что ты знаешь обо мне? Ты носишься со своими мелкими душевными царапинами, не зная ничего... Прежде чем обвинять меня в равнодушии, надо хотя бы знать, о чем ты говоришь. — Она замолчала на несколько секунд, переводя дыхание, и вдруг совсем неожиданно для себя сказала то, о чем не имела ни малейшего желания говорить с этим человеком: — Когда я ушла от тебя, я была беременна.
Питер, и без того мрачный, после этого признания почернел мгновенно, прямо на глазах, и как-то сразу осунулся и постарел, как будто из него выпустили воздух. Даже кожа на щеках будто обвисла складками. Он буквально простонал сквозь зубы:
— Но почему ты мне раньше ничего не сказала? И где сейчас ребенок?
— Я попала в автокатастрофу, и ребенок погиб, не успев родиться. Это был мальчик. И у меня больше не будет детей. Я... я не хочу с тобой об этом говорить. И тогда не хотела, и сейчас. Уходи. — Она почувствовала, что больше не выдержит, что не может оставаться рядом с ним ни секунды, что вот-вот последует взрыв.
Брит торопливо перешагнула порог комнаты, захлопнув за собой дверь. И вовремя. Тело уже начали сотрясать конвульсии, слезы ручьем полились из глаз. Она не стала отвечать на его крики, на стук. Зарылась лицом в подушку, накрыла голову одеялом, чтобы не слышать его голос, взывающий под дверью.
Она действительно не могла сейчас ни о чем говорить, тем более с ним. Не могла вообще его видеть. Ее всю трясло. Брит почувствовала, как немеют ноги и пальцы на руках. Душили слезы, душу переполняли отчаяние и боль. Она решила все бросить и завтра же уехать, расстаться с ним навсегда. И плевать на фирму. Она вполне проживет одна, как вольный художник. И вообще лучше всего будет уехать в другой город, подальше от Торонто. Лучше всего в другую страну, чтобы никогда больше не встречаться ни с этим человеком, ни с его семейством, в котором она всегда чувствовала себя падчерицей, чужаком, человеком второго сорта.
Утром она встала с первыми лучами солнца, измученная, с ломотой в суставах, с болью в затылке и висках. Оставаться здесь, в этой комнате, в этом доме, вместе с бывшим мужем, было просто невыносимо. Она решила принять душ, потом собрать вещи и уехать. Собственно, собирать было особенно нечего. Весь багаж помещался в двух дорожных сумках среднего размера. Как раз под багажник ее малолитражки. Впрочем, в оставленной квартире было не намного больше вещей. Когда она начала доставать одежду из шкафа, то как-то сразу обратила внимание на то, как много в нем свободного места. Брит никогда не придавала большого значения своему гардеробу, но на этот раз ее наблюдения задели какую-то болезненную струну внутри и надолго испортили настроение. Наверное, надо все же больше думать о себе.
Через десять минут, когда она выходила из ванной комнаты, вытирая полотенцем мокрые волосы, послышался стук в дверь. Брит машинально посмотрела на часы. Всего лишь пять утра. Кому это еще, кроме нее, не спится в этом доме? Из коридора, как бы отвечая на безмолвный вопрос, послышался хрипловатый и неприятный ей сейчас баритон Питера.
— Брит, открой, пожалуйста! — В его голосе была мольба. — Я же слышу, что ты не спишь. Нам надо поговорить, перед моим отъездом.
На секунду она заколебалась, но потом все же решила впустить его.
— Подожди, я сейчас оденусь. — Она набросила халат на обнаженное, в капельках воды тело, и открыла дверь.
На нем был все тот же вчерашний джинсовый костюм. Возможно, он даже не снимал его в эту ночь. Глаза были красноватые от недосыпания, скулы резко подчеркнуты отросшей за ночь щетиной. Наверняка он сразу заметил стоящие на полу, уже почти собранные сумки, и обрушил на нее страстный монолог прямо с порога.
— Я вижу, ты уже готова к отъезду. Я понимаю твое состояние, но это не выход. Я снимаю свои условия. Я был не прав. Наша сделка отменяется. Точнее, все то, что касается наших с тобой личных отношений. Остается только заказ по интерьеру жилья и по финансированию твоей компании. Было непонимание друг друга, из-за незнания и недомолвок в прошлом, из-за отсутствия искренности. Если бы мы вовремя поговорили, этого бы не произошло. Поэтому давай не будем вновь разрушать тот хрупкий мостик, который удалось перекинуть над пропастью.
Я понимаю, что тебе сейчас хочется побыть одной. Я тоже в таком же смятенном состоянии и должен все обдумать и взвесить. Я уеду в город. Постараюсь не появляться на твоих глазах, ну, скажем, в течение недели. Оставляю тебе кредитную карточку для покупок по моему заказу. Даю тебе карт-бланш. Подбирай все под свой вкус. Я в него верю. Если возникнут вопросы и проблемы, звони сама. — Он протянул визитку. — Здесь указаны мои координаты в Торонто. Это мой новый офис в «Файнэншл Дистрикт». Так что тебе совсем не обязательно уезжать. Меня здесь не будет. Пьер остается, будет вести хозяйство и помогать тебе, как я и говорил. В общем, я не навязываю тебе решений, но, как мне кажется, так будет разумнее. Впрочем, решай сама. — Он развернулся и, не дожидаясь ответа, тут же исчез за дверью, аккуратно прикрыв ее за собой.
Да, подумала она, опять дилемма. Оставаться здесь совсем не хочется. Но и возвращаться в свою постылую конуру на четвертом этаже, мягко говоря, не слишком фешенебельного дома, расположенного далеко не в самом престижном районе Торонто, тоже не очень тянет. Нельзя считать своим то, что ты арендуешь. Даже собственной мебели нет. Ни одного своего предмета из интерьера, кроме настольной лампы и занавесок. Ничего такого, что могло бы эмоционально привязывать к этому месту временного обитания.