— Простому смертному не положено знать, что такое эктоплазма!
Его слова подзадорили Конна.
— И нам тоже того знать не дано, — осклабился он. — Это слово смертных, разве ты не знаешь — его привезли со звёзд наши предки, если верны древние легенды, и я встречал некоторых призраков, клявшихся, что те правдивы, так как они по их словам прибыли с самой старушки Террор — так во всяком случае они говорили. Если она сколь–нибудь похожа на рассказанное ими, она и впрямь была террором, и не удивительно, что они захотели её покинуть.
— Она называется Терра, и на свой лад удивительна, — ответил Гар. — И все же, думаю, вы вполне способны кое–что рассказать мне о том, как ведёт себя ваша субстанция.
Призраки переглянулись.
— Ну, — протянул крепостной, — а с какой стати нам рассказывать об этом духоводу вроде вот этого твоего паренька?
— А почему бы и нет? — возразил Гар. — Если он уже способен водить вас, то ничуть не опасно разрешить узнать о вас побольше. Кстати, я узнал, как изгонять вас Холодным Железом, и, видимо, любым иным металлом.
Блейз глянул на него с острым интересом. Надо будет после поинтересоваться. Это может очень даже пригодиться — возможность чем–то угрожать призраку.
— В этом есть некоторая доля правды, — признал Конн.
— Да, некоторая, — согласился Ранульф.
— Не смейте! — взревел старый колдун. — Вы же не ведаете, для чего он применит это знание!
Усмешка Конна посуровела, когда он поглядел на тень былого мучителя.
— Твоё время приказывать вышло, старик. — И снова повернулся к Гару. — Нам известно лишь, что если погода становится очень, очень холодной, то мы, мой мальчик, превращаемся в воду — в воду, но мы по–прежнему сохраняем свой облик и мысли, когда в ней находимся.
— Глупец! — взбеленился колдун. — Разве ты не представляешь, как он может применить это против тебя?
— Честно говоря, нет, — отозвался Конн, — но отлично представляю, как он утонет, если попытается.
— Или замёрзнет, — поддакнул Ранульф. — Ты как предпочёл бы умереть, смертный? Утонув или замёрзнув?
— И тот и другой способ на самом–то деле не принадлежат к моей излюбленной манере покидать сии места, — ответил Гар. — Значит, вы осознаете себя самими собой даже если становитесь жидкими призраками, так? И по–прежнему способны думать?
— Лучше и яснее, чем когда–либо, — отрезал старик, — поэтому не думай, будто мы бедные призраки, не способные сотворить магию, и не приближайся к нам и тогда!
— В этой фазе–состоянии Холодное Железо вероятно не причинит вам особого вреда, — согласился Гар, — хотя, возможно, не все так просто. А как насчёт нормальных температур? Как я замечаю, вы все раза в полтора выше нас.
— Ну, это не главное, — признался усмехаясь крепостной, — нам просто нравится смотреть на своих потомков сверху вниз.
— А днём вы выходить не можете?
— Попробуй уйти от нас после восхода, и узнаешь, — похвастался старый колдун. — Нас нельзя видеть днём, потому что солнце ярче, чем мы, вот и все.
— Но вы по–прежнему присутствуете, — кивнул Гар. — А так как вы фосфоресцирующие, то светитесь, как только стемнеет — и чем темнее ночь, тем ярче призрак.
— Мы лишь так выглядим, — доверительно сообщил Конн. — На самом деле мы все время сохраняем одинаковую яркость.
— Конечно, некоторые из нас ярче других, — злобно бросил колдун.
— Не надо завидовать, старикан, — легковесно отмахнулся Ранульф.
— Тебя теперь даже крестьянин затмить может, если он хотя бы в чем–то был добродетелен, — съязвил старый серв.
Колдун раздулся от злобы, брызжа слюной.
— Как же тогда вам удаётся возникать из разрежённого воздуха? — спросил Гар.
— О, мы способны растягивать свою субстанцию до очень тонкого состояния, такого, что смертным её даже ночью не увидеть, и наоборот, — ответил Ранульф.
— Ты хочешь сказать, — уставился на него Блейз, — что вы всегда тут как тут, но нам вас не видно?
— Правильно, паренёк, — подтвердил Конн. — Всегда тут как тут. Сотни нас, тысячи нас повсюду вокруг, все время. Вам никогда не узнать, наблюдаем ли мы.
Блейз взглянул на Майру, а затем отвёл взгляд.
— Ну, не все время, — уточнил Ранульф. — Иногда на много миль вокруг нет ни одного призрака.
— Не рассказывай ему этого! — резко проговорил маг помоложе.
— Захочу и скажу, — непринуждённо бросил Ранульф. — Но суть в том, паренёк, что тебе нельзя знать, так ведь?
— Вездесущая угроза, — произнесла дрожащим голосом Майра.
— На самом–то деле это не так. — Алеа сузила глаза и пристально посмотрела на старого колдуна. — Во всяком случае, насчёт угрозы. В конце концов некоторым из нас требуется свести старые счёты, я сомневаюсь, что даже старый развратник вроде этого может потягаться с нашим гневом.
— Не будь столь уж уверена, — огрызнулся колдун.
— Старый дурень, фурия в аду — ничто в сравнении с женщиной, коей пренебрегли. — Согбенная огрубелая старуха рассекла плечом колдуна.
Тот вскрикнул от боли.
— Не делай этого! Ты же знаешь, каково мне от такого!
— Да, и знаю, каково мне приходилось от тебя, пока я была жива, — отрезала старуха, — или от сильно похожего на тебя. — Она повернулась к Алеа и Майре. — Колдуны, маги — какая разница? Все они одинаковы. Живые или мёртвые, интересно лишь одно: насколько сильно они могут тебе повредить.
— Ты возможно удивишься, узнав это! — пригрозил старый колдун.
— Будь так, ты б давным–давно уже удивил меня, — огрызнулась старуха. — Нет, я могу причинить тебе столько же боли и позора, сколько и ты мне — и это будет длиться очень долго!
— Просто долго? — переспросил Блейз. — Ты хочешь сказать, что вы не протянете целую вечность?
Призраки умолкли, переглядываясь между собой. Затем старуха снова повернулась к Блейзу.
— Среди нас, юноша, нет никого, кто просто бы распался и растаял, хотя с одним–двумя произошли очень скверные несчастные случаи.
— Не рассказывай ему об этом! — резко бросил маг.
— Слишком поздно, — мягко указал Гар. — Мы уже знаем про Холодное Железо — и я вполне могу себе представить, что с вами сделает молния.
Маг бросил на него взгляд, который, казалось, должен был тут же на месте превратить его в призрака.
Глаза Алеа метнули молнию, и старый маг завопил и вцепился себе в голову от боли.
— Прекрати! Заставьте её прекратить!
— Этого пока не нужно, щит мой, — тихо сказал ей Гар. — В конце концов, он ведь не многое сможет рассказать нам при терзающей его головной боли, не так ли?
Алеа умерила гнев до слабого кипения.
— Я никогда вам ничего не скажу! — завопил колдун.
— Ты уже сказал, — напомнил ему Гар. — Хотя не собирался этого делать.
— В самом деле? И что же, к примеру?
— Что живёте вы крайне долго, — ответил ему Гар. — Полагаю, это благодаря возможности ограничиваться очень небольшой массой — хотя я пока не вычислил, как же вы пополняете свои ряды.
— Из духов людей, — предположила дрожащим голосом Майра.
— Будь так, они не были бы вполне самими собой, — ответил Гар. — Думаю, никто из них не хочет заполучить гостя себе в голову.
— Продолжай думать в том же духе, юнец, — усмехнулся маг.
— Черпать жизненную энергию у людей вы тоже, думаю, не можете, — размышлял вслух Гар, — поскольку мы земляне, а вы созданы из субстанции этой планеты.
— Ты возможно удивишься, узнав подробности.
— Я всегда готов к неожиданностям, — уведомил его Гар. — Конечно, притягательность человеческой жизненной силы может служить причиной вашего появления, если Блейз или любой другой духовод вызывает вас.
— Не правда ли? — откровенно злорадствовал колдун.
— С другой стороны, может и не служить, — сказал Конн, бросив угрюмый взгляд на колдуна.
— Конечно, — вставила старуха, — дело может быть в том, что нам нравится чувствовать человеческие мысли — но мы ведь сейчас говорим не об этом, не так ли?
— Ну так и не говори, — отрезал колдун.
— А почему бы и нет? — усмехнулась Алеа. Гар кивнул.
— Вы большей частью создания мысли, и поэтому живой человеческий разум может пробуждать у вас приятные ощущения.
— Они греются у наших очагов! — воскликнула Алеа. — Вы слетаетесь толпой почувствовать наши эмоции, не так ли?
— Гнев, любовь, ненависть, сочувствие, горе, благодарность — не удивительно, что вы слетаетесь к каждому смертному одру, — задумчиво произнёс Гар. — Скажите–ка, а на что похожа для призрака похоть?
— На полный восторг, — осклабился старый колдун.
— Не притворяйся, будто по–прежнему испытываешь её, старый дурень, — презрительно фыркнула старуха. И повернулась к Алеа: — Она столь же разнообразна, как для вас вкус еды, детка. Часто любовь ощущается непохожей на ту любовь, которую я помню, но она будит во мне приятное ощущение, для которого я не могу подыскать слов. Точно так же и жалость, и желание, и удовлетворение…
— И страх, — усмехаясь, перебил колдун. — Страх чувствуется лучше всего, вызывает возбуждение, пыл и ликование.
— Так вот почему вы пытаетесь нас напугать! — закричал Блейз. — Именно потому–то вы и донимаете людей!
Старуха с отвращением глянула на колдуна:
— Те, кто донимает без веской причины, такой, как борьба за справедливость или предупреждение об опасности — вроде него — упиваются человеческим страхом и болью.
— Эти эмоции становятся чересчур притягательными, не так ли? — спросил с каким–то клиническим интересом Гар.
— Я жажду их, — ухмыльнулся колдун, и некоторые другие призраки хором выразили согласие: маги, бандиты, старые развратники и коварные, злобного вида придворные.
— Да, притягательными, — задумчиво ответил себе Гар. — Можно даже сказать, создающими привыкание. И поэтому, если читающий мысли направляет на тебя свой гнев, это ощущение слишком сильно. Что же случится, если не бежать, куда глаза глядят? Оно сотрясёт тебя до полного распада?
— Это тебе незачем знать, глупый смертный, — взревел колдун.