Майра насторожённо посмотрела на него.
Гар решил построить навес для укрытия учеников от солнца и дождя, и отправился с Блейзом вниз по склону подыскать какой–нибудь сухостойной древесины мало–мальски приличных размеров. Явно чем–то опечаленная Майра принялась готовить обед.
— Что случилось, девушка? — мягко спросила её Алеа.
Майра подняла глаза, а затем снова опустила:
— Да, так… ничего, Алеа.
— Ничего по имени Блейз? — улыбнулась Алеа. Майра неохотно кивнула.
— Снова сомнения из–за того, что он маг?
— Нет, из–за его слов, что он хочет быть хорошим человеком так же, как хорошим магом! — Майра подняла горящий взгляд. — Возможно ли, чтобы он искренне это говорил, Алеа? Или он просто разыгрывает спектакль?
— О, говорит он искренне, — сказала Алеа. — Ты же чувствуешь его эмоции. Он говорит правду.
— Возможно он притворяется…
— Если так, то он большой мастер по этой части, но даже самому лучшему притворщику не обмануть умеющего читать мысли.
— Магам это под силу.
— Возможно опытному магу, тому кто собаку съел на чтении мыслей — есть тут такие?
Майра кивнула.
— Но у Блейза иная магия, — указала Алеа, — и вообще он ещё только ученик. Эмпат научился проецировать свои эмоции, но не научился удерживать их.
— Вот потому–то я и чувствую себя так, словно меня подхватывает его увлечённость? — спросила Майра. — Подхватывает его… — тут она оборвала фразу и покраснела.
— Да, он переживает романтические настроения, не правда ли? — спросила позабавленная Алеа. — Он ещё молод, так что они кажутся довольно глупыми, не так ли?
— Нет! — воскликнула Майра. — Возможно безнадёжными и неуместными, а его рвение, похоже, всегда проявляется в самое неподходящее время, но я б не назвала его глупым!
Алеа задумчиво поглядела на неё, а затем сказала:
— Выходит, все это настоящее, девушка.
— Что? — в замешательстве спросила Майра. — Его романтические представления или желание быть добрым и все же стать магом?
— И то, и другое, — ответила Алеа, — но ему понадобится большая помощь. Трудно приобрести власть, но не дать ей испортить себя.
Майра гадала, о чем она говорит, о магии или о любви. А затем принялась размышлять, а есть ли между ними какая–либо разница.
Крестьяне вернулись на следующий день, но не все, зато с несколькими новыми, и это сделалось системой — всегда не больше дюжины, но каждый редко приходил больше двух дней кряду. За месяц Гар с Алеа, похоже, перевидали все взрослое население деревни.
— Это из–за их лордов, — объяснила Майра, — и стражников, которые стоят дозорами на полях, надзирая за ними. Их пятьдесят человек, и поэтому если в какой–то день нескольких не окажется, стражник этого не заметит, а если и заметит, то решит, что они занимаются другой работой, собиранием хвороста или починкой стен. Но если те же люди будут пропадать много дней, у него возникнут подозрения.
— Поэтому они приходят сюда по очереди, — кивнула Алеа. Она не спросила, откуда Майра знает; можно было без труда догадаться, что данный порядок ничем не отличался от царившего в её родной деревне.
— Мы могли бы позволить им приходить по вечерам, — предложил Блейз.
— Не говори глупостей, — сказала Майра. — Им же вставать с рассветом.
— Кроме того, призраки могут отпугнуть их, — добавил Гар.
Это определённо было так. Блейз знал, что Конн и Ранульф подслушивали их каждый день. Он чувствовал их присутствие, и очень часто также и присутствие других призраков, которых не знал. Призраки являлись по вечерам и с энтузиазмом обсуждали разные вопросы с Гаром и Алеа. Несколько раз между призраками вспыхивали споры, и живые начали понимать, что некоторые из призраков были мудрецами. Наконец Майра спросила одного из них, старуху в мантии с капюшоном.
— Ты маг?
— Не смей называть меня так! — резко ответила старуха. — Да, я видела, как наши потомки принимают этот титул и начинают применять эти способности для запугивания людей, но мы так не поступали! Ну, во всяком случае большинство из нас, — поправилась она. — Мы были шаманами, девочка, и не забудь этого!
— Не забуду, — пообещала глядя на неё широко раскрытыми глазами Майра. — А что такое шаман?
Старуха вздохнула.
— Своего рода комбинация жреца, целителя, советника, учителя и мудреца, юная леди — всего этого, и ещё всякого, даже, да, чуточку мага. Но нам не нравится это название. Наши потомки своей испорченностью и жестокостью сделали это слово непристойным.
— Ты знахарка! — Майра снова ощутила капельку страха перед сверхъестественным.
— Полагаю, это название в своём роде обобщает все, — согласилось привидение.
— Тогда мне следует называть вас Ваше Знанье?
— Тебе следует звать меня Еленой, и никак иначе! — отрезала старуха. — Возможно, я довожусь тебе пра–пра–прабабушкой, но так тоже не смей меня называть!
Майре думалось, что она так и так не сумела бы выдавать всю цепочку "пра" всякий раз, когда ей захочется поговорить с этой старухой.
— Но… где же ты набралась своих знаний?
— Как где, от шамана постарше, конечно — даже от нескольких из них. Но если ты хочешь узнать, откуда у них эти знания, так ясное дело! Они взяли идеи мудрецов и философов старушки Терры, которые наши прапрадеды завезли с собой, колонизируя эту планету, взяли их и смешали с открытиями, сделанными ими самими, многими поколениями мудрецов, гуру и жрецов. Именно так обстояло дело, девушка, когда я начала обучаться мудрости и силе, присущим только этому миру Олдейре, и не забывай этого!
— Никогда. — Майра поёжилась, а затем набралась смелости и спросила: — Вот потому вам и не нравятся эти разговоры о Пути?
— О, даосизм достаточно здоровое учение — по крайней мере классическая версия, до того, как им завладели буддисты, — пробурчала Елена. — Он часть основы мудрости Олдейры — но только часть, девушка! А твой друг хочет, чтобы даосизм казался чем–то новым, чем–то таким, что вытеснит ту философию, которую мы с таким усердием перетряхивали и перемешивали за эти последние пятьсот лет.
— Возможно, крепостным нужно напомнить о нем. — Майра почувствовала себя потрясающе храброй, высказав эту мысль. — Возможно, тогда маги поймут, что творят.
— Чушь собачья! — презрительно фыркнула Елена. — Они и так знают, что поступают плохо, и их это ни чуточки не волнует! Их волнует лишь богатство, власть и получение всех роскошеств и удовольствий, какие только доступны!
— Значит… значит, по–твоему, Гар с Алеа неправильно поступают, пытаясь обучать Пути?
— О, вреда от этого не будет, — фыркнула старуха, — но и пользы никакой! Передай им, что я это сказала!
Майра передала. Они сочли это очень интересным, но обучения не прекратили.
Но после того, как минула третья неделя, Гар провёл вечер, сидя скрестив ноги и пристально глядя на долину, и вернулся к бивачному костру только к ночи с очень мрачным видом.
Майра увидела на лице Алеа выражение тревоги, но также заметила и как быстро та скрыла его, когда поспешила встретить Гара, и на сей раз в её словах не содержалось ничего язвительного.
— В чем дело? Что случилось?
— Да всего лишь обычное человеческое упрямство, — попытался улыбнуться Гар. — Наши идеи взволновали их, спору нет, и они болтают о них всякий раз, когда уверены, что их не слышат люди лорда — но ничуть не меньше обычного ворчат и жалуются на жизнь, как всегда цапаются и грызутся друг с другом. Парни по–прежнему стараются изо всех сил увлечь девушек, а девушки щеголяют своими телами, насколько это возможно в такой одежде, и всякий раз, когда люди пытаются несколько минут по медитировать, супруги обвиняют их в лени.
— Ты обескуражен, — нежно улыбнулась Алеа. — Но они всего лишь люди. Нельзя же ожидать, что они враз изменят свои обычаи.
— Да, полагаю, нельзя. — Гар со вздохом присел к бивачному костру. — И все же я надеялся, что они возможно попытаются жить в соответствии с Путём, а не просто будут болтать о нем.
— Есть ли какие–то признаки того, что они менее озлоблены на тяготы своей жизни?
Гар миг помолчал, а затем сказал:
— Ну, коль ты завела об этом речь, да, есть — немного больше приятия, некоторое ощущение, что жизнь сама по себе значит больше, чем её удобства.
— Значит, они прислушиваются, — успокаивающе коснулась его руки Алеа. — Действительно прислушиваются.
Майра гадала, как отнестись к утверждению высокой женщины, что Гар ей всего лишь друг — и даже не друг, а спутник и соратник, что было одновременно и больше и меньше, чем друг. Знает ли Алеа собственное сердце?
К концу четвёртой недели положение, с точки зрения Гара, нисколько не улучшилось, но Конн ему сказал:
— Мы тут побродили кругом и послушали. Они начинают видеть в жадности и жестокости лорда не просто тиранию, а ещё и итог пребывания вне гармонии с Путём.
— В самом деле? — переспросил Гар, с блеснувшей в глазах надеждой.
— Да, — заверил его Ранульф. — В них растёт ощущение, что лорды и в самом деле живут неправильно.
— Да разве они когда–нибудь думали как–то иначе? — воскликнула Алеа.
— О, да, — подтвердила Майра. — Лорды рассматриваются просто как часть мира, как порядок вещей.
Блейз кивнул.
— Зайцы трусливы, волки прожорливы, а лорды жестоки.
— И с этим ничего нельзя поделать, — мрачно заключил Гар.
— И народ начинает подумывать о сопротивлении? — спросила Алеа.
— Я пока ничего похожего не слышал, — возразил Гар.
— Ты прав, — сказал Конн, — но счесть магов неправыми это первый шаг к тому, чтобы посчитать их злом, в смысле — далеко отошедшими от гармонии с Путём.
— И значит им следует снова привести себя в контакт с ним! — торжествующе хлопнул себя по колену Гар. — Народ начинает думать, что магам следует измениться!
Именно так это и начинается, — проговорила вся светясь Алеа, — с уверенности, что перемены возможны.