— Магия… магия следует определённым правилам, — запинаясь ответил Блейз. — А ведовство и колдовство нарушают их все и ставят своей целью зло.
— А маги применяют свои способности только для исцеления и помощи? Втюхивай кому другому, парень! У нас те же виды способностей, что и у лордов, только мы не считаем их магией! Вон у той девушки с тобой есть подход к животным, не более того.
— Так значит… вы не колдуны? — спросил Блейз.
— Ни капельки, — заверил его рыжий. И окликнул своих сотоварищей: — Эй, ребята, кто–нибудь из вас заключал сделки с дьяволами?
Те дружно замотали головами, хором выражая отрицание, некоторых подобная мысль изумила, некоторых рассердила, а большинство — развеселила.
— Так что если ты сам не заключил договор с дьяволом, то здесь нет никаких колдунов и ведьм, — заключил рыжий. — Меня, кстати, зовут Боулз. А тебя?
— А меня Б-Блейз.
— Вот и ладно, Б-Блейз, — передразнил его Боулз. — Но в чем ты хорош? Или друзья таскают тебя с собой просто по доброте?
— Конечно нет!
— Что же ты тогда умеешь делать?
— Как что, приводить собственных друзей, — ответил Блейз. — Они и сейчас здесь, дожидаются, не понадобятся ли мне они.
— Да неужели, — насмешливо бросил рыжий. — Предложи им показаться и я тебе поверю.
— А зачем ждать? — спросил голос.
Боулз круто развернулся на месте и увидел высящегося над ним Конна, светящегося и сердитого.
— Скажи лишь слово, Блейз, — раздался голос за спиной у Боулза. Тот снова круто обернулся и увидел Ранульфа, наклонившегося с весёлой усмешкой и приставившего к горлу рыжего остриё призрачной сабли.
— Но–но! Это мой праправнук! — воскликнул обиженный Корбен. — Если ты умер слишком рано и не успел породить ребёнка, то это ещё не причина для зависти!
— О, одного–то я породил, не волнуйся. — Ранульф бросил быстрый взгляд на фокусника. — Просто я не задержался увидеть, как он подрастёт — ну, во всяком случае во плоти.
— Отец–призрак лучше, чем вообще никакого, — возразил Конн.
— Да, но ненамного, не правда ли? — кисло отозвался Ранульф. — В конце концов, он ведь не сможет поиграть с тобой в мяч. Но у моих мальчика и девочки изумительно развилось воображение.
— Откуда вы узнали о нашем прибытии? — спросил Гар.
— Как откуда, конечно же, услышали ваши мысли! — усмехнулся Лонгшанкс. — Ты ж не думаешь, будто только ты можешь определить, что думает человек, не так ли?
— Мочь–то я могу, но обычно этого не делаю, — сказал Гар. — Конечно, это не означает, будто я не стану прислушиваться.
— Конечно, — согласился Лонгшанкс.
— Само собой, я всегда рада завести новых друзей, — осторожно говорила между тем Алеа, — но что заставило вас так быстро решить, что мы хорошие ребята?
— Ну, частично приязнь вивернов к твоей юной подруге, — рассудительно произнёс Лонгшанкс, — а частично то, что мы способны слышать ваши мысли и не находим в них никакой злобы…
— … но главным образом то, что вы оказались способными вынести все мои дразнилки и вернуть их мне с довеском, — закончил Корбен.
— Ну, это во всяком случае означает, что нам не хотелось бы с вами драться, если не будем вынуждены, — добавил с усмешкой Лонгшанкс. — Идёмте разделить с нами стол, если вы считаете, что можете нам доверять.
Остальной клан они нашли в заросшем парке, окружённом с четырёх сторон развалинами безоконных зданий с глухими стенами. Орда оборванцев собралась вокруг лагерного костра, разведённого в кольце из пластобетона, бывшего некогда бассейном с золотыми рыбками. Одежда у всех состояла из выкрашенных в яркие цвета туник, шоссов, блуз и юбок. Они весело приветствовали новоприбывших. Прогуливаясь среди них под деревьями с разноцветной листвой которой никто из спутников никогда раньше не видел, Алеа встречала всевозможные деформации, такие как дикие или безумные глаза сумасшедших и пустые глаза умственно отсталых — но большинство казались нормальными, и многие были совсем не деформированными, хотя тела их отмечали шрамы — следы жестокости их лордов. Они были беглыми, как Майра и Блейз, но озлобленными казались немногие, зато все остальные — весёлыми — и даже счастливыми. Алеа дивилась тому, что отверженные обрели родной дом.
За мясом — они не спрашивали, чьим — началось состязание в хвастовстве. Началось оно с вопроса — на свой лад довольно невинного, если воспринимать его таким, каким ему предназначали быть. Лонгшанкс посмотрел прямо на Гара и спросил:
— Ты сумасшедший, преступник или беглец?
Гар уставился было на него, а затем улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
— Я обязан быть одним из этих троих?
— Никто другой в города не приходит, — сообщила ему Солютра. — Боятся призраков — и нас. И правильно делают.
— Вы настолько могучая группа воинов?
— Приходится быть такими, чтобы удержать своё от Ястребов и Гончих, — пояснил Боулз.
— А что ещё за Ястребы и Гончие? — нахмурился Гар.
Боулз внимательно пригляделся к нему.
— Ты и в самом деле не читаешь чужих мыслей, если не вынужден, не так ли?
— Я не могу слушать каждую донёсшуюся мысль, иначе просто свихнусь, — объяснил Гар.
Остальные посмотрели на него, явно поражённые его словами, Гар решил, что некоторым из них для чтения мыслей требовалось известное усилие. И даже при усилии им вероятно удавалось услышать только мысли, изложенные в словах и картинках.
— Ну, подумайте о Ястребах и Гончих, и я увижу их у вас в головах.
— Не нужно, — быстро отказался Боулз. — Это племена, граничащие с нами по обеим сторонам нашего клина.
— Клина? — переспросил Гар.
— Улица, по которой мы шли, вела прямо от края города, — растолковала ему Алеа. — Она вероятно проходит прямо через городской центр. Если есть и другие подобные радиальные улицы, то весь город делится ими на… что? На восемь клиньев? На двенадцать? — спросила она у Боулза.
— На шесть, — уведомил её тот, — и нам приходится не подпускать Ястребов и Гончих к нашей дичи, если мы хотим, чтоб нам хватало еды.
— Дичи? — переспросил Гар. — В этом городе водятся животные?
— Ты б удивился, узнав, сколько их набежало и размножилось с тех пор, как магический сок перестал течь по его проводам и город умер, — мрачно промолвил Лонгшанкс. — Пойдём с нами на охоту, и сам увидишь. Каким оружием вы умеете пользоваться?
— Оружием? — переспросил Гар. — Ну, у нас у всех есть кинжалы и посохи.
— Против стаи собак от них будет мало толку, — выразила мнение Солютра. — Кто–нибудь из вас умеет пользоваться пращой?
— Я, — вместе ответили Гар и Блейз, а затем в удивлении посмотрели друг на друга.
— Тогда возьмите–ка вот их. — Она вручила каждому по обмотанной ремнями кожаной чаше. — Спенсер, принеси копья для этих двоих! Просто считайте копьё посохом с остриём на конце, — втолковала она Майре и Алеа.
Имя Спенсер носила женщина с суровым лицом лет тридцати с лишним на вид, а в подобном утомительном обществе это вероятно означало, что ей около двадцати пяти. Она дала обеим по копью. Вооружённые таким вот образом и с половиной клана, присоединившейся к ним, спутники отправились посмотреть, какая же дичь могла водиться в бетонных джунглях. Сопровождала охотников стая поджарых вислоухих дворняг с рыжевато–коричневой шерстью, длинными мордами и хвостами колечком.
Вокруг имелись деревья, которые произрастали иной раз в странных местах. Везде, куда ветром заносило палую листву, та гнила, превращаясь в гумус, в который попадали семена, давали побеги и вырастали, раскалывая мостовую. И даже больше: в клине явно спроектировали небольшой парк на каждые несколько жилмассивов, и каждый такой превратили во фруктовый сад.
— Погодите — давайте посмотрим, что созрело, — задержала партию Солютра.
— Берегись! — резко бросил Лонгшанкс. Он, Боулз, Спенсер и полдюжины других заняли свои места с луками и копьями по обеим сторонам маленького парка. Какой–то предок, наделённый знанием и хитроумием, посадил фруктовые деревья шпалерами вдоль стен зданий, между рощей и стенами была посадка маиса. Солютра обследовала его, и похоже, была удовлетворена увиденным.
— Большинство початков созрело, — сказала она Алеа.
— Так значит вы и фермерством занимаетесь, — сделала вывод Алеа.
— По мелочи, — уточнила Солютра. — Не можем совсем расчистить… Берегись!
Из зарослей выскочило что–то розовое и округлое. Алеа отпрыгнула в сторону, рефлекторно разворачивая остриё копья. Свинья завизжала от ярости и повернулась броситься на неё, но тут в бок животного вонзилась стрела, и оно споткнулось, а затем упало. Алеа отвернулась и предоставила Солютре прикончить зверя.
— Сегодня мы хорошо поедим, — порадовалась женщина.
Алеа снова повернулась к ней и увидела, как та прячет нож в ножны, тогда как один юноша связал свинье ноги и просунул меж них копьё нести тушу. Солютра обследовала живот свиньи.
— Все верно, свиноматка, но не кормящая. Очень жаль — нам не помешало бы ещё несколько поросят в загоне.
— Как… как свиньи очутились в городе? — спросила недоумевая Алеа.
— Предки говорят, будто некоторые взяли за моду держать их дома в качестве любимцев, — рассказала ей Солютра, — особую породу, этаких симпатичных малюток, которые никогда сильно не обрастали щетиной и не вырастали выше, чем до колена. Когда наступил крах, они принялись разбегаться и с течением поколений вернулись к виду средней дикой свиньи.
Алеа посмотрела на тушу, покачивающуюся между плечами юноши и девушки.
— И впрямь не очень–то похожа на домашнего любимца.
— Так же как и мы, — хмыкнула Солютра.
Когда солнце опустилось ниже самых высоких зданий, они тронулись в обратный путь. У каждого строения, мимо которого они проходили, окна двух нижних этажей были заколочены досками, даже если у более высоких отсутствовали стекла. А двери были прочными и запертыми. Алеа гадала, почему.
Они прошли через развалины нескольких жилмассивов, когда она выяснила, в чем тут дело. Смеясь и болтая, охотники шли по широкой улице, обходя проржавевшие остовы машин и груды обвалившегося кирпича и камня, когда услышали глухой, замогильный звук. И мгновенно застыли. Звук раздался вновь, и Лонгшан