Голосом, разносящимся по всему собору, архиепископ произнёс нараспев древние слова. При подготовке к венчанию Род предлагал крошечный микрофон и звукоусилительную аппаратуру, но прелат отказался от них. Сейчас слова почему–то сливались в голове Рода — он разбирал лишь, что архиепископ переходил с английского на латынь и обратно — и внезапно почувствовал до боли острое сожаление, что не смог устроить подобного венчания для Гвен. К несчастью, он тогда находился в розыске, и едва посмел появиться даже в деревенской церкви, не говоря уж о соборе в королевской столице. Он сжал ей руку, виновато глядя на неё — но она ответила ему почти весёлым взглядом, и он понял, что Гвен ни о чем не жалеет. Может её и обвенчал с ним бродячий монах вместо архиепископа, но зато вместо собора у неё была цветочная поляна, а вместо знати — толпа эльфов. Свадебное платье ей сшили двунадесять эльфесс, и оно затмевало своим блеском даже королевский наряд её дочери, а замуж её отдавал сам король эльфов.
Рода сильно занимало, не догадалась ли она, несмотря на все его предосторожности, что Бром О'Берин доводился ей отцом.
Род огляделся кругом, гадая, пришёл ли сюда Бром увидеть венчание своих внуков — ну конечно, вон же он, возле короля и королевы, так как его эльфийская природа оставалась для всех тайной; все принимали его за смертного карлика и того, кто был шутом при отце Катарины и стал её тайным советником. Род знал, что седина у него в волосах — тщательная подделка, так как Бром, как и все эльфы, будет по–прежнему жить, когда все прочие будут уже век как покоиться в могилах.
Он снова повернулся к алтарю, твёрдо решив изгнать столь меланхолическую мысль — и как раз вовремя, поскольку архиепископ подступил к Корделии и спрашивал:
— Кто выдаёт сию женщину за сего мужчину?
В душе Рода вспыхнула в последнюю минуту паника, но он преодолел её и произнёс вместе с Гвен:
— Моя супруга и я!
Затем архиепископ переместился к Ртути и снова спросил:
— Кто выдаёт сию женщину за сего мужчину? И её мать с сестрой ответили:
— Мы!
Далее архиепископ перешёл к стоящей твёрдо как скала, но с дрожащим в руках свадебным букетом Алуэтте и вопросил:
— Кто выдаёт сию женщину за сего мужчину? И Туан с Катариной ответили:
— Как её государь и сюзерен, мы!
Затем архиепископ вернулся на место между рядом девушек и рядом юношей и спросил:
— Берёте ли вы, Корделия, Ртуть и Алуэтта, в свои законные мужья Алена, Джефри и Грегори, дабы любить их и заботиться о них в богатстве и бедности, в горе и радости, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?
— Да, — прогремел по всему собору ответ Корделии.
— Да! — ответила миг спустя Ртуть.
Алуэтта с трудом сглотнула, но быстро взглянула на Грегори и замерла, не сводя с него глаз, когда прошептала:
— Да.
Грегори, казалось, так и просиял.
Архиепископ повернулся к трём юношам.
— А вы, Ален, Джефри и Грегори, берёте ли в свои законные жены этих женщин Корделию, Ртуть и Алуэтту, дабы любить их и заботиться о них в богатстве и бедности, в горе и радости, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?
— Да! — запинаясь произнёс Ален.
— Да! — ответил Джефри, норовя прожечь взглядом фату Ртути.
— Да, — выдохнул Грегори, не в состоянии оторвать взгляда от фаты, скрывавшей лицо той, кого он так сильно любил.
— Тогда я объявляю вас мужьями и жёнами. Несколько секунд три пары стояли, не веря случившемуся.
— Можете поцеловать невест, — мягко объяснил женихам архиепископ.
Женщины сияя подняли каждая свою фату; их мужья подступили к ним вплотную. Когда их губы соприкоснулись, прогремели двенадцать труб, выражая их радость. Архиепископ прочистил горло и отвернулся, снимая митру и передавая её дьякону, а затем поднялся обратно на главный престол и начал служить брачную обедню, когда другие дьяконы принесли женихам и невестам шесть скамеечек для коленопреклонения.
То ли месса была короткой — в чем Род как–то сомневался, поскольку это была торжественная обедня, то ли у него замедлилось ощущение времени, делая все каким–то смазанным, но казалось прошло всего несколько минут до тех пор, пока три пары не встали, причём женщины — расслабившиеся и радостные, с закатанными фатами, и орган заиграл радостную музыку Мендельсона, тогда как три жениха, смеясь и болтая с невестами, спустились по лестнице к проходу и так и проплыли по этому длинному пути к большому золочёному порталу.
Было конечно же много чего ещё — банкет в Большом Зале королевского дворца для всей знати, а после банкета — танцы, с тремя юными парами открывающими бал и Родом, впервые кружащимся в вальсе с Корделией с тех пор, как та стала слишком большой, чтобы танцевать с ним, стоя у него на ногах; вино текло рекой, и молодые аристократы сделались довольно шумными и буйными, готовыми чуть ли не унести три пары на брачную ночь, у которой были бы зрители — обязательная вещь для королевских свадеб в средние века, когда девственность невесты являлась жизненно важной гарантией, что наследник будет действительно из королевского рода. Но на этом этапе Гвендайлон магическим образом проложила себе извилистый путь через толпу и собрала все три пары на помосте, где стоял высокий стол. Подружки невест и другие молодые женщины выстроились напротив них, оживлённо болтая между собой и вынуждая юношей немного отступить, а толпа принялась считать:
— Один… два… три!
Все три невесты высоко подбросили свои свадебные букеты, и молодые женщины, отталкивая и отпихивая друг друга, бросились ловить их. А затем, поскольку торжественная церемония посвящения в кавалеры ордена Подвязки не добралась до Грамария, три юные пары помахали своим сверстникам, поблагодарили всех присутствующих и попрощались — и исчезли с тройным треском, как при взрыве шутихи.
В зале на мгновение наступила тишина, так как телепортация все ещё несколько пугала даже жителей Грамария, так же как любые иные проявления пси–сил, которые они считали чародейством.
И кроме того, их лишили эротического разгула, на который они рассчитывали.
Поэтому начались разговоры, все более сердитые — но тут выступил вперёд весело улыбаясь и успокаивающе подняв руки король Туан, и толпа умолкла.
— Каждая невеста отправилась со своим женихом в любовное гнёздышко, избранное каждой парой, — объяснил он, — но вина у нас хоть залейся, да и засахаренных фруктов в избытке, так что хотя они может и ищут себе ложе, это ещё не повод и вам заниматься тем же. Музыканты, играйте!
С галереи музыкантов грянула весёлая мелодия и знать, хотя и поворчав немного, переключилась на быстрые па танца. Через несколько минут все уже забыли о своём разочаровании от того, что их лишили возможности устроить кошачий концерт под окнами новобрачных, и радостно кричали.
— Значит, теперь все, — заключила Гвен, положив ладонь на руку Рода. — Слава Небесам, мы умыкнули их и дали им остаться наедине!
— Не без изрядного ввода псионических сил со стороны их матери, — отозвался со знающей улыбкой Род.
— Возможно я немножко помогла им, — призналась Гвен. — Отведи меня назад к нашему месту за высоким столом, муж, ибо я довольно–таки устала.
— Не удивительно, после стольких месяцев планирования, устройства и защиты свадьбы, — сказал Род, глядя на жену с тем же выражением, с каким их сыновья смотрели на своих невест. — И завершения дня тем, что, должно быть, потребовало от тебя самого большого усилия в твоей жизни.
Гвен негромко рассмеялась, а затем возразила:
— Ну, была ведь ещё та ночь, когда Магнусу было десять, и когда он пробудился от кошмара, а Грегори страдал от колик и ревел в голос, и разбудил Корделию, которая присоединилась к нему, а Джефри твёрдо решил добиться и своей доли внимания.
— Да, но с тем–то кризисом мы справлялись вдвоём, — напомнил ей Род. — А это усилие тебе пришлось прилагать в общем почти в одиночку.
— Не без огромной моральной поддержки с твоей стороны, муж, — ответила ему Гвен со взглядом, возобновляющим её брачные обеты.
Но подымаясь на помост, она споткнулась. Род поддержал её, обняв за талию, и попытался отвлечь шуткой от этой нехорошей приметы.
— Ты устала больше, чем тебе думалось!
— Может быть, — признала Гвен.
Но когда они покидали замок, она споткнулась опять, споткнулась на одной–единственной ступеньке при сходе с подъёмного моста, и на этот раз Роду пришлось подхватить её на руки, а не просто поддержать. Он держал её на руках покуда ливрейные лакеи бегали за каретой.
— То просто усталость, — заверила она Рода.
— Ты хочешь сказать — истощение сил, — поправил её он, — и ты права — полнейшее истощение сил. Несколько недель отдыха восстановят их.
Но они не восстановили.
1
Алеа вошла в салон и обнаружила, что тот пуст. С нарастающим раздражением она нетерпеливо огляделась, а затем выразила раздражение в словах и улыбнулась, ощутив веселье, отдающее насмешкой над собой. Ведь она же возмущалась: "Как это Магнус смеет не быть здесь, когда мне нужно с кем–то пообщаться?", как будто у него в жизни только одна цель — забавлять её!
Ну, это конечно же не так. Его дело — обеспечить её этим чудесным космическим кораблём с его роскошной меблировкой, гурманской едой и напитками, и охранять ей спину в бою. Для чего же ещё нужен мужчина?
"Для любви", казалось ответило что–то у неё внутри, но она шарахнулась от этой мысли. Родители, которых она любила умерли, и оставили её одинокой и беззащитной; соседи, которых она считала друзьями, выступили против неё, чтобы завладеть её наследством. Парень, клявшийся ей в вечной любви и соблазнивший её, после посмеялся над ней и с презрением отверг её. Намного лучше иметь товарища по оружию вроде Магнуса, настоящего друга, непоколебимо преданного ей, пусть даже эта преданность была настолько меньшей, чем преданность возлюбленного — да и вообще, чего она хотела от любви? В ней не было никакого удовольствия, только боль. О, разумеется, знание, что она делает своего парня счастливым, доставляло–таки удовольствие, удовольствие внушала его страсть, та сила, с какой он жаждал её, его потребность в