— А знает ли она, что стала нужна ему? — ответила контрвопросом Алуэтта.
— Если и знает, то не желает признаться в этом даже самой себе. — Но говоря это, Корделия по–прежнему улыбалась.
Ртуть ответила на её улыбку своей.
— Она проделала долгий путь к исцелению, независимо от того, знает ли сама о сём или нет.
— Она готова рискнуть полюбить вновь, — кивнула Алуэтта.
— Но готов ли Магнус? — Улыбка Корделии переросла в усмешку при упоительной мысли о том, как она будет дразнить старшего брата.
Лицо Алуэтты потемнело от чувства вины.
— Будет ли он вообще когда–нибудь готов к этому?
Когда Алеа выскочила из гостиной, Джефри поднялся и прошёл с ней к лестнице:
— Первая дверь налево. Удачи тебе.
— Спасибо, — отрывисто поблагодарила Алеа и бросилась наверх, недоумевая, с чего это он потрудился пожелать ей благополучия.
Она ворвалась в комнату наверху и замерла при виде открывшейся её взгляду сцены — её друг и боевой товарищ сидел сгорбившись на слишком низком для него стуле, держа за руку лежащую на постели старуху, и на топчущегося по другую сторону постели пожилого человека. Она сообразила, что это должно быть его родители, и перестала обращать на них внимание, как на лиц второстепенных, и быстро и осторожно подошла к Магнусу.
Тот поднял на неё взгляд, почувствовав её присутствие, и в его взгляде читалась открытая мольба, даже когда он произнёс:
— Алеа, я хотел бы познакомить тебя с моей матерью, леди Гвендайлон. Мама, это моя боевая подруга Алеа, которая не раз сражалась бок о бок со мной и всегда давала мудрые советы.
— Счастлива познакомиться, миледи. — Алеа повернулась к женщине. — Ваш сын был мне… — Тут она замолчала, так как встретила взгляд старой женщины, тусклые глаза которой вдруг сделались молодыми и полными жизни и держали Алеа в оковах, так что ей полагалось бы внутренне завопить, пытаясь вырваться на волю — но в этих глазах было что–то настолько успокаивающее, такое понимание и сочувствие, что Алеа почти смирилась с таким вторжением.
А это было именно вторжение, так как Алеа почувствовала, как разум Гвендайлон сливается с её собственным, читая историю её жизни — страданий из–за бросившего её возлюбленного, горя из–за смерти родителей, ужаса и ярости из–за обращения с ней соседей, которым судья отдал её в рабство, страха и паники при бегстве от них, её насторожённости, по отношению к подружившемуся с ней молодому великану, насторожённости которая постепенно убывала во время пяти совместных путешествий, когда Алеа снова научилась доверять, но никогда полностью, никогда без страха быть преданной, даже хотя он стойко переносил её вспышки и терпеливо и разумно отвечал на её нападки и наскоки…
А затем полный жизни взгляд угас, и Алеа снова видела перед собой лишь слезящиеся старые глаза умирающей женщины — и только её цветущая улыбка согревала Алеа, как раз когда леди Гвендайлон произнесла:
— Рада, что мой сын нашёл столь хорошую спутницу — и благодарю тебя за спасение его жизни.
— Он отблагодарил меня спасая мою, — заверила Алеа с недоумением, почему её волнуют чувства этой незнакомой женщины.
Леди Гвендайлон повернулась к мужу; пальцы её дёрнулись в нетерпеливом жесте.
— Выйдите, выйдите оба, мужчины. Мы должны по говорить о женских делах.
В душе Алеа вспыхнуло неудовольствие из–за перспективы остаться наедине с этой чужой женщиной столь скоро после знакомства — но Гвендайлон снова обратила взгляд к Алеа, и та поняла: эта женщина кто угодно, только не чужая.
Род со вздохом обошёл постель, поманив за собой Магнуса.
— Идём, сынок. Бывает, когда с твоей матерью можно спорить, но не сейчас.
— Но… но она же… — Магнус не мог заставить себя произнести слово "слабая".
— Для сего я найду довольно сил, — заверила его Гвен, и голос её снова сделался сильным. — Иди и расскажи отцу, чему ты научился.
Магнус обеспокоенно повернулся к Алеа.
— Если возникнет хоть малейшая надобность…
— Я тотчас же тебя позову, — пообещала Алеа. — Не забывай, я обучалась медицине в трёх различных культурах. Доверься мне, Гар.
— Доверюсь. — Он крепко сжал ей руку.
Она чуть не отпрянула, поскольку он, казалось, не просто поручал ей заботы о тяжело больной — но твёрдо удержалась на месте и даже сумела улыбнуться, глядя ему в плаза. А затем отец взял его за локоть и вывел из спальни. Она посмотрела им вслед, дивясь тому, что такой дряхлый старик мог породить сына на полтора фута выше него. Конечно он и сам некогда был на несколько дюймов повыше, а Гар возвышался и над братьями.
— Гар? — спросила старая женщина.
Алеа снова повернулась к ней, испытывая чувство вины за то, что позволила себе отвлечься.
— Так он себя называет, когда высаживается на какой–то планете — Гар Пайк. Зваться так он начал, чтобы запутать шпионов, своих прежних коллег.
— Да, ПОИСКа.[21] — Улыбка Гвен, казалось, снова обняла её. — Рада, что он покинул организацию своего отца, хотя я могла бы пожелать, дабы он остался дома. Однако, тогда он бы не повстречал тебя, и поэтому хорошо, что он уехал,
— Да не такая уж я и особенная, — возразила Алеа, но уселась на освобождённый Гаром стул.
— Для него — особенная, — заверила её Гвен. — Скажи, как его душа?
Алеа уставилась на неё, пригвождённая к месту этим вопросом — и его смыслом. Она ведь ему только друг! Что там ей известно о душе Магнуса?
Однако она не могла сказать такого умирающей матери. И вместо этого ответила, тщательно подбирая слова.
— Я могу лишь догадываться, миледи, так как он едва ли тот, у кого душа нараспашку.
— Он был таким до того, как уехал отсюда, — печально промолвила Гвен, — но даже в те немногие часы перед тем как отбыть к звёздам, он стал… очень замкнутым.
Алеа нахмурясь подалась вперёд.
— Что с ним случилось, миледи?
— Ты должна услышать сие от него, — вздохнула его мать, — ибо я не могу обмануть его доверия.
— Думаю, я кое–что знаю об этом деле, — сказала Алеа, — и оно связано с той ведьмой внизу.
Гвен улыбнулась, слегка позабавленная её словами; это, казалось, потребовало большого усилия.
— В сём доме все женщины ведьмы, Алеа, по крайней мере по местному обычаю.
— Это так у вас в народе называют эсперов? Гар мне кое–что рассказывал об этом — едва ли удивительно, для людей, которые не понимают, как это можно летать на метле или читать чьи–то мысли. Однако, я‑то говорю об Алуэтте.
— Не вини её за красоту, — попросила Гвен, все с той же мягкой вымученной улыбкой. — Она ныне не та, коей была тогда — убийцей по имени Финистер. Я многое узнала о её душе за несколько дней, когда приложила много сил дабы показать, ей как исковеркали её жизнь ложью.
— Я постараюсь простить её, — холодно пообещала Алеа, — как простил Гар — хотя в душе он, думаю, не извинил её.
— Он и не может, пока душа его не исцелится, — печально произнесла Гвен. — И о сём должна позаботиться ты, девушка, ибо у меня больше нет сил.
Алеа уловила невысказанное старой женщиной — что её больше не будет здесь, дабы заняться этим.
— Я не могу закончить за вас вашу работу, миледи.
— Да, но можешь закончить свою. — Рука Гвен шевельнулась на одеяле, тянясь к ней. Чуть ли не вопреки своей воле, Алеа взяла её. В этой умирающей женщине присутствовало некое качество, некая мягкая власть, которая заставляла повиноваться — почти как у её родной матери… — Я прошу тебя лишь закончить начатое тобой.
— А что я начала? — недоуменно нахмурилась Алеа.
— Делать для него то, что он сделал для тебя, — просто сказала Гвен.
— Да, он в значительной мере исцелил меня, — ответила Алеа, поборов неразумный страх, — но он это сделал обращаясь со мной как с равной, обучая меня всему, что знает.
— Только ли так? — спросила Гвен голосом, едва тянущим даже на шёпот.
Алеа поняла, о чем спрашивала старая женщина, но не хотела говорить об этом.
— Он был мне другом, надёжным другом, и в какой–то мере вернул мне чувство собственного достоинства … — Она оборвала фразу.
— Обращаясь с тобой так, словно ты очень ценна для него? Ты дала ему понять то же самое?
— Он ведь наверняка должен…
Но старая женщина снова слабо покачала головой из стороны в сторону.
— Мужчинам требуется сказать, девушка, иначе они будут отрицать то, что видят и слышат.
Ну, Алеа пришлось признать, что в этом есть доля истины.
— Я ему друг, — упорствовала она. — Ценный друг, и ничего более.
— Следуй, куда тебе сердце подскажет, — прошептала Гвен, — иначе никогда тебе не познать полного счастья.
— Моё сердце ничего мне не подсказывает, — отрезала Алеа.
— Только потому, что ты не прислушиваешься к нему. — Глаза Гвен устало закрылись; она слабо вздохнула. — Ты должна научиться слушать.
Алеа ощутила гнев и желание сопротивляться при таком приказе, но ей было невыносимо выразить это умирающей женщине. Гвен поняла, о чем она думает; губы её тронула слабая улыбка, а веки затрепетали, она бросила знающий взгляд на Алеа.
— Кто сказал, будто я должна? — с вызовом спросила Алеа.
— Судьба, — выдохнула Гвен, а затем произнесла беззвучно, про себя: "Прости, но я очень устала и должна теперь отдохнуть".
Как же Алеа поняла?
Наверно преподанные Магнусом уроки телепатии сработали — или одно лишь присутствие старой эсперши увеличило силу талантов Алеа. Так или иначе, она поняла, что наступает время помолчать — но и оставлять этого ковообретенного друга тоже не собиралась. И поэтому осталась сидеть около постели, держа руку старой женщины в своей, цепляясь за неё ради сообщаемой ею силы и тепла в те немногие оставшиеся часы, прежде чем Гвен заберут у неё.
Закрыв за собой дверь, Магнус тихо прошептал своему отцу:
— Почему она не в самом современном госпитале на Земле?