Тот с серьёзной улыбкой поднял взгляд.
— Ваше Величество, это Алеа, моя спутница.
— Мы уже познакомились, — уведомил Магнуса коротышка.
Магнус кивнул, как будто это не составляло разницы.
— Алеа, это Бром О'Берин, король эльфов — и мой дед.
Карлик резко вскинул голову.
— Откуда ты знаешь?!
— Мы догадались об этом ещё до того как мне стукнуло двенадцать, — уведомил его позабавленный столь резкой реакцией Магнус.
— Вам разболтал Пак!
— Нет, но он не отрицал этого, когда мы его спросили. — Магнус пожал плечами. — Это имело смысл. Отчего ж ещё тебе так часто навещать нас? Особенно по праздникам…
— Никогда не говори о сём матери! Улыбка Магнуса дрогнула.
— Неудачный оборот в данное время, Ваше Величество. И кроме того, она давным–давно об этом догадалась.
Бром в изумлении уставился на него.
— Сколько лет уже?
— Думаю это имело какое–то отношение к твоему выражению лица, когда ты впервые меня увидел, — сказал Магнус.
— Да тебе ж было тогда всего двадцать минут от роду!
— Да, но я видел, как ты смотрел на Грегори, когда он родился, и могу себе представить, насколько сильнее бросалось в глаза это выражение в первый раз.
Этот разговор дал Алеа время оправиться от потрясения. Она сделала реверанс и сказала:
— Для меня большая честь встретиться с Вашим Величеством.
— Превосходно проделано, — одобрил Бром, — и ты никогда больше не должна этого делать, ибо никто из смертных не знает меня под сим титулом — кроме находящихся в сём доме, конечно. Для всех прочих я лишь шут королевы.
Теперь уж Алеа позволила себе уставиться на него.
— Шут? Но как…
— На самом–то деле, все его знают как её тайного советника, — объяснил Магнус и снова повернулся к Брому. — По–моему, тебя уж тридцать лет никто не считает шутом.
Теперь Алеа начала понимать, почему Бром считал смерть дочери своей виной. В конце концов он ведь нёс по меньшей мере половину ответственности за то, что она вообще проживала на свете, а не живи она на свете, то и не умирала бы сейчас, не так ли?
Чистая софистика, конечно же. Она гадала, почему же король желал взять на себя такую большую долю вины, особенно будучи королём эльфов, а потом поняла, что каждый хороший правитель всю жизнь принимает на себя ответственность за благополучие всего своего народа.
— Похоже, Ваше Величество, — медленно проговорила она, — что я должна поблагодарить также и вас за спасение своей жизни, и определённо поблагодарить вас за спасение её от разрушения.
— Ну и ну, как же так? — уставился на неё захваченный врасплох Бром.
— Потому что без вас этот молодой человек не жил бы на свете. — Алеа кивнула на Магнуса. — Именно он спас меня, когда я бежала спасая жизнь, накормил меня и научил драться и читать, и взял с собой навестить с полдюжины новых миров.
Бром расслабился и окинул Магнуса одобрительным взглядом.
— Ты поступил отлично, мой мальчик.
— И впрямь очень даже отлично, — согласился Магнус, — так как она по меньшей мере однажды спасала мне жизнь в каждом из тех миров, не говоря уж о том, в котором родилась.
— О, там я тебя не спасала!
— А мне кажется, я помню, как на нас напала стая диких собак, и мы с тобой стояли спина к спине, вращая посохами…
— Ах ты об этом, — отмахнулась Алеа. — Он также понял, что я скрытая телепатка, и научил меня применять этот талант — или по крайней мере положил неплохое начало.
Бром воззрился на неё, взгляд его на мгновение затуманился, и Алеа почувствовала, как их мысли соприкоснулись. И прежде чем она успела возразить, это прикосновение исчезло, и Бром кивнул.
— И впрямь только начало. Эта молодая женщина может научиться очень многому, Магнус.
— Значит, я привёз её в подходящую школу, — с улыбкой ответил Магнус.
— Да, и я больше не буду мешать вашим урокам. — Бром снова повернулся к Алеа. — Он ведь тридцать часов не спал, не так ли?
— Только урывками, — признала Алеа.
— Сидел как на иголках, надеясь, что прибудешь не слишком поздно? — проницательно взглянул на Магнуса Бром. — Ну, теперь ты знаешь, что поспел сюда вовремя. Ложись–ка спать, мой мальчик, и будь уверен — в случае опасности мы тебя разбудим.
Магнус степенно склонил голову.
— Благодарю, Ваше Величество.
Бром ответил коротким кивком и повернувшись зашагал по коридору прочь. Алеа подумалось, будто она услышала, как он пробурчал, прежде чем свернул за угол и скрылся из виду:
— Вот уж поистине, Ваше Величество!!! Оставшись наедине с Магнусом, она не могла дальше скрывать своей крайней усталости.
— У меня есть тут собственная комната, Магнус? Признаться, я валюсь с ног.
— Конечно, есть. — Магнус предложил ей руку и проводил к концу коридора. — Это всего лишь хижина, хотя и довольно большая. В замке тебе бы отвели собственные покои, но здесь это всего лишь комната. Не беспокойся, я лягу спать в гостиной.
"Если это не беспокоит тебя, то и меня не побеспокоит", — раздражённо подумала Алеа, а затем в ужасе спохватилась. Но ужас мгновенно исчез, так как она заметила, что рука у Гара как деревянная, настолько жёстко он контролировал себя. Да, ей определённо нужно закрыть дверь между ним и остальным миром.
В конце коридора находилась комната с наклонным потолком. Мебель в ней составляли узкая кровать, стол, стул и платяной шкаф. На одной стене висел гобелен, изображающий сражающихся рыцарей; другой же показывал учёного, зарывшегося в книги, в то время как стена за спиной у него таяла, открывая взорам волшебное царство, в котором паслись единороги и летал Пегас. На третьем гобелене красовалось витиеватое завихрение спиральной галактики. Она медленно повернулась, внимательно разглядывая эти картины, а затем сообразила, что расчёска на комоде с зеркалом — всего лишь деревянный прямоугольник, хотя и отшлифованный и навощённый.
— Это та самая комната, в которой ты рос?
— Да, пока не стал подростком, и мы не переехали в замок.
Ну, это объясняло почему тут не было грубо нарисованного портрета какой–нибудь смазливой девчонки — хотя это вполне могло объясняться и наличием младших братьев и сестры которые наверняка с удовольствием подразнили бы старшего брата.
Алеа с облегчением освободилась от руки Гара и закрыла дверь.
Гар уселся на стул и обмяк.
Алеа подавила порыв опуститься на колени рядом с ним и утешить его как могла; она знала, что только загонит его обратно в скорлупу самоконтроля. И потому она вместо этого уселась напротив него в ногах постели, радуясь, что комната такая маленькая и ей поневоле приходится находиться неподалёку от него.
— Дело не просто в недосыпе.
— Да, — признал Магнус. — Все это довольно–таки потрясает, увидеть мать и отца настолько постаревшими, младших братьев и сестру — совсем взрослыми, и женатыми и замужней… — Голос его стих; он прислонился затылком к стене и закрыл глаза.
Прежде он никогда не проявлял такой большой слабости в её присутствии — равно как, подозревала она, и в присутствии всех прочих. Более того, она чувствовала, как он тянется к ней за сочувствием, даже за простым утешением, в надежде, что ему не придётся пережить это тяжёлое испытание в одиночку.
Её это потрясло, хотя всего лишь подтвердило то, что она всегда знала — ну, во всяком случае после их первого месяца совместных путешествий: что Магнус — всего лишь человек, что он в действительности не железный исполин без всяких эмоциональных потребностей, а человек, который сам себя запер в железную оболочку — и сейчас эта оболочка треснула и чуть приоткрылась. Осторожней, предупредила она себя. Одно сердитое слово, хотя бы намёк на насмешку, и эта оболочка снова закроется так плотно, что она никогда не сможет раскрыть её. Она не спрашивала себя, почему ей не хочется этого — а лишь сказала:
— Знаю, Гар, у тебя такое ощущение, словно ты стоишь на краю бездны — но на самом деле это не так.
— Именно это ты и чувствовала, когда умирала твоя мать? — Он снова открыл глаза.
Алеа вспомнила тот страшный день и содрогнулась.
— Это, и ещё хуже. Но рядом был отец, этот сильный человек, настолько ужасавшийся при мысли потерять её, и поэтому мне пришлось взять себя в руки и быть там опорой для него.
— Да. — Взгляд Магнуса смягчился, он сочувствовал, и она знала: он думает о том, какой же ужас она должно быть пережила несколько месяцев спустя, когда умер и её отец.
— Да, поражённый горем родитель это спасательный трос дочери, не так ли? Или для сына.
— Да, мы не остались совсем одни, — Алеа с грустной улыбкой посмотрела на дверь. — Правда, ты–то в любом случае не остался бы одиноким, с двумя братьями и сестрой, способными составить тебе компанию. — Она упомянула было и об их супругах, а потом вспомнила, что как раз из–за одной из них он и покинул Грамарий, и остановилась.
— Да. — Магнус посмотрел туда же, куда и она. — Странно видеть их выросшими — но ещё более странно чувствовать, что они настолько моложе меня.
— Ну, ты приобрёл чуть более широкий опыт.
— Да, но я не могу сказать, что он настолько уж больше приобретённого ими. — Магнус пожал плечами. — Кто знает, что там им довелось пережить?
— Я думала, Грегори держал тебя в курсе новостей.
— Да, когда мог установить ментальную связь — на час или около того три–четыре раза в год, если повезёт. Он давал мне знать обо всем, что считал важным — но сколько всего случилось, о чем он не счёл нужным упоминать как о слишком мелком и незначительном? И вот теперь он здесь, уже не подросток которого я видел, мысленно видел перед собой — и неважно, что я знал, насколько он должен повзрослеть; я‑то его помнил именно таким.
Алеа кивнула.
— Должно быть, это сильное потрясение, увидеть его теперь юношей.
— Двадцати двух лет — а это весьма зрелый возраст в средневековом обществе.
— Да, знаю, — сухо отозвалась Алеа.
Магнус нахмурился, внезапно вспомнив о её потребностях.