Волшебник-Бродяга. Книги 1-10 — страница 400 из 443

Магнус посмотрел ей в глаза и Алеа на мгновение почувствовала, как внутренне съёживается, что его глаза чуть не поглощают её — но он заговорил и снова стал только человеком, мужчиной с очень нежным голосом.

— А ты — разве с тобой приключилось не то же самое, когда влечение оказалось лишь инструментом, позволяющим кому–то использовать тебя?

Алеа начала было отвечать, но слова застряли у неё в горле, и она отвернулась.

— Это не имеет значения — то, что со мной случилось. Для меня это теперь вообще не имеет никакого значения.

— А для меня имеет. — Магнус осмелился положить свою руку на её ладонь. — Для меня это имеет огромное значение.

Он ждал, и она внутренне затрепетала, жаждая выплеснуть свою историю, с потоком чувств, историю о страстном увлечении, боли и позоре — но нет, пока рано, нельзя, когда ему приходится со стольким бороться…

Нельзя, когда она все ещё недостаточно доверяет ему.

В конце концов, как мог Магнус считать её чем–то важным? Она ведь была всего лишь неуклюжей, невзрачной девушкой, ставшей женщиной, без всяких талантов или умения, крестьянкой из незначительного села в захолустье планеты, которой никто не мог найти на звёздной карте.

Когда она ничего не сказала, Магнус убрал руку и откинулся на скамье. Боясь, что задела его чувства, она осмелилась бросить на него быстрый взгляд, но он казалось как–то опять стал прежним, снова полным уверенности, а его улыбка — открытой и тёплой без малейших следов жалости, но полной заботы.

— Мы в конце концов товарищи по оружию, — сказал он. — Я не раз доверял тебе жизнь и доверю вновь.

Алеа могла лишь глядеть на него, ломая голову над тем, что он сказал, но ещё больше — над тем, чего не сказал.

* * *

— Хорошо что вы вернулись, сэр, — сказала с самой обворожительной улыбкой резидент в герцогствах Савойя и Бурбон.

— И печально, что мне вообще понадобилось возвращаться, — отрезал Пересмешник. — Замечательный кавардак учинили вы, дилетанты, с планетой, пока меня не было.

Резидент на мгновение утратила свою улыбку и проглотила готовый сорваться с языка резкий ответ — что Пересмешник и сам не мог похвалиться особыми успехами, когда его задачей было организовать восстание против короны. О, организовал–то он его довольно неплохо, но когда они были почти готовы к бою, лорд–чародей возглавил рейд отряда коммандос из трёх человек на Дом Хлодвига, повязал Пересмешника и дал этому полудурку Туану Логайру украсть всю армию Пересмешника и повернул её против анархистов — идея–то сама по себе и неплохая, но учитывая, что те как раз пытались свергнуть королеву, самой удачной её тоже не назовёшь. И Пересмешник также кажется позабыл, что его сняли со своего поста с позором и убрали подальше на канцелярскую работу в отделе координации.

Но она не забывала о своих приоритетах — в первую очередь всегда быть чарующей со старшими офицерами — и заставила улыбку вернуться на место, делая её как можно более мечтательной.

— У нас вышло несколько неудач, — признала она.

— Ну, давай позаботимся о превращении их в удачи, — тихим голосом обронил Пересмешник, когда они прошли в дверь.

Они вошли в большую обшитую деревянными панелями комнату, занимаемую по большей части длинным столом и украшенном портретами великих диктаторов истории. Когда резидент уселась, все стулья были уже заняты, за исключением стоявшего во главе стола. Пересмешник расположился там и позволил себе на мгновение насладиться чувством триумфа, торжества. Какое имела значение неудача, которой он не мог предотвратить? Но теперь, когда он знал, с чем именно борется, он уберёт эту помеху в считанные дни! Он возьмёт реванш!

Затем он загнал это чувство поглубже и обратился к анализу ситуации. И обвёл взглядом застывшие в ожидании лица — людей, более или менее умело скрывающих беспокойство.

Он кивнул и сказал:

— Поймите — для вас прошло тридцать лет после моего последнего нападения на клан Гэллоугласов, но для меня это случилось едва ли месяц назад.

— Мы вполне это понимаем, — сказал дородный мужчина среднего возраста. — Я был молодым новобранцем при вашем крестьянском восстании.

— Имя? — нахмурил лоб Пересмешник.

— Даллан, — ответил толстяк.

Пересмешник напустил на себя равнодушный вид, чтобы скрыть потрясение.

— Да. Я тебя помню.

На лице Даллана проступила горечь.

— После того как вас не стало, я много лет трудился в рядах организации.

— И думаешь, что шефом следовало бы назначить тебя, а? Но для такой работы, агент, нужна перспектива, а не просто опыт — и я тридцать лет трудился в рядах ВЕТО,[24] прежде чем мне доверили этот пост. И к тому же чётко сверг бы монархию, если б не вмешательство этого ударившего мне в спину Гэллоугласа!

— Это сколоченная им коалиция оказалась чересчур сильна для вашей армии, — сказала женщина сорока с лишним лет, похожая на мать семейства, — и больше всего та ведьма Гвендайлон.

— Да, ну, теперь он лишился её, не так ли? — отозвался со злым удовлетворением Пересмешник. — И лишился всего влияния, которое она принесла с собой.

— Он и сам обзавёлся кое–какими связями, — высказался мужчина, казавшийся молодым, пока не присмотришься поближе.

— Связями, которые обеспечила для него жена, — парировала женщина, смахивающая на мать семейства, — которые поддержат его из верности её памяти.

— Вот давайте и выясним, насколько далеко заходит эта верность, хорошо? — предложил Пересмешник. — Начните с рассылки агентов под видом лесных разбойников, поручив им обходить деревни и напоминать людям, как жестоко их эксплуатируют.

— Мы уже пробовали, — возразила миловидная женщина постарше. — И всякий раз когда нам удаётся организовать движение и набрать какой–то ход, Гэллоуглас присылает одного из своего отродья загипнотизировать людей, убедив их, что с ними хорошо обращаются.

— Гэллоуглас или его жена? — спросил с кислой улыбкой Пересмешник. — Отправьте агентов и велите им быть готовыми быстро исчезнуть в зелёном лесу, если Гэллоуглас пришлёт своих громил — но думаю, не пришлёт.

— Это почему же? — нахмурился Даллан.

— Думаю у него не будет особого желания, — предсказал Пересмешник, — после кончины жены, оно у него иссякнет. Кто собственно, по–вашему, на деле управлял этой страной?

* * *

Проснувшись на следующее утро, Род пожевал горбушку хлеба, покуда варил найденные предыдущим вечером яйца, а с ними и полоску вяленого мяса, которое отмокало всю ночь. Покончив с завтраком, он оседлал Векса и поехал по лесной тропе. Особо далеко отъехать они не успели, как Векс поднял голову, широко раздув ноздри.

Род знал, что у робота–коня нет чувства обоняния как такового — всего лишь способность анализировать молекулы воздуха и засекать все, чему там не полагалось быть.

— Что случилось?

— Запах крови, — доложил Векс.

9

Род выхватил меч.

— Чьей крови?

— Трудно определить, когда молекулы рассеяны так негусто, — ответил Векс, — но довольно твёрдо уверен, что она не человеческая.

— Не вредно и убедиться. Следуй за носом на запах.

— Я едва ли могу следовать как–то иначе, Род, настолько он у меня впереди всего остального.

— Довод, — согласился Род. — Следуй куда ведёт чутьё.

— Технически, Род, у робота нет никакого чутья.

— Так же как и у меня, в половине случаев, — вздохнул Род. — Однако в данный момент я полагаюсь на твою способность отслеживать.

Они свернули с проторённой тропы и проломились сквозь заросли кустов на небольшую поляну, где лежал на боку кабан, с растекающейся из рваной раны на брюхе кровью.

— Похоже, мы нашли проигравшего в схватке за самку, — высказал мнение Векс.

Род спешился и опустился на колени рядом с кабаном, исследуя рану.

— Рану эту нанёс отнюдь не клык, Векс. Её оставил клинок с зазубренным лезвием.

— Тогда всего лишь охотник на кабанов?

— Если так, то охотник этот очень неуклюжий — охотники встречают атаку кабана в лоб или шагают в сторону и закалывают сквозь ребра. А этот несчастный зверь должно быть пробежал шатаясь сотни ярдов, прежде чем наконец рухнул без сил.

— Тогда наверное охотник идёт по его следу.

— Возможно — дичь убита совсем недавно, мухи только–только начали слетаться. — Род хотел сунуть меч в ножны, а затем передумал. — Если охотник идёт сюда, то мне лучше быть готовым к встрече с ним.

— Люди, которые охотятся на кабанов, Род, обычно не охотятся на людей.

— За некоторыми примечательными исключениями. В конце концов, король Англии Вильгельм Второй был убит во время охоты.

— Стрелой, а не рогатиной — и насколько я помню этот инцидент, он тогда охотился на оленей.

— Да, но его знать охотилась на него.

— Ту стрелу мог пустить и крестьянин–саксонец, Род.

— Или какой–то аристократ, хотевший придать этому убийству видимость дела рук крестьянина.

— У крестьян было много причин для негодования столь скоро после нормандского завоевания, — задумчиво произнёс Векс.

— Да, но и у знати тоже, даже если она входила в силы вторжения. Вильгельм Рыжий был не самым мудрым и не самым умеренным из правителей.

Вот так вот, беззаботно переговариваясь, они вернулись на тропу и поехали дальше по ней. Через некоторое время Род решил, что они должно быть разминулись с охотником, если тот шёл по следу своей добычи — а мысль, что тот не стал утруждать себя поисками, вызвала у Рода непри–ятный холодок; он не любил людей, убивавших просто для развлечения.

Чтобы прогнать мрачное настроение, он достал арфу и принялся щипать на ходу струны, наигрывая негромкую мелодию, вспоминая другие такие путешествия в свои холостые годы, когда он разъезжал в поисках какого–то достойного дела, в поисках женщины в которую мог бы влюбиться и которая полюбила бы его — и зная, что никогда не найдёт, слишком уж он непривлекательный.