— Что ты видишь, Род?
— Всего лишь прибранную, содержащуюся в порядке комнату, Векс. Хотя сейчас и пыльную. Мне действительно следует запереть эти ставни. — Он закрыл их, убедившись при этом, что задвижка встала на место.
— С обратной стороны хижины есть ещё одно открытое окно, Род.
— А, так я теперь должен заглянуть в спальню родителей, да? — Тем не менее, Род осторожно проследовал к той стороне дома. Здесь идти было легче, так как там цветов не было. Род прошёл к единственной хлопающей ставне, схватил её, когда она распахнулась, норовя стукнуть его по голове, распахнул пошире и шагнул к окну, заглядывая в дом.
Старая карга оскалилась при виде его, показав всего два оставшихся между загрубелых губ пожелтевших клыка. Её длинные, спутанные жёсткие волосы были бы совсем выбеленными временем, будь они чистыми. То же самое можно было сказать и о её платье. Лицо её избороздили сотни морщин, а глаза сверкали злобой.
Род отшатнулся, пытаясь скрыть своё отвращение.
— О! Извините. Не знал, что кто–то дома.
— Я не дома, — ответила старая карга. — То не мой дом — или во всяком случае не больше, чем любой другой.
Род приблизился, чувствуя себя теперь куда менее виноватым.
— Надеюсь вы не забираете что–либо, принадлежащее живущим здесь людям!
— Только их душевный покой, — ответила старуха. — Только лад и чувство безопасности, бывало, наполнявшие сей дом.
Род почувствовал дрожь страха — может ли эта особа действительно быть всего–навсего старухой? В такой стране, как Грамарий, злые духи могли принять вполне материальный облик — духи злобности, живущие в душах обыкновенных людей. Однако ему удалось оставить без внимания этот страх и отвращение, вызванное тем, как эта женщина не следила за собой, и он спросил:
— Ну и как же вы это сделали?
— Конь сей стар. — Старая карга показала на Векса. — Видишь, местами у него совсем протёрлась шкура. Тебе не приходится надеяться, что он сможет далеко тебя увезти!
Род проглотил улыбку.
— Старше, чем ты думаешь, колдунья, — но способен остаться в хорошем состоянии подольше моего.
— Да, тело твоё через год–другой начнёт отказывать, не так ли? — со злобой бросила она, а затем переключилась на Векса. — Зачем ты слушаешься хозяина, не заботящегося о твоём благополучии, конь? Разве ты не знаешь, что он будет ездить на тебе, пока ты однажды не падёшь?
Векс из вежливости повернулся к старухе, но голос его в голове у Рода произнёс:
— Я считаю, Род, что она распространяла подобную ложь по всей деревне.
— А не чересчур ли откровенно ты врёшь? — осведомился у старой карги Род. — Как мог кто–то поверить в такую явную ложь?
Глаза старухи вспыхнули гневом.
— Я не вру, старый дурень, а лишь говорю вслух и при всех те вещи, которые люди желают скрыть — даже от самих себя.
— Выдумки с зерном истины в каждой, — истолковал Род — и тут его осенило. — Но ты ведь не говорила их самим людям, не так ли? Ты говорила мужу о недостатках жены, а ей — о его изъянах. Сколько раз они насмехались над тобой? Поэтому ты выдумывала ещё большую ложь, когда преподносила её им вновь. Сколько раз тебе пришлось повторять все ту же ложь иными словами, прежде чем тебе начали верить?
— А сколько раз ты шарахался от своей истинной природы? — огрызнулась старуха. — Сколько раз ты закрывал глаза на высокомерие и произвол своего лорда? Леса должны быть открыты для всех! Олени принадлежат крестьянам, а не короне!
— Ого! — Род отодвинулся подальше от смрадного дыхания и ещё более смрадных слов. — Так ты значит не останавливалась на настраивании мужа против жены и сестры против брата, не так ли? Ты пыталась науськать их всех на корону! — Тут он нахмурился. — Или ты стремилась к этому с самого начала?
— Граф Личмер по–прежнему заставляет каждую женщину разделить перед свадьбой ложе с ним! — разбушевалась старая карга. — А граф Тарнхельм нещадно сечёт любого крестьянина, посмевшего зайти в лес! И герцог Бурбон выгоняет крестьян из их хижин, когда те слишком стары и не могут больше работать!
— Только когда они не могут больше вести хозяйство, — возразил Род. — Он тогда переселяет их в построенные им для стариков хижины с одной лишь спальней, где его люди приглядывают и ухаживают за ними.
— И лишают их тех немногих средств, какие им удалось скопить по крохам за всю жизнь!
— Это не стоит им ни гроша, — кисло улыбнулся ей Род. — На его взгляд он все равно в выигрыше, поскольку их дети могут работать, не беспокоясь о своих родителях. А хижины те может и маленькие, но чистые и хорошо обставленные; я их видел.
— О, да, покуда разъезжал, покинув жену! Скольких молодых женщин ты домогался, негодяй? Стольких же, сколько и король, когда он делает успехи без своей жены?
— А, так вот на что ты в действительности нацелилась, верно? — Род проницательно посмотрел на неё. — Натравить лордов на корону, а народ — на лордов? Но сначала тебе требовалось взрастить их недовольство дома!
— Всегда есть истины, которых люди знать не желают! — крикнула старуха. — И у тебя побольше, чем у любого!
Род отлично знал, какие у него недостатки — все, что делало Гвен несчастной и что он пытался изменить. Вос–поминание о ней ещё больше увеличило его гнев на эту женщину, которая сделала своей целью вносить разлад в семьи и разваливать деревню.
— А какие недостатки пытаешься скрыть ты, колдунья? — спокойно спросил он. — На какие изъяны характера ты сумела закрыть глаза, говоря всем прочим об их грехах?
— Я Правда, коя живёт на дне каждого деревенского колодца!
— Никакая ты не Правда, — отрезал Род, — потому что та Правда — голая, а ты посмела бы взглянуть на собственное тело не больше, чем заглянуть в собственную душу. Кто ты на самом деле? Одна из ворон Морриган[36], принявшая человеческий облик?
Старуха отпрянула, но тем не менее огрызнулась:
— Морриган явится за тобой, и очень даже скоро! Она раздует ярость крестьян и пошлёт их жечь и сечь всех вас, лордов!
— Откуда она знает, что ты лорд, Род? — спросил голос Векса. — Ты ведь одет как разъезжающий солдат.
Род кивнул.
— Не догадывался, что ты узнала меня.
— Всяк узнает лорда, тиранящего своих крестьян! Но и ты в свою очередь познаешь гнёт, лордик! Давно ты всячески оправдываешь надменность и тиранию своей королевы?
— Никогда этим не занимался, — отозвался Род. — Я сражался за неё, но о своём образе беспокоиться ей, а не мне. Хотя ты и так это знаешь, не правда ли? Ну, если ты ворона в человеческом облике, то тебя должны привлекать всякие яркие и блестящие штучки. — Он выудил из поясного кошеля монету и подбросил её.
Женщина уставилась на неё, провожая жадным взглядом блеск серебра. Хватанула было, но промахнулась.
— Ты и в самом деле ворона, — тихо произнёс Род, — питающаяся падалью погубленных браков и упивающаяся вызванной тобой болью. Но оборотни на Грамарии созданы из ведьмина мха и могут быть растоплены как воск насолнце. — Он вперил в неё взгляд, представляя, как смазывается её облик, черты разглаживаются в бесформенный ком, который тает, превращаясь в лужу.
Женщина завизжала и схватилась за голову, упав на пол и катаясь от боли.
Род в ужасе уставился на дело своего ума, и образовавшийся у него в голове образ исчез. Женщина обмякла, хватая воздух открытым ртом.
— Так ты настоящая, — тихо промолвил Род, — настоящая женщина, которая по какой–то безумной причине решила выместить своё несчастье на окружающих, — но мои мысли не причинили бы тебе боли, не будь ты и сама телепаткой. — Он нагнулся через подоконник намотать на руку ворот её туники[37] и поднять старуху на ноги.
Женщина замолотила было кулаками, но не смогла до него дотянуться; он отступил на шаг, вытаскивая её в окно.
— Пусти! — завизжала она. — Пусти, мерзавец, будь ты проклят!
— Не волнуйся, отпущу, — пообещал Род, — когда надёжно упрячу тебя в ближайшую темницу.
Женщина завыла и заизвивалась, пытаясь вырваться.
— Зверь! Людоед! Скотина! Неужто в твоём сердце не осталось ни капли жалости?
— Уйма жалости, — ответил Род, — но не для проецирующей телепатки, которая использует свой дар, чтобы приносить несчастье другим людям. По–моему, эта деревня во владениях графа Московица. Его темница удержит тебя на достаточно долгий срок, пока за тобой не явится кто–нибудь из королевских ведьм.
Старуха завизжала, сгибаясь пополам, когда он попытался отволочь её к Вексу. А затем выпрямилась и, сверкнув чем–то ярким, резанула Рода. Руку его обожгла боль, и он разжал захват на время, которого ей как раз хватило для того, чтобы вырваться. Тут она дунула по деревенской улице куда быстрей, чем, по идее, могла бежать женщина её возраста, — только чёрный плащ развевался за плечами.
— За ней! — Род вскочил на коня и схватился за узду. — Нельзя позволить подобному вирусу разгуливать на воле и распространять заразу лжи.
Векс рванул с места в карьер, ещё не закончив замечания:
— Надо позаботится об этой ране, Род.
— Всего лишь царапина, — нетерпеливо отмахнулся Род. — Просто на меня подействовала неожиданность, вот и все. Быстрей, Векс! Если она доберётся до леса, нам её уже не поймать!
Но развевающийся плащ перестал трепетать на ветру и раздался вширь, тогда как фигура женщины уменьшилась и поднялась — и над вершинами деревьев воспарила, насмешливо каркая, огромная ворона.
Род натянул узду, уставясь на неё.
— Должно быть, она всё–таки была из ведьмина мха!
— Быстрей, Род! Она уже почти в подлеске!
— В подлеске? Да она среди макушек! Разве ты не видел, Векс, как она только что превратилась в ворону?
— Я, Род, не видел ничего, кроме убегающей женщины — и она явно не так стара, как прикидывалась.
Род, озадаченно нахмурившись, опустил взгляд на голову коня — а затем понял.