— Я делал все, что мог, стараясь подстрекнуть Ансельма Логайра обнажить меч, — возразил агент, — но этот проклятый Гэллоуглас сумел вытащить запал из столь старательно заряжённой мной бомбы!
— Разнести Гэллоугласа! Разнести его на куски! Пытать и четвертовать его! Изжарить его на медленном огне! — бушевал разъярённый Дюрер, а затем вдруг резко остановился, опираясь на стол и хватая воздух раскрытым ртом. — Придётся нам убить его. Вот и все. Придётся — и быть готовым восстать в ту же секунду, как он умрёт!
— Да мы же тридцать лет пытались его убить, — возразил агент.
— Да, но теперь он бродит сам по себе, без кого–либо из своего отродья, готового защитить его! Свяжись с местным агентом, одним из этих рождённых на Грамарии телепатов, которых мы сумели поднять и завербовать! Один из них наверняка должен суметь устроить иллюзию, благодаря которой он угодит в силки! Достаньте телепата! Устройте западню! И когда она захлопнется, убейте его на месте!
Род сидел на повалившемся стволе у своего бивачного костра, пощипывая минорные струны своей ручной арфы, монотонно распевая (поскольку тональность ему, как он знал, все равно не удалось бы выдержать) о скитальце, который состарился, разыскивая однажды увиденную, затем утерянную им женщину — но распевая он увидел, как качнулась ветка на той стороне поляны, где не было ни малейшего ветерка, и услышал, как проухала вызов сова. Гадая, почему это эльфы не предупредили его, он отложил в- сторону арфу и поднялся на ноги, опустив руку на рукоять кинжала, и окликнул:
— Есть кто живой?
— Друг. — Ветка качнулась в сторону, и в круг отбрасываемого костром света вышла высокая молодая женщина — очень высокая, больше шести футов ростом и с ещё более высоким посохом. — Друг, ищущий совета.
Род облегчённо вздохнул, а затем нахмурился.
— Лес едва ли самое безопасное место для привлекательной молодой женщины. Что вы во имя неба делаете, разгуливая одна ночью в лесу?
Поначалу, при слове "привлекательной", глаза Алеа сверкнули, но потом она улыбнулась, казалось, странно довольная услышанным, взгляд её изумительно смягчился.
— Вам незачем за меня беспокоиться, лорд–чародей. Ваш сын хорошо меня научил заботиться о себе.
— Да неужто! — улыбнулся Род, снова гордясь своим мальчиком. А затем кивнул на посох. — Полагаю, вы действуете вот этим. Здоровой молодой женщине на самом–то деле незачем опираться на палку.
— Да, совершенно ни к чему, когда у меня есть Гар — в смысле Магнус.
Род тихо рассмеялся, а затем с миг в удивлении взирал на неё. И как это Магнус нашёл такую подходящую для него женщину?
Да так же как и Род, конечно же — обойдя полгалактики.
— Я действительно друг, — сказала она, — или хотела бы им быть.
Род улыбнулся и протянул ей руку.
— Подходи присаживайся рядом, друг, и раздели со мной тепло костра. — А затем, словно запоздало сообразив, добавил: — В котелке есть ещё чай.
— Чай не помешает, — присела рядом с ним Алеа. — Вечер–то свежий.
Род достал из вещмешка вторую кружку, налил в неё из походного котелка чай и подал ей в руки.
— Ты выбрала странное место для поисков совета, — сказал он усевшись, — или ты сбилась с пути?
Алеа помедлила с ответом, пристально глядя на огонь.
— Несколько лет я думала именно так — но на самом деле это длилось едва ли два месяца.
— Случилось что–то ужасное, — озабоченно произнёс Род. — Что могло заставить молодую женщину до такой степени потерять своё чувство направления?
Алеа молчала, явно разрываясь между двумя противоположными желаниями.
— Тебе не обязательно отвечать, — мягко сказал Род, — и не беспокойся, я не стану читать твоих мыслей. Мне это даётся не так естественно, как некоторым другим.
— Магнус тоже их не читает, — быстро сказала она, — как бы сильно ему ни хотелось этого. Он никогда ни на миг не предавал меня, ни в малейшей степени.
Она умолкла, снова глядя на огонь. Род решил, что её нужно слегка подтолкнуть.
— А ты ожидала, что он предаст тебя?
— Все остальные именно так и делали, — отрезала она. — Был… — Фонтан её слов иссяк.
— Один соблазнитель? — мягко подсказал ей Род. — Молодой человек, который уверял, будто он любит тебя, а потом бросил?
Она повернулась к нему, прожигая его взглядом.
— Откуда ты знаешь!?
— Это слишком обычная история для молодых женщин, — вздохнул Род. Он отвернулся признаваясь: — Я и сам однажды попробовал такое.
— Попробовал? — снова сделалась внимательной Алеа. — Значит не получилось?
— Да, — сказал Род, — потому что я действительно влюбился в неё. Хотя понял это далеко не сразу.
— Не могу взять в толк, как это кто–то не понял сразу, что любит, — отозвалась Алеа.
— Вот как? — Род посмотрел ей прямо в глаза, пока она не уловила значения его слов, а затем покраснела и отвернулась.
— Но не при первой любви, — тихо проговорил Род. — Можно круглые сутки спрашивать себя "Это любовь?", но это не она. А когда она есть, то ты знаешь это — и говоришь себе "Так значит, это любовь!" Но если эта любовь плохо кончается и причиняет тебе страшную боль, то что–то в тебе приравнивает любовь к боли и потом навеки отказывается от романтических увлечений.
— Не "навеки", — медленно произнесла Алеа. — Да, надолго, но не навеки.
— Если повстречаешь человека достойного твоей любви? — улыбнулся Род. — Скажите, леди — как он доказал, что достоин?
Алеа вздохнула и откинула голову назад.
— Терпением. Я то и дело теряла с ним самообладание, но он ни разу не наорал на меня в ответ, только кивал и делался очень серьёзным. Заметьте, я не говорю, будто он не спорил со мной — но это было больше попыткой убедить меня объясниться, стремлением понять, что я имею в виду.
Род ощутил новый прилив гордости за сына, но тем не менее спросил:
— И когда он понимал, то по–прежнему спорил? Алеа с миг сидела не шевелясь, хмурясь и обшаривая воспоминания. А затем сказала:
— Он обычно заканчивал соглашаясь со мной. Оглядываясь на прошлое, я вынуждена сказать, что те ссоры были на самом деле его манерой объяснить мне тремя различными способами свои идеи и растолковать все причины их появления — а коль скоро я понимала, почему он хотел что–либо сделать, то всегда находила в его словах смысл. Ну, почти всегда, — поправилась она, — но в иные раз–другой я была готова не спорить с ним и предоставить ему самому выяснить, как он ошибается.
Улыбка Рода так и засияла.
— Но ты не поняла, что полюбила его.
— Да, я знала только, что он мой боевой товарищ. — Алеа нахмурясь повернулась к нему. — Вы ведь не хотите сказать, что подобное терпение может происходить только от любви!
— Нет, не всегда, — согласился Род, — но обычно. Сколько тебе потребовалось времени для понимания этого?
— Четыре года. — Взгляд Алеа снова вернулся к огню. — На самом деле это произошло всего несколько месяцев назад. Мы находились на планете, где колония выродилась в набор враждующих кланов. Вот там я и поняла — мне хочется, чтобы он обнял меня, поцеловал, и… — она покраснев оборвала фразу. — Однако я была все ещё не готова назвать это любовью. Это случилось лишь когда его младший брат… когда Грегори передал ему, что… — Тут она вспомнила, почему Род бродил в этом лесу и перефразировала то, что желала сказать. — …Что его мать больна. Он тогда сделался таким встревоженным, таким печальным и серьёзным, и я поняла, что сейчас не время затевать ссору, и я могу для него сделать только одно: сидеть тихо и ждать, когда он заговорит — а затем слушать. — Она нахмурилась, озадаченная собственным поведением. — Полагаю это был первый раз, когда я настолько встревожилась за него, что думала только о его нуждах, а не о своих — а он делал это для меня много раз! Она умолкла, глядя на огонь. Род сидел и ждал.
— Да, это было в первый раз, — повторила Алеа. — Если поразмыслить, я тогда в первый раз была уверена: он настолько занят своими переживаниями, что мне не нужно быть настороже, что я могу позволить себе быть действительно открытой с ним. Он был настолько уязвим, настолько сильно поражён, и было бы очень и очень неправильным сделать тогда что–нибудь, способное ранить его.
Род снова подождал, но она оставалась безмолвной. Наконец он сказал:
— Значит ты наконец мельком увидела его таким, каков он есть на самом деле.
— Да, — кивнула Алеа. — Внутреннего Магнуса, мальчика внутри мужчины, очень молодого мужчины, который был так тяжело ранен любовью. — Она слегка нахмурившись повернулась к Роду. — Именно поэтому я и отправилась разыскать вас — узнать, почему Алуэтта ранила его и как эта рана могла оказаться такой глубокой, что мальчик внутри него стал бояться полюбить вновь, каким бы бесстрашным мужчиной он ни сделался.
Род глядел на неё минуту с лишним, а затем закрыл глаза и кивнул.
— Есть и другие, кто достаточно хорошо знает его, чтобы ответить.
— Больше нет, — возразила Алеа. — Его братья и сестра сами так сказали. Он сильно изменился, сказали они, им теперь кажется, будто они больше не знают его.
— Но они знают, кто его ранил и почему, — мягко возразил Род.
23
— Ну, это и я знаю, — отозвалась Алеа. — Это сделала Алуэтта, но я не знаю, как она его ранила, и по–настоящему не понимаю, как она могла так глубоко поразить его. — Она мрачно нахмурилась, ощущая нарастающий гнев. — Думаю, я никогда не прощу ей этого!
— Не будь так уверенна, — призвал её Род. — Шрамы в его душе оставила не та Алуэтта, которую мы знаем, которую все ещё приходится отвлекать, не давая ей ненавидеть себя за совершенные ею преступления.
— Целиком её в этом поддерживаю, — зло бросила Алеа. — Как только Корделия и Джефри могли простить её? Как только Грегори мог влюбиться в женщину, способную сделать с человеком такое?
— Потому что у него не было особого выбора. — Род отвернулся, переведя взгляд на огонь. — Все конечно думают, будто им известно, что именно сделала Алуэтта, но Грегори был тогда слишком юн, чтобы понять. Даже Джефри этого не понял, хотя, уверен, он–то думал иначе. Но вот Корделия была достаточно взрослой и разумной. Фактически, именно она–то и помогла ему заштопать душевную рану.