— Поскольку ты знаешь, что тебе нечего его бояться? Она кивнула — а затем раздражённо добавила:
— Меня злит только то, что он не обращает на меня внимания!
— Я думал, он все время с тобой разговаривает.
— Ну, в общем–то да — но только как друг! Род подождал.
— Нельзя однако заставить кого–то полюбить тебя, если любви там нет, не так ли? — спросила Алеа.
— Ты имеешь в виду, не являетесь ли вы неподходящими друг для друга? Если ваши эмоции не реагируют, то может ли произойти волшебство? — Род покачал головой. — Нет — но у вас, на мой взгляд, не тот случай. Я видел, как он то и дело тянется к тебе, видел восхищение в его глазах, когда он смотрит на тебя.
— Восхищения недостаточно!
— Да, — согласился Род, — но оно достаточно хорошее указание, что есть и нечто большее.
На сей раз продолжения ждала Алеа, и, когда его не последовало, спросила:
— Что ещё потребуется для его исцеления?
— Преданность, — ответил Род. — Полнейшая верность. Усвоение им, что он может положиться на тебя, несмотря ни на что.
— Он и так уже это усвоил!
— Тогда подожди.
— Сколько?
— Наверняка немногим больше года, — пожал плечами Род. — Он ведь теперь дома; ему требуется ко многому привыкнуть — и встреча с Алуэттой, вероятно, заставила его снова внутренне заледенеть, Алеа нахмурясь повернулась к нему.
— Вы имеете в виду, что находясь дома он оттает?
— После того как привыкнет к нему, — сказал он. — После того как осознает, глубоко внутри, что Алуэтта это не Финистер, что все сделанное Финистер основано на её мастерстве создавать иллюзии.
— Он должен заново усвоить, что есть реальность?
— Да — и усвоить, что он может обратиться за помощью для понимания этого к тебе.
— Значит Магнуса привлекает ко мне только моя надёжность и умение драться?
— Да, — сказал Род, — и твоя забота о других. Магнус рассказывал мне, как ты выхаживала и обучала людей. — Он печально покачал головой, глядя ей в глаза. — Но, девушка, ты просто глупая, если не видишь, что Магнус по меньшей мере считает тебя прекрасной. Также как и я, если уж на то пошло, и большинство других встреченных тобой людей — но это не имеет значения, не так ли?
— Ни малейшего, — отрезала Алеа, — потому что я ни на минуту в это не поверю!
— Тогда поверь, как обрадовался Магнус, повстречав женщину, которая не заставляла его чувствовать себя здоровенной неуклюжей диковиной, — сказал Род. — И коль скоро ты подумала об этом, посмотри на себя и увидишь фигуру, способную заставить грезить любого юношу.
— Я жердь!
— Превосходно сложенная жердь, — поправил её Род. — Может и не эффектная на вид, но после пережитого им чрезмерно эффектная внешность оттолкнула бы Магнуса.
— Возможно, — неохотно признала Алеа, — но у меня лошадиное лицо! Я безобразная!
— На самом деле, у тебя классические черты лица, — не согласился с ней Род, — с прекрасной, прочной костной структурой.
У Алеа потеплело внутри, и поэтому внешне она выглядела сердитой.
— Не убеждена!
— А вот Магнус убеждён, — упорствовал Род. — Тебе нужно только увидеть правду этого взгляда.
— И не обращать внимания на правду своей внешности? — с горечью спросила Алеа.
— Ты не можешь увидеть этой правды, — просто ответил Род. — В конце концов, большинство из нас — самые строгие себе критики. Кроме того, так ли уж на самом деле важно, что я там думаю о твоей внешности, или что думает Джефри, или любой красивый юноша?
Алеа на мгновение молча воззрилась на него, а затем признала:
— Нет. Меня волнует только, что думает Магнус.
— Он даст тебе знать, — предрёк Род, — раньше или позже.
Алеа снова помолчала, а затем полуутвердительно спросила:
— Затеять ссору тут не подействует, верно?
— Если б он мог понять её как форму любовной игры, то подействовало бы, — высказал мнение Род. — Если б он мог увидеть в ней своего рода игру, как видит Джефри — но он не может.
— Это почему же?
— Он утратил где–то по пути своё чувство забавного, — печально ответил Род, — своё чувство игры. Как я понимаю, это нечто такое, чему приходится научиться, когда повзрослеешь, и он научился — только утратил он его ещё до двадцати лет. Тут я подвёл мальчика.
Алеа почувствовала его боль, хотела взять его за руку — но смогла лишь сказать:
— Это было сделано не вами.
— Да, — согласился Род, — но я не сумел уберечь его от этого.
— Вам пришлось дать ему какое–то время действовать самостоятельно, — мягко указала ему Алеа.
— Делай для него столько же, сколько делаешь сейчас для меня, — сверкнул в её сторону улыбкой Род, — а остальное образуется само собой.
Алеа уставилась на него, а затем рассмеялась — но быстро отрезвела.
— Вы хотите сказать, что если в нас есть это волшебство, только и ждущее случая выйти наружу, то любовь образуется сама собой.
Род кивнул.
— И этого никак нельзя узнать, пока оно не случится.
— ЕСЛИ случится, — мрачно уточнила она.
— Если, — признал Род. Он снова взял её за руку и улыбнулся. — Но всегда можно убрать препятствия, преграждающие ей путь.
Алеа пристально посмотрела ему в глаза. А затем медленно улыбнулась.
— На сей раз, да, корона проявила милосердие, — сказал сэр Оргон, — но только потому, что там случайно присутствовал Верховный Чародей и оказал своё влияние!
— Сэр Оргон, — пытался быть терпеливым Ансельм. — Я слушал ваши крики о том, что все пропало, всю дорогу от замка Логайр до дома и все это долгое утро, и очень устал от них.
Они сидели у камина в главном зале усадьбы Ансельма, стены которой терялись в тени вместе с их почти невидимыми гобеленами. На столике между ними стояли две чаши и бутылка вина, так и не распробованного.
— Тот надменный педант Диармид мигом повесил бы вашего сына!
— Не забывайте, что вы говорите о моем племяннике!
— Племянник или нет, а своего кузена он повесил бы без долгих размышлений и никогда не дал бы сему ни на миг потревожить его сон! Милорд, вы должны призвать всех лордов, связанных с вами вассальной присягой, и выступить в поход против короны, пока ещё есть время!
— Я больше не герцог; никто не связан со мной вассальной присягой. Те, кого я подвёл, определённо не примкнут ко мне теперь!
— Но их сыновья примкнут! Их сыновья озлоблены на сию королеву и на её произвол. И не испытывают ничего, кроме презрения, к её комнатной собачке–королю…
— Сэр Оргон, — процедил сквозь зубы Ансельм, — вы говорите о моем брате.
— А он думал об узах братства, когда посылал своего сына повесить вашего? Милорд, вы должны восстать сейчас! Сейчас самое подходящее время! Промедлите с началом хоть на день, и будет уже слишком поздно!
— Слишком поздно для чего? — нахмурясь повернулся к нему Ансельм.
24
Сэр Оргон начал было отвечать, а затем спохватился.
— Слишком поздно для чего, зло измены? — Ансельм встал и подошёл к креслу сэра Оргона. — Слишком поздно для других лордов, которых ты сбил с пути? Слишком поздно для подкопа, который ты прорыл под замком?
Сэр Оргон прожёг его взглядом.
— Говори, червь сомнения! — Ансельм схватил сэра Оргона за грудки камзола и рывком поднял его на ноги.
Рука сэра Оргона нанесла молниеносный удар; предплечье Ансельма пронзила жгучая боль; он вскрикнул, схватившись другой рукой за запястье.
— Я весь сей долгий день взывал к здравому смыслу, — гневно бросил сэр Оргон, — но поскольку сие оказалось бесполезным, то не буду более обременять вас своим присутствием. — И круто повернувшись зашагал к двери.
— Взять его! — крикнул Ансельм, и двое ратников тут же выскочили схватить рыцаря. Сэр Оргон зарычал, выхватывая меч, и бросился на них, и те осторожно отступили, вскидывая дубинки, окованные железными полосами.
В зал вбежал с обнажённым мечом Джорди.
— Отец, отчего весь сей… — Тут он увидел сэра Оргона с мечом в руке и узнал все, что ему требовалось знать. Мигом приняв стойку бойца, он двинулся на рыцаря.
Ратники принялись окружать сэра Оргона, расходясь в разные стороны. Тот не мог уследить за обоими и знал, что один из них заходил к нему с тыла — и поэтому стремительно развернулся, нанося одновременно рубящий удар. Джорди метнулся вперёд, и меч сэра Оргона звякнул, отскакивая от его клинка. Когда это произошло, подоспел и Ансельм и двинул рыцаря с размаху кулаком по голове.
Сэр Оргон покачнулся, споткнулся, и тут на него налетели ратники, хватая его за руки. Сэр Ансельм снова повернулся к камину, сорвал крепкую верёвку, державшую самую последнюю вязанку дров, и бросил её ратникам.
— Эх, нет у нас настоящей темницы! Придётся удовольствоваться погребом. Свяжите его и не спускайте с него глаз. — Он повернулся к Джорди. — Вовремя ты, сынок.
— Ты ранен! — Джорди шагнул вперёд, беря отца за руку.
— Всего лишь онемела на миг, — заверил его Ансельм. — Сей змей знает какие–то подлые приёмы боя. На рассвете мы отвезём сего изменника к твоему дяде и предоставим решать его судьбу королю.
Крепко привязанный к опорному столбу в погребе и прожигаемый неподвижными взглядами караулящих его ратников, сэр Оргон подавленно опустил голову. Крестьянская армия на следующий день должна добраться до Раннимида, и несомненно прекрасно справится с задачей отвлечь королевскую семью — но не будет никакого отборного отряда лордов, который должен захватить замок и свалить королеву. Ещё один шанс завоевать Грамарий для БИТА вылетел в трубу — а с ним и карьера сэра Оргона. Он навеки застрянет на этой ужасной средневековой планете, и никогда ему больше не познать роскоши и удовольствий столицы далёкого будущего, которое его коллеги столь упорно старались подорвать!
Небо залил свет зари; горизонт за рекой пылал, готовый взорваться солнечным светом. Диру вышел из леса и поискал взглядом ведьм–часовых, о которых пел менестрель — ручных чародеев короны, поставленных стеречь реку и не давать никому пригласить чудовищ. Вот, он увидал одну, на верхушке утёсов! Но та женщина задержалась там лишь на минуту–другую, окидывая взглядом заливной луг, а затем повернулась и ушла, скрывшись из виду.