Прежде чем уснуть, он услышал, как Мэри вполголоса напевает все ту же песенку:
"И чудеса, и чудеса его любви…»
Глава тридцать четвертая
Мэри Бакет постучалась к Арделле.
– Кто там? – заржавленным, редко пускаемым в ход голосом спросила АрДелла.
– Мэри Бакет.
– Минуточку.
Мэри понимала, что хозяйка сейчас прикроет лицо шарфом. Память о былой красоте умирает последней.
В квартире было темно, здесь сильно пахло кошками.
Они обнялись, щека к щеке сквозь шарф, закрывающий обезображенное лицо Арделлы.
– Сварю чай, – сказала хозяйка. – Подождешь меня здесь?
– Лучше посижу с тобой на кухне.
– Понадобилась помощь? Хочешь наложить заклятие?
– А какого рода заклятие ты имеешь в виду?
– Приворотное.
– А что, это так заметно?
Мэри поняла, что Арделла улыбается под шарфом. Вечно она улыбается мудрой улыбкой женщины, для которой в мире нет тайн.
Арделла поставила чайник, а Мэри, согнав с табуретки кошку, присела к столу.
– Как поживаешь? – спросила Мэри.
– Не больно-то хорошо. Меня одолевают инкубы. Они склоняют меня к соитию.
– И ты им отказываешь?
– Они очень хитрые. У них свои подходы, сама понимаешь. Они же начинают не прямо с этого.
– А какую форму они принимают?
– Один навестил меня прямо сегодня. Сказал, что его зовут Свистуном. Столь демонического имени я еще не слышала.
Она смешала чай с травами в глиняном заварном чайнике.
– Ну, и о чем же вы с этим Свистуном разговаривали?
– Ему хотелось расспросить об одном общем знакомом. Ты помнишь Кенни Гоча?
– Он умер у нас в хосписе. И именно я нашла его мертвым.
– Ах да. Демон мне рассказал. Он рассказал, что бедняга умер от СПИДа.
– Он умирал от СПИДа, но кто-то перерезал ему горло.
Арделла приоткрыла лицо и тут же стремительно отвернулась.
– Я почувствовала веяние Зла, когда он рассказывал мне про Кенни Гоча.
– Зла, исходящего от Свистуна?
– Нет, не исходящего. Его окружает Зло, вот оно как. И ждет его, не дождется.
– А что ты рассказала ему про Кенни?
– Что он занимался дьявольскими делами.
– Господи, он был всего-навсего заблудшим ребенком, – вздохнула Мэри.
– Заблудших детей легко совратить с пути истинного, – возразила Арделла.
– И ты действительно решила, что этот Свистун – инкуб?
Арделла улыбнулась. Ее лицо гротескно исказилось из-за этого и она отвернулась от подруги еще больше. И все же улыбочка была скорее язвительной.
– Может, это и не тот злой дух, которого присылают соблазнять женщин во сне, но мужчина все равно весьма привлекательный. А как по-твоему?
Мэри приложила руку к внезапно зардевшейся щеке, опасаясь, как бы румянец ее не выдал.
– Ты когда-то описала мне мужчину, который тебя порезал, – внезапно сказала Мэри, как бы нечаянно сменив тему.
Арделла залила кипяток в заварной чайник и присела за стол.
– Ну и что?
– Смуглый мужчина с черными волосами…
– И в черной одежде…
– … заплетенными в косичку и перевязанными ленточкой…
– … и в темных очках…
– … и ленточка эта пестра…
– … и он фотограф, – закончила Арделла. В ее голосе внезапно зазвучал страх. – Ты что, его видела?
– По-моему, да. По-моему, я его видела дважды. В первый раз – но это произошло так стремительно, что я могла ошибиться, – он завернул за угол в коридоре хосписа. А во второй раз – в закусочной по соседству с хосписом. А как выглядел нож?
– внезапно спросила Мэри.
– Это было волнистое лезвие на маленькой рукоятке, которую он держал двумя кончиками пальцев, – сказала Арделла. – Держись от него подальше. Сейчас он называет себя Бенну Рааб. А тогда его звали Радецки. Он взял меня на час, а потом, когда я потребовала деньги, взбесился и изрезал мне все лицо. Держись от него подальше. Если он еще раз появится, беги от него, куда глаза глядят. Он страшнее любого инкуба.
– Ты не хочешь, чтобы я посидела с тобой и мы вместе наложили бы заклятие на инкубов? – спросила Мэри.
– Ты же во все это не веришь. Ни в магию, ни в заклинания.
– Я верю, что молитва любого рода способна помочь.
– Да, в конце концов все к одному и сходится, – вздохнула Арделла. – Наука и религия. Все в конце концов упирается в слепую веру.
– Могу и переночевать, если хочешь, – сказала Мэри.
– Хочешь отпугнуть инкубов? – Арделла расхохоталась. – Знаешь, против них имеется только одно противоядие. Вести полноценную сексуальную жизнь. – Она прикоснулась к обезображенному лицу.
– Лучше уж инкубы, чем вообще ничего. Давай-ка лучше наложим другое заклятие. Чтобы у нас появились достойные возлюбленные.
Она разлила чай по фарфоровым пиалам и покрошила в него сухую цветочную пыльцу.
– Милый парень-паренек, железяка между ног, – пробормотала она.
Они выпили чаю.
– У тебя случайно нет валиума или халкиона?
– спросила Арделла. – Я хочу сказать, при себе. А то у меня проблемы со сном.
Валерьянка с вином и этот чай помогут тебе гораздо лучше, – ответила Мэри.
Глава тридцать пятая
Когда Свистун проснулся, на улице было уже темно. Передние фары машин шарили лучами по потолку спальни.
– Ты все это время просидела здесь со мной, Мэри? – спросил Свистун.
– Нет тут никакой Мэри, – ответил грубый хрипловатый голос.
Свистун пошарил рукой на ночном столике.
– У тебя там пушки нет, приятель. Единственную пушку ты спрятал в цветочный горшок у двери.
Теперь, полностью очнувшись, Свистун в полумраке разглядел глаза взломщика – водянистые глаза того сорта, которые словно впитывают в себя любую искру света и усиливают ее, как увеличительные стекла. Глаза сияли на лице, похожем на скульптурное изваяние, – сплошная кость, и каждая из костей высечена с максимальной остротой и резкостью.
– Глупо было прятать пушку там, – продолжил незнакомец. – Это первое место, куда придет в голову дураку прятать пушку, и первое, где другой дурак будет искать ее. Так что, приятель, мы с тобой парочка дураков.
– Сделай мне одолжение, – сказал Свистун.
– Какое же?
– Мне хотелось бы знать, что ты здесь делаешь.
– Интересно.
– Что именно?
– Ты не спрашиваешь, кто я такой. Первым делом ты спрашиваешь, что я тут делаю. Значит, так. Я прибыл к тебе по рекомендации парочки своих приятелей. Меня зовут Эссекс. Сержант Гарри Эссекс. А кто ты такой, мне известно.
– А когда вы пришли, здесь никого больше не было?
– Ты про эту Мэри? Нет, не было.
– И дверь была незаперта?
– Почему же? Она заперла ее перед уходом. Но у меня нашлась отмычка.
– Не возражаете, если я встану и оденусь?
– Я ведь пришел без угроз. Делай, что хочешь.
– А может, вам чего-нибудь? Чаю? Кофе? – Свистун откинул одеяло и спустил ноги на пол. Чувствовал он себя великолепно – ни головокружения, ни слабости. – Спиртного не держу.
– Дружишь с Билли Уилсоном? – спросил Эссекс.
– Я с ним не знаком, но дружу, – ответил Свистун.
Это были пароль и отзыв общества Анонимных Алкоголиков.
– Я тоже. Уже пятнадцать лет.
– А я одиннадцать. Нет, двенадцать. Сбился со счету.
– А я вот ничего не могу с собой поделать. Все время что-то подсчитываю. Это мой пунктик. Если вы не против, я бы сам сварил себе кофе. Может быть, и вам?
– Да, спасибо. Мне – черный.
– Мне тоже.
Эссекс вышел из спальни.
Когда Свистун оделся и прошел в гостиную, Эссекс уже дожидался его с двумя чашками кофе, усевшись в самый надежный из шезлонгов.
– Так что присаживайтесь и рассказывайте, чем я могу вам помочь, – сказал Эссекс.
– Вы дока по сатанизму из лос-анджелесской полиции, верно?
– Дока по сатанизму. Дока – это, наверное, на идише. Ладно, мне нравится.
Свистун сел в кресло, чувствуя себя гостем в собственном доме. Верхний свет он не зажег; света ночника, который он никогда не гасил, оказалось вполне достаточно.
– Вы, должно быть, припоминаете маленькую девочку…
– Сару Канаан? Конечно. Да и разве можно забыть?
– Но ведь столько детей пропадает ежегодно, – заметил Свистун.
– Все не так скверно, как расписывают средства массовой информации. Впрочем, таков уж их бизнес: сделка недели, преступление недели, социальная несправедливость недели, и так далее. Пару лет назад в газетах написали, что в США пропадает пять миллионов детей ежегодно. И прозвучало это так, словно все пять миллионов похищают и, не исключено, убивают. А большинство из этих детей десятилетки или чуть старше. И они просто-напросто удирают из дому. Кое-кого крадут мать или отец, лишенные после развода родительских прав. Ну, и тому подобное. Но публике подавай миллионы. Подавай общенациональную драму. Он отхлебнул горячего кофе.
– Кроме того, мог ли я забыть о том, что произошло в семье полицейского? С племянницей полицейского?
– Но к этому делу вы же не подключались? – спросил Свистун.
– Нет. В тот период я занимался кражами из универмагов.
– А когда начали охоту на ведьм?
– Примерно в то же время, что и вы сами.
– Что вы имеете в виду?
– Когда вы начали расследовать историю вьетнамской проститутки, которой отрубили голову. Вы поехали тогда в Новый Орлеан и, как мне известно, с кое-какой магией, с кое-каким водуизмом там столкнулись.
– А откуда вы про это узнали?
– Тогда мне приказали создать и возглавить особую группу. В настоящее время эта группа состоит только из меня. Так что налогоплательщиков я не разоряю. И я просмотрел все, так или иначе связанное с культами. На эту девушку с отрубленной головой имелось досье, а там значилось, что делом заинтересовался частный детектив по фамилии Уис-тлер. Вы ведь даже отправились в тюрьму и переговорили с Карлом Корвалисом, лидером группы сатанистов, осуществившей серию ритуальных убийств. Верно?
– Айзек Канаан добился для меня разрешения.