Волшебник — страница 48 из 79

Сидя за столом с Эрикой, Томас начал замечать, что ее настроение улучшилось; Эрику возбуждали открывающиеся возможности. Они с Катей все больше молчали, а Эрика, у которой был британский паспорт, взахлеб рассуждала о том, что может пригодиться в Лондоне, занимаясь пропагандой и журналистикой.

– Я могла бы вступить в британскую армию, – сказала она.

– Не думаю, что можно вот так взять и вступить в британскую армию, – возразила Катя.

– Идет война. Я уверена, это не составит труда.

– И что ты будешь там делать? – спросил Томас.

– Я могла бы заняться информацией и дезинформацией, – ответила Эрика.

Томасу пришло в голову, что до сих пор будущее Эрики представлялось ей весьма туманным. Ее дни на сцене миновали; она так и не стала настоящей писательницей. Ее опубликованные книги об ужасах нацизма продавались не слишком хорошо, заставляя подозревать автора в сочувствии коммунистам. Едва ли Эрика могла рассчитывать долгое время выступать в Америке с публичными речами. Зато во время войны умные молодые женщины будут в цене. Навыки, которыми обладала Эрика, – ее энергия, знание немецкого, свободное владение английским, ее приверженность демократическим ценностям, – наверняка будут востребованы. К тому же она была одинока и никак не связана с Оденом. Возможность самореализации заставляла глаза Эрики гореть ярче, а голос звучать звонче.

С приближением ночи Томас начинал задумываться о том, что может им грозить, если их вынужденное пребывание в Швеции затянется. Гитлеру не составило труда завоевать Чехословакию и Польшу, и скоро глаза его генералов обратятся к Скандинавии. После вторжения имя Томаса Манна будет среди первых в списке тех, кого следует депортировать в Германию. И никто не станет вмешиваться. Он уже видел заголовки американских газет с его именем и требованиями к нацистам сообщить о его местонахождении. Писатели станут подписывать петиции о его освобождении. Он и сам неоднократно такие подписывал. Но каковы бы ни были благородные намерения подписантов, смысла в таких петициях было мало.

Оставаться в Швеции было решительно невозможно. Однако авиарейсы были переполнены, и никто не знал, можно ли забронировать билеты. Дипломат не звонил. Обращение к шведскому Нобелевскому комитету осталось без ответа. Томас не был уверен, что его ежедневные телеграммы Агнес Мейер уходят из отеля. Молчал и Кнопф. Портье, завидев Томаса, старались не поднимать глаз.

Когда однажды днем в его номере зазвонил телефон, Томас решил, что Катя или Эрика хотят напомнить ему об обеде. Услышав женский голос, говорящий по-английски с сильным акцентом, он решил, что это кто-то из персонала – в отеле было заведено спрашивать, не желает ли гость, чтобы ему перестелили постель или убрали номер.

Томас не сразу понял, что это Агнес Мейер звонит ему из Вашингтона.

– Не понимаю, почему вы не отвечаете на мои телеграммы, – сказала она, когда поняла, что трубку взял Томас, и переключившись на немецкий.

– Я не получал никаких телеграмм.

– А мне в отеле сказали иначе.

– Они не доставляли мне никаких телеграмм.

– Это было непросто. Весьма непросто. Мне пришлось связаться со шведским посольством здесь и в Стокгольме, а затем использовать связи в высшем эшелоне британской дипломатической службы. Мой муж в ярости, он не понимает, что вы делаете в Европе.

– Нам нужно отсюда уехать.

– Уехать? Скажите лучше, бежать со всех ног. Вам позвонят, и сразу после звонка вас будет ждать автомобиль, который отвезет вас в аэропорт Мальмё, оттуда вы вылетите в Лондон, а после своим ходом доберетесь до Саутгемптона. Вам забронированы билеты первого класса, но большого комфорта не ждите.

– Я невероятно вам благодарен.

– Как только окажетесь в Америке, я вас жду. Больше не пытайтесь меня избегать.

– У меня и мысли не было вас избегать. С нами свяжется кто-то из шведских властей? Вы знаете его имя?

– Я нашла одного дипломата. Он заверил меня, что вскоре вам позвонят. Я не стала уточнять его имя.

– Мне остается ждать звонка в номере?

– Вы должны сидеть на чемоданах. Как я сказала, это было чрезвычайно непросто устроить.

– Мы очень вам благодарны.

– Еще бы.

– Вы можете назвать номер телефона или человека, к которому я смогу обратиться, если ожидание затянется?

– Вы мне не доверяете?

– Я же сказал, я вам благодарен.

– Тогда готовьтесь и скажите жене и дочери, чтобы готовились. Не думайте, что вас будут ждать. Те дни прошли. Я заверила их, что с визами у вас все в порядке. Ваша дочь еще замужем за тем английским поэтом?

– Да.

– Пусть не вздумает разводиться. По крайней мере, пока не доберется до Америки.

На это Томас не ответил. Ее тон живо напомнил ему, почему он старался избегать Агнес Мейер.

– Не опоздайте на самолет, – сказала она.

– Не опоздаем. Я немедленно дам знать жене.

– И сразу ко мне, слышите?

– Непременно.


На следующий день, собрав багаж, они с утра ждали в вестибюле отеля, как им велел по телефону чиновник из шведского Министерства иностранных дел. Прибывший молодой дипломат взглянул на чемоданы и покачал головой.

– Их придется отправить отдельно, – сказал он. – Берите с собой только самое необходимое.

Катя попыталась возразить, но молодой дипломат отвернулся от нее и заговорил с Эрикой:

– Если хотите успеть на самолет до Лондона, багаж придется оставить на хранение. Автомобиль не будет ждать. У вас десять минут, чтобы все устроить, иначе вы опоздаете.

Они принялись доставать вещи, без которых не могли обойтись в дороге. Письма Хуго Вольфа, биография Ницше и все заметки Томаса уже лежали в большом портфеле. Катя переложила несколько его рубашек и белье к своей одежде и туфлям. Несколько раз под взглядом дипломата Эрике пришлось открывать чемоданы в поисках вещей, которые казались ей совершенно необходимыми. И только после того, как отец заверил ее, что издатель перешлет им багаж, она перестала суетиться и осталась стоять с маленькой сумочкой в руке.

Томас с Катей подошли к конторке портье, чтобы договориться насчет багажа, но им было сказано, что придется дождаться администратора – камера хранения переполнена чемоданами постояльцев, которые отбыли на прошлой неделе. Когда Томас вытащил крупную купюру, высокий швед за стойкой холодно заявил, что денег они не берут, и повторил, что герру Манну придется дождаться администратора.

Молодой дипломат проявлял все большее нетерпение.

– Садитесь в машину, – сказал он. – Нам давно пора в аэропорт.

Томасу объявили, что оставить багаж в вестибюле нельзя. Придется дождаться администратора: кроме него, никто не может принять на хранение багаж отбывающих гостей.

Катя настояла, чтобы Томас, Эрика и дипломат садились в автомобиль, который ждал с включенным двигателем, а она разыщет администратора.

Они молча сели в машину, и дипломат сказал, что, если фрау Манн не появится, придется оставить ее в гостинице, а раздобыть место на следующий рейс будет непросто.

– Моя мать ищет администратора, – сказала Эрика.

– Ваша мать подвергает опасности ваше путешествие, – возразил дипломат.

Наконец раздраженная Катя села в машину.

– Администратор, который, разумеется, был все время на месте, сказал, что мы такие не одни. А когда я заявила ему, что мой муж получил Нобелевскую премию по литературе, просто пожал плечами. Я и не знала, что шведы такие. Пришлось оставить ему наш адрес и адрес Берманна и пригрозить, что он лично ответит перед шведским королем, если из чемоданов пропадет хоть один предмет.

Автомобиль тем временем тронулся с места. При упоминании шведского короля Томас толкнул Эрику в бок, но не улыбнулся.

Молодой дипломат обратился к ним с переднего сиденья:

– Я должен проинформировать вас, что, поскольку некоторое время полет будет проходить над немецкой территорией, самолету придется лететь низко. Это опасно и сопряжено с риском.

– А почему он должен лететь низко? – спросила Эрика.

– Это условие, которое выдвинули немецкие власти. Вчера рейс сопровождал немецкий самолет.

– А иначе нельзя? – спросила Катя. – Может наш самолет выбрать другой маршрут?

– Боюсь, что нет. Если вы настроены немедленно покинуть Швецию. Самолет приземлится в Амстердаме для дозаправки, но никто не сможет покинуть его или подняться на борт.


В самолете Катя настояла, что должна сидеть у иллюминатора, а Томасу и Эрике лучше занять боковые сиденья.

– На вид я заурядная дама средних лет, и никому нет до меня дела, – сказала она. – А вам лучше зарыться носом в книгу, пытаясь выглядеть как можно невиннее.

Самолет был переполнен, пассажиры пытались втиснуть багаж в верхние отсеки. Когда одна женщина принялась кричать, что ее чемодан не помещается, ей было сказано, что в таком случае придется его оставить. Когда она начала спорить с бортпроводником, другие пассажиры стали возмущаться, что она задерживает вылет.

Наконец, яростно откинув крышку, женщина вытащила из чемодана туфли, флакон духов, какую-то одежду и бросила их на сиденье.

– Если хотите, можете забрать себе остальное, – с вызовом заявила она. – Придется путешествовать, не меняя белья, если вы этого добивались.

– Надеюсь, эта дама не собирается вместе с нами пересекать Атлантику, – заметила Катя.

Пропеллеры начали вращаться, не успели закрыться двери. Томас верил: еще один день – и было бы поздно. Они не спросили, есть ли у немцев список пассажиров, но в любом случае такой список было нетрудно раздобыть, – всегда нашелся бы швед, симпатизирующий нацистам, который сообщил бы им, что Томас Манн находится на борту. Вероятно, о нем знало немалое количество чиновников.

Когда самолет поднялся в воздух над Мальмё, Томас подумал, что сейчас самое время помолиться. Но он не молился, поэтому придется обратиться к книге. Он не будет отрывать глаз от страниц до самого Лондона.

Только однажды, когда самолет тряхнуло, Томас позволил себе минутную слабость. Он протянул руку через проход, и Эрика сжала его ладонь. Катя взглядом дала ему понять, чтобы он не поднимал голову от книги.