ей известно о душе Магнуса?
Однако она не могла сказать такого умирающей матери. И вместо этого ответила, тщательно подбирая слова.
— Я могу лишь догадываться, миледи, так как он едва ли тот, у кого душа нараспашку.
— Он был таким до того, как уехал отсюда, — печально промолвила Гвен, — но даже в те немногие часы перед тем как отбыть к звёздам, он стал… очень замкнутым.
Алеа нахмурясь подалась вперёд.
— Что с ним случилось, миледи?
— Ты должна услышать сие от него, — вздохнула его мать, — ибо я не могу обмануть его доверия.
— Думаю, я кое–что знаю об этом деле, — сказала Алеа, — и оно связано с той ведьмой внизу.
Гвен улыбнулась, слегка позабавленная её словами; это, казалось, потребовало большого усилия.
— В сём доме все женщины ведьмы, Алеа, по крайней мере по местному обычаю.
— Это так у вас в народе называют эсперов? Гар мне кое–что рассказывал об этом — едва ли удивительно, для людей, которые не понимают, как это можно летать на метле или читать чьи–то мысли. Однако, я‑то говорю об Алуэтте.
— Не вини её за красоту, — попросила Гвен, все с той же мягкой вымученной улыбкой. — Она ныне не та, коей была тогда — убийцей по имени Финистер. Я многое узнала о её душе за несколько дней, когда приложила много сил дабы показать, ей как исковеркали её жизнь ложью.
— Я постараюсь простить её, — холодно пообещала Алеа, — как простил Гар — хотя в душе он, думаю, не извинил её.
— Он и не может, пока душа его не исцелится, — печально произнесла Гвен. — И о сём должна позаботиться ты, девушка, ибо у меня больше нет сил.
Алеа уловила невысказанное старой женщиной — что её больше не будет здесь, дабы заняться этим.
— Я не могу закончить за вас вашу работу, миледи.
— Да, но можешь закончить свою. — Рука Гвен шевельнулась на одеяле, тянясь к ней. Чуть ли не вопреки своей воле, Алеа взяла её. В этой умирающей женщине присутствовало некое качество, некая мягкая власть, которая заставляла повиноваться — почти как у её родной матери… — Я прошу тебя лишь закончить начатое тобой.
— А что я начала? — недоуменно нахмурилась Алеа.
— Делать для него то, что он сделал для тебя, — просто сказала Гвен.
— Да, он в значительной мере исцелил меня, — ответила Алеа, поборов неразумный страх, — но он это сделал обращаясь со мной как с равной, обучая меня всему, что знает.
— Только ли так? — спросила Гвен голосом, едва тянущим даже на шёпот.
Алеа поняла, о чем спрашивала старая женщина, но не хотела говорить об этом.
— Он был мне другом, надёжным другом, и в какой–то мере вернул мне чувство собственного достоинства … — Она оборвала фразу.
— Обращаясь с тобой так, словно ты очень ценна для него? Ты дала ему понять то же самое?
— Он ведь наверняка должен…
Но старая женщина снова слабо покачала головой из стороны в сторону.
— Мужчинам требуется сказать, девушка, иначе они будут отрицать то, что видят и слышат.
Ну, Алеа пришлось признать, что в этом есть доля истины.
— Я ему друг, — упорствовала она. — Ценный друг, и ничего более.
— Следуй, куда тебе сердце подскажет, — прошептала Гвен, — иначе никогда тебе не познать полного счастья.
— Моё сердце ничего мне не подсказывает, — отрезала Алеа.
— Только потому, что ты не прислушиваешься к нему. — Глаза Гвен устало закрылись; она слабо вздохнула. — Ты должна научиться слушать.
Алеа ощутила гнев и желание сопротивляться при таком приказе, но ей было невыносимо выразить это умирающей женщине. Гвен поняла, о чем она думает; губы её тронула слабая улыбка, а веки затрепетали, она бросила знающий взгляд на Алеа.
— Кто сказал, будто я должна? — с вызовом спросила Алеа.
— Судьба, — выдохнула Гвен, а затем произнесла беззвучно, про себя: «Прости, но я очень устала и должна теперь отдохнуть».
Как же Алеа поняла?
Наверно преподанные Магнусом уроки телепатии сработали — или одно лишь присутствие старой эсперши увеличило силу талантов Алеа. Так или иначе, она поняла, что наступает время помолчать — но и оставлять этого ковообретенного друга тоже не собиралась. И поэтому осталась сидеть около постели, держа руку старой женщины в своей, цепляясь за неё ради сообщаемой ею силы и тепла в те немногие оставшиеся часы, прежде чем Гвен заберут у неё.
Закрыв за собой дверь, Магнус тихо прошептал своему отцу:
— Почему она не в самом современном госпитале на Земле?
— Потому что её бедное тело не выдержит ускорения при взлёте, — печально ответил Род. — Таково мнение двух самых лучших врачей на Грамарии.
Магнус на мгновение озадаченно нахмурился, а потом спросил с оттенком насмешки:
— Ты имеешь в виду Корделию и Грегори?
— Да, но из монастыря приехал брат Эскулапий и подтвердил диагноз, — сказал Род. — Также как и мать–настоятельница ордена кассет.
— Я думал, сестра Паттерна Теста отказывалась от этого звания.
— Да, но теперь женский монастырь приобрёл официальный статус, и поэтому ей тоже пришлось соответствовать. — Род покачал головой. — При данных обстоятельствах, её диагнозу я доверяю больше, чем его.
— Что? Женщине, которая специализируется на психических расстройствах? — Магнус нахмурился. — Ведь не будешь же ты утверждать… — А затем он уловил смысл сказанного и поднял голову, с расширившимися от ужаса глазами. — Дело в её нервной системе!
— Частично в ней, — согласился Род, — но в действительности — во всем её теле. Оно просто изнашивается, сынок.
— Как такое может быть!
— Потому что она на четверть эльфесса, — ответил Род и подождал.
Мозг Магнуса яростно заработал перебирая, цепочку фактов в попытке нагнать то, на усвоение чего у отца ушёл не один месяц. Да, он знал, что его дед (который никогда не признавался в родстве, но все равно был самым любимым дядей его детства) наполовину эльф, и поэтому его дочь принадлежала на четверть к Древней Крови — что на Грамарие означало одну четвёртую ведьмина мха, странной местной субстанции, способной принимать форму под воздействием мыслей проецирующего телепата. Какая–то не подозревающая о своём даре телекинетичка давным–давно рассказывала сказки о Крошечном Народце, и комки древесной губки в ближайшем лесу собрались воедино, сформировались в существо, способное стоять и ходить, а затем все больше и больше превращавшееся в эльфа, того, который мог воспроизводить свой вид, того, который…
— Гены! — Магнус уставился на отца. — Эльфы способны к воспроизводству, значит их формирование разработано на таком глубоком уровне, что телепатически чувствительная древесная губка сформировала даже цепочки ДНК!
— Да, — тихо промолвил Род, — и когда это создание взаимодействовало с настоящими человеческими генами, оно только модифицировало их, так что они становились крайне долгоживущими…
— Но эльфы же живут вечно! Разве мама не должна тогда… — голос Магнуса стих, когда в голову ему пришло страшное подозрение.
Род внимательно наблюдал за ним, увидел по его глазам, что он понял, и кивнул.
— Когда гены из ведьмина мха превосходятся в числе два к одному, то похоже, что они в конечном итоге распадаются. Можно сказать, что они сокрушаются действительностью.
Магнус уставился на него, все ещё размышляя.
— Но разве Корделия не могла… — проговорил наконец он. — Я хочу сказать, если гены стали повреждёнными, то разве она не могла бы…
— Воссоздать их? — Род кивнул. — Мы думали об этом — но к тому времени, когда мы до этого додумались, эльфийские ДНК уже так сильно разрушились, что мы не могли уже знать наверняка, как они выглядели прежде.
— Значит надо скопировать человеческие! — Но ещё не успев закончить фразу, Магнус уже начал понимать, каков будет результат.
Род снова кивнул.
— Какие человеческие — гены её матери или её бабки? В любом случае, получившееся существо возможно будет жизнеспособным, но оно не будет твоей матерью.
— Да, я понимаю. — Взгляд Магнуса сделался блуждающим. — Значит выбор у неё — умереть или жить, но не быть собой.
— И ты возможно будешь тем, кто отыщет философа и спросит у него, чем это последнее отличается от смерти. — Род покачал головой. — Я лично знаю лишь одно: я теряю женщину, которую люблю — но по крайней мере она честно предупредила меня заранее.
— Как будто у неё был какой–то выбор!
— А разве нет? — Род сцепился взглядом с сыном, и на мгновение в его глазах запылала прежняя отцовская власть. — Думаешь это случайность, что она оказалась ещё живой, когда ты приземлился?
Магнус похолодев уставился на него в ответ. А затем медленно произнёс:
— Она ждала меня.
Род кивнул, не отрывая взгляда от сына. Магнус с тяжёлым усилием отвернулся.
— Значит я заставил её дольше страдать?
— Нет, никакой боли она похоже не испытывает, — успокоил его Род, — просто сильно устаёт — а этому может помочь частый и долгий сон. Хотя меня это всегда пугает, потому что я никогда не знаю наверняка, проснётся ли она… — Его взгляд набрёл на дверь спальни. — Она сейчас бодрствует страшно долго…
Взгляд Магнуса устремился в пространство, его мысль соприкоснулась с мыслями Алеа.
— Нет. Она снова спит, и Алеа ни на секунду не выпустит её руки.
— Вполне понимаю её чувства. — В улыбке Рода сквозила почти нежность. — Ты хорошо выбираешь себе спутников, сынок. Однако, идём — нам лучше сменить её. — И двинулся обратно к спальне Гвен.
Магнус последовал за ним, зная, что отец спешит взять другую руку жены.
Дверь открылась — и Алеа, подняв голову, увидела, как в спальню вошёл карлик. Она уставилась на него во все глаза, так как у этого карлика были голова и верхняя часть тела рослого мужчины, но очень короткие руки и ноги.
Он встретился с ней взглядом и степенно кивнул.
— Добрый вечер, девушка.
Алеа осознала свою грубость и встряхнулась.
— Вечер добрый, сэр. Я — Алеа, боевой товарищ Магнуса.