— Но не твоим братьям и сестре, — нахмурилась Алеа. — Разве твоё отсутствие не создало для них такую же проблему, оставив их в тени родителей?
— Заметь, в одной тени, — поднял указательный палец Магнус. — Мои родители в таком тесном союзе, что я никогда не был уверен, сопутствует ли папе удача, поскольку за ним стояла мама, или вызвала бы ли она хоть какие–то перемены в этой стране, если б он не вдохновлял её.
Алеа почувствовала, как пульс у неё зачастил от прилива надежды, и изо всех сил старалась оставить это без внимания.
— Тем трудней твоим братьям с сестрой выявить свою истинную природу.
— На самом–то деле это больше проблема первенца, чем ещё кого–либо. — Магнус устремил взгляд в пространство, улыбка его сделалась ностальгической. — Помню, когда я был ещё подростком, а мои братья напрягались в тенётах детства, рвясь стать молодыми мужчинами, то я испытывал жгучую потребность доказывать, что знаю больше, чем они, каждый раз, каждый день — при малейшем признаке наличия у них любых знаний, выходящих за рамки средней школы.
У Алеа округлились глаза; она уже получила некоторое представление о способностях младших Гэллоугласов.
— И сколько это продолжалось?
— Пока я не увидел, как Джефри впервые возглавил отряд солдат, — ответил Магнус, — и пока случайно не услышал, как Грегори обсуждает с одним монахом из монастыря теорию магии.
— А Корделия?
— Ну, она ведь не была мальчиком, и поэтому я не чувствовал, будто она бросает мне вызов, — невесело улыбнулся Магнус. — Глупо, не правда ли? Но я усвоил эту истину только, когда она исцелила меня — или лучше сказать, обеспечила мне первую стадию исцеления.
Алеа почувствовала в его словах отвращение, шараханье прочь от воспоминаний о том исцелении, и поняла — тут затронуто что–то жизненно важное, нечто такое, о чем ей придётся рано или поздно выпытать у него. Позже.
— Значит, теперь ты способен воспринимать их как равных?
— Ну, порыв спорить и доказывать, что я знаю больше, по–прежнему на месте, — признался Магнус, — и вероятно будет всегда — но я научился владеть собой. Я принял тот факт, что Грегори более сведущ в магии, чем я, а Джефри больше моего понимает в военном деле — и в женщинах.
Алеа постаралась не обращать внимания на беспокойство, вызванное этими словами.
— А Корделия?
— Лучше меня разбирается в людях, в исцелении, в телекинезе, — перечислил Магнус, — и список этот можно продолжить. Приятного тут мало, но я принял это.
— Но тебе лучше известно, как ниспровергать разные формы правления, — возразила Алеа, — и как перестраивать их, у тебя много сопутствующих знаний.
Магнус застыл, пристально глядя ей в глаза. А затем медленно кивнул.
— Да, в этом я знаю толк, не так ли? Большое спасибо, Алеа.
— Всегда пожалуйста. — Алеа улыбнулась, и осмелилась наконец податься вперёд и коснуться его руки. — Кому ж лучше знать, как не той, которая у тебя училась?
Какой–то миг они дружно улыбались, глядя в глаза друг другу. Затем Магнус пошевельнулся, отводя взгляд и разрывая связавшую их невидимую нить, словно та стала слишком прочной и причиняла дискомфорт.
— Уже поздно, и мы оба измотаны. Я должен дать тебе выспаться.
Алеа с сожалением вздохнула, но заставила себя улыбнуться.
— А я тебе. Спокойной ночи, Гар. Надеюсь, ты найдёшь себе мягкую постель.
— Гар… — Магнус остановился в дверях и обернулся. — Приятно услышать данное имя в этом доме — напоминает мне о том, кем я стал.
— Покуда ты не забываешь, кем был, — ответила Алеа, — или что эти двое составляют вместе того, кто ты есть. Спокойной ночи.
Дверь за ним закрылась, и Алеа осталась одна, сидя в святилище его детства, окружённая напоминаниями о его детских идеалах, чувствуя себя в тот момент ближе к Магнусу, чем ей когда–либо доводилось раньше. За последние полчаса он рассказал ей о себе больше, чем за все четыре года, что она его знала.
— «Магнус, сюда!»
Магнус резко поднялся и сел на тюфяке у очага, с колотящимся сердцем, весь дрожа от потребности сражаться или сбежать. А затем он снова почувствовал зов — тревогу и ужас, и понял, что они исходят от отца. Отбросив стёганое одеяло, он вскочил на ноги, схватил халат и побежал к лестнице.
Алеа переминалась с ноги на ногу у двери в комнату Гвен, не уверенная, следует ли ей вторгаться туда. Через открытую дверь Магнус увидел братьев и сестру на коленях у постели — спящие на втором этаже, они прибежали на несколько секунд раньше, чем он сам. Проходя в спальню, он схватил Алеа за руку, сказав лишь:
— Ты мне нужна.
Алеа моргнула, а затем поспешила с ним.
Гвен лежала обмякшая, положив ладони на грудь, дыхание с хрипом выходило из её горла. Магнус поискал у постели место, где можно опуститься на колени, а затем встал позади братьев и сестры и увидел, что отцовское лицо уже посерело от горя, увидел дрожащие руки и быстро обошёл постель встать на колени рядом с ним.
Алеа не знала, где встать. Она услышала шорох ткани и обернувшись увидела подошедшую к ней, завязывая пояс халата, Ртуть, и спешащую следом за ней Алуэтту.
Укол страха заставил се снова повернуть голову к постели, страха перед потерей, исходящего, как она знала, от Магнуса. Гвен не шевелилась, потом рука её дёрнулась, словно пытаясь подняться, увидела, как Корделия подняла взгляд, всматриваясь в лицо матери, как на глаза Джефри навернулись слезы, как Грегори стоит с сухими глазами, но дрожа всем телом.
Магнус в удивлении повернул голову, переведя взгляд с отца на мать. Миг спустя он кивнул и потянулся коснуться руки Гвен.
Внезапно Алеа ощутила разум Гвен, услыхала своим сознанием её голос и поняла, что хотя у тела нет сил пошевелиться, разум этот ещё мог устремиться мыслью к другим.
— «Позаботься о нем», — услышала она и с приливом чувств, которые чуть не захлестнули её, пообещала: — «Позабочусь, сударыня». Но не смогла больше этого выдержать; её собственный страх выплеснулся с мыслью: — «Не покидай нас!»
Дети Гвен в изумлении глянули на Алеа.
— «Не покинула бы, если б не пришлось», — ответила умирающая, а затем прикосновение её разума исчезло.
Магнус, его братья и сестра уставились на мать.
Род поднял голову, не отрывая взгляда от её лица, со слезами на глазах, не выпуская её рук из своих, и Алеа поняла, что он разделял с женой и последнюю мысль.
Не было никаких видимых признаков, никакого внезапного обмякания тела, никакого последнего хрипа, но Гвен как–то уменьшилась, словно удалялась, и пропала. В комнате стало одним человеком меньше, одним присутствующим меньше, одной душой меньше.
Корделия зарыдав опустила голову, уткнувшись лицом в ладони. По щекам Джефри неудержимо текли слезы, полились они и из глаз Грегори, хотя тот стоял на коленях у постели все так же неподвижно, словно высеченный из мрамора.
Алеа почувствовала, как мысли Магнуса соприкоснулись с её, почувствовала внезапную терзающую потребность в утешении, даже когда он повернулся к отцу, протягивая руку, но не прикасаясь. Род однако стоял на коленях с сухими глазами, со странно лишённым выражения лицом; а затем губы его зашевелились, и Алеа ясно поняла его мысль: «Пока я снова не увижусь с тобой».
Требовалось много что сделать, и братья и сестра Магнуса взялись за дело с видом людей, выполняющих уже разработанные планы. Магнусу сто раз пришлось проглатывать рвущиеся с языка вопросы, а затем он наконец ретировался в кресло у стены центральной комнаты дома, способный лишь наблюдать за происходящим вокруг. Алеа мгновенно это заметила — с той минуты, как он вышел из спальни Гвен, она следила за ним как ястреб — и присела рядом с ним, касаясь его руки.
— Кто сейчас с твоим отцом?
Магнус пронзительно взглянул на неё, а затем кивнул и направился к лестнице. Алеа не отставала от него ни на шаг.
Род сидел у постели Гвен, глядя на её неподвижное лицо, и его собственное выглядело почти таким же застывшим. Когда вошёл Магнус, он поднял взгляд, а затем со слабой улыбкой протянул руку.
— Спасибо тебе, сынок. Мне не помешает какое–то общество.
Магнус сжал руку отца, пододвинул к постели два стула. Затем уселся, и Алеа рядом с ним.
— Хорошо, что ты снова здесь, — проговорил Род, — очень хорошо.
— Слава Богу я прибыл вовремя, папа!
— Да, — кивнул Род. — Да.
Его взгляд снова переместился к лицу Гвен. Магнус и Алеа сидели молча. Род вздохнул, покачав головой.
— Столько лет растрачено впустую.
Крайне изумлённый его словами, Магнус уставился на него во все глаза.
— Двадцать лет моей жизни, до того как я встретил её, — продолжал Род. — Даже если не считать первые восемнадцать, то все равно это десять лет, когда я мог быть с ней, но не был.
— Тогда никто даже не слышал об этой планете, папа, — мягко напомнил ему Магнус.
— Верно, — ответил Род. — Но это не делает те годы сколь–нибудь менее пустыми. — Он пожал плечами. — Я уже бросил надеяться когда–нибудь влюбиться в женщину, которая влюбится в меня — фактически, продемонстрировал ужасную склонность связываться не с теми, с кем следует. А потом встретил твою мать.
Магнус с Алеа сидели, не говоря ни слова, заворожённо слушая, как Род рассказывает историю своей встречи с Гвен, о том, как он постепенно понял, сколь много она стала для него значить, о внезапном открытии, что он любит её, и об их совместной жизни в качестве молодожёнов.
Магнус внимательно слушал, заворожённый всем чего он никогда не знал об их ранних годах, а Алеа впитывала сведения, как губка, жалея всей душой об этой подруге, которую она повстречала слишком поздно.
Гроб коснулся дна могилы, принёсшие гроб вытащили шёлковые верёвки, и все ждали, когда Род бросит первый ком земли, но он все стоял, сложив руки, углубившись в свои мысли, глядя невидящим взором на дубовую домовину.