— Да. Она такая. — Магнус позволил себе чуть улыбнуться.
— Просто бездомная, последовавшая за тобой к тебе на родину?
Магнус рассмеялся.
Род удивлённо моргнул, заслышав этот редкий для Магнуса звук, а затем улыбнулся, думая, что Алеа может быть ещё важнее для Магнуса, чем он думает.
— Наверно бездомная. И определённо беглянка — но едва ли последовала за мной.
— Что сделало её такой пугливой?
— У неё умерли родители, — рассказал Магнус, — а соседи, которых она считала своими друзьями, отвернулись от неё. На её родной планете Мидгард «нормальные» люди реагировали на вызванные инбридингом аномалии, обращая в рабство тех нестандартных, кого могли, и воюя с теми, кого не могли поработить — а она была слишком высокой, чтобы считаться нормальной.
— И поэтому её сделали рабыней? Магнус кивнул.
— Земли её родителей отдали их злейшим врагам, которые после били или секли её за малейшее неподчинение.
— Пытались сломить её дух. Но им не удалось.
— Да, но что было бы, если б она осталась там. Однако в первую же ночь, когда их сынок принялся заигрывать с ней — если можно назвать приставание заигрыванием…
— Поэтому на вторую ночь она не осталась?
— Она сочла, что быстрая смерть лучше жизни, полной побоев и насилия, — сказал Магнус, — и поэтому рискнула сбежать и надеялась скрыться от охотников за рабами. Не побоялась она и стай диких собак и великанов.
— Достаточно ужасающе, — содрогнулся Род.
— Да, но есть и ещё кое–что, — нахмурился Магнус. — Она об этом никогда не рассказывала, но уверен, тут не обошлось без жестокого разочарования — и кто б там ни разбил ей сердце, он сделал это самым жестоким образом.
Род посмотрел на него.
— Но это только догадка?
— Догадка, но симптомы не позволяют мне представить себе что–либо иное — разве только нечто ещё худшее.
— Значит, она рискнула иметь дело с лесными чудовищами вместо чудовищ в человеческом облике. — Род перевёл взгляд на пламя бивачного костра. — По–твоему, ей удалось бы уцелеть самой по себе?
Магнус помолчал с минуту, обдумывая вопрос. Рода удивило, что прежде сын похоже не размышлял на эту тему.
— Неуместный вопрос?
Магнус пожал плечами.
— Она повстречалась со мной прежде, чем столкнулась со стаей диких собак. Мне пришлось делать вид, будто я не обращаю на неё внимания, лишь оставляю еду там, где она могла взять её, она хотела иметь фору для бегства, если я попытаюсь напасть.
Род кивнул.
— В конце концов, она ведь не могла знать, что ты ничем ей не угрожаешь.
— Должно быть, она что–то такое подозревала, — высказал мнение Магнус. — В последующие несколько дней она передвигалась неподалёку от меня, пока не набралась смелости заговорить со мной — и мне пришлось быть очень осторожным и стараться не сказать и не сделать ничего такого, что могло хотя бы показаться угрожающим.
— Но ты был чужаком, слишком высоким, чтобы принадлежать к числу её соплеменников, — догадался Род, — и, как я понимаю, слишком малорослым, чтобы быть великаном?
— Хоть и раз в жизни, да, — улыбнулся Магнус.
— Значит, должна потребоваться очень большая смелость, чтобы вообще довериться тебе.
— Действительно большая смелость, — кивнул Магнус. — Именно это сперва и восхищало меня в ней — храбрость, которую она проявила в решимости самостоятельно столкнуться с опасностями лесных дебрей: дикими зверями, неизвестным, неожиданным…
— Включая тебя, — вставил Род. — Насколько хорошо она способна выжить сама по себе сейчас?
— Очень даже хорошо, — заверил его Магнус. — Она умеет драться, и голыми руками и посохом, и умеет находить в лесу пропитание. А также у неё, как оказалось, имеется некоторый пси–талант — я все ещё не уверен, насколько большой…
— А это означает, что он должно быть не маленький.
— Именно. Она достаточно научилась пользоваться своими способностями, чтобы быть грозной самой по себе — и она достаточно остра на язык для отпугивания любого скота, понимающего человеческую речь.
Род быстро взглянул на сына, выискивая взглядом признаки, что Магнус сам пострадал от остроты этого языка, но лицо задумчиво глядящего на пламя костра молодого человека оставалось спокойным и ничего не выдавало.
— Не стала ли она полным инвалидом в плане эмоций?
— С тех пор как она оправилась от шока предательства и последующих двухдневных издевательств — нет, — ответил Магнус. — Она выросла в любящей и всячески поддерживающей её семье — или во всяком случае мне так кажется, судя по обронённым ею отрывочным замечаниям о своих родителях. Очевидно она любила их потому что они любили её.
— А не потому, что жаждала одобрения? Магнус покачал головой.
— Скорей напротив, родители дали ей почувствовать себя такой особенной, что она и понятия не имела, каким жестоким может быть мир.
Род гадал, не виноваты ли они с Гвен в том же, а затем с ещё большим чувством вины вспомнил собственные вспышки ярости. Возможно им всем было б лучше, если бы он покинул их — он тогда уже думал об этом, и даже попробовал на время уйти, когда его одолели галлюцинации.
— Похоже со временем ты начал ценить её ещё выше.
— О, безусловно. — Наверняка ведь глаза у Магнуса загорелись, только отражая пламя костра. — Геркаймер раскопал достаточно материала по процессу исцеления и дал мне некоторое представление о том, чего ожидать, поэтому я смог вынести месяцы гнева и оскорблений. На одной планете за другой ясно проявлялась её смелость, а потом — её преданность, и готовность понять встречавшихся нам людей, узнавать, что именно будет лучше всего для них и трудиться для этого, и наконец всплыла её склонность заботиться о других, пытаться помочь посторонним людям. Иногда мне думается, будто она даже не сознаёт, что делает это.
Род изучал взглядом бесстрастное лицо сына, надеясь обнаружить какие–то признаки испытываемых им чувств:
— Вдобавок к тому, она ещё и красивая женщина.
— Да, особенно это стало заметно после того, как она оправилась от издевательств и пережитого в скитаниях по лесу. Как только сна смогла смыть с себя грязь и снова прилично питаться. — Голос Магнуса сделался тихим. — Действительно очень красивая. — А затем, словно и так открыл слишком многое, поспешно добавил: — Но ещё важнее, она доблестный боевой товарищ и горячо преданна.
— Возможно это ещё важнее. — Боевая подруга Рода была не только прекрасной, но и свирепой и грозной. Тут только он сообразил, что у Магнуса спутница тоже такая. — Ты не можешь и в самом деле считать её только спутницей.
Магнус с миг помолчал, а затем нахмурясь повернулся к нему.
— Я б не сказал, что быть боевым товарищем такая уж мелочь.
— Согласен, — сказал Род. — Но ты должен понимать, что она волнует тебя намного глубже.
— Конечно же я сильно волнуюсь за неё, — нахмурился Магнус, — но все же только как о самом близком из друзей.
Род изучил взглядом его лицо и решил, что попал в точку убывающей отдачи.
— Значит ты собираешься отвезти её домой.
— Она не хочет возвращаться на Мидгард. Говорит, что с тех пор как умерли её родители, у неё там нет больше родного дома.
— Значит ты собираешься найти его для неё здесь? Потрясённый Магнус отвернулся, и Род понял: его сын даже не думал о том, что Алеа полюбит кого–то другого — но тем не менее Магнус храбро ответил:
— Конечно.
— Ну, тогда тебе лучше обращать внимание не только на то, что она говорит, но и на то, что она подразумевает под сказанным. — Род проигнорировал вопросительный взгляд сына. — Только не забудь об одном: нельзя обвинять друга в нежелании давать, если сам не желаешь брать.
— Ну конечно нельзя, — согласился с ним ещё более озадаченный Магнус.
— Хорошо. — Род положил себе в миску тушёного мяса. — Не хочешь добавки?
Магнус воззрился на него, а затем рассмеялся и покачал головой.
— Нет, спасибо, пап. Хватит и одной, я и с ней–то еле справился. Мне надо вернуться в замок. — Он нахмурился, глядя на отца. — Вот собирался узнать твоё мнение по поводу настойчивых утверждений моих братьев и сестры, что я им не указ.
— Они теперь подросли, — улыбнулся Род. — А ты? Магнус снова рассмеялся, да притом громко. Он встал и кивнул.
— Ты прав — я буду относиться к ним так же, как относился ко всем другим взрослым, которых встречал в своих путешествиях.
— В том смысле, что будешь манипулировать ими уважительно, — с улыбкой на лице ответил Род и поставил миску на стол. — Вместо этого, мы поговорили о чем–то, что, должно быть, имеет для тебя большее значение. Как я понимаю, сегодня вечером ты собираешься ужинать с Алеа.
— Конечно. — Тут Магнус должно быть сообразил, что его слова звучат очень уж по–семейному, так как поспешил добавить:
— Ах, да, вот ещё что, пап — Алеа уловила слухи о небольшой проблеме в Логайре.
— Да? — с интересом посмотрел на него Род. — Что за проблема?
— Один браконьер, которого вот–вот повесят, — сообщил Магнус, — и выносить ему приговор предстоит Диармиду.
21
— Конечно, — медленно произнёс Род. — Он же теперь герцог, так что любое дело о тяжком преступлении будет решать он.
— Как я понимаю он не шибко этому рад.
— Разумеется, — печально улыбнулся Род. — Да и кто б радовался? Но это часть обязанностей герцога.
— Жена браконьера едет просить судью — Диармида — пощадить её мужа, — сказал Магнус. — Видишь ли, он сквайр и у него случился неурожай, вот он и принялся приносить крестьянам оленину — коптить и запасать на зиму.
— Оленей? — посмотрел на сына Род. — Во множественном числе?
— Шестнадцать, — назвал точную цифру Магнус. Род присвистнул.
— Да, мало надежд выдать это за необдуманный поступок или пьяную выходку, не так ли? Или пообещать, что он больше не будет.
— Очень мало, — согласился Магнус, — но это ещё не самое худшее.
— Что? — воззрился на сына Род. — Сквайр–браконьер преднамеренно застрелил шестнадцать оленей, и это ещё не самое худшее?