— И ты моим, давным-давно, глупышка! Неужели ты не видел, что я разлюбила Орогору и полюбила тебя?
— Я слепой, — прошептал он.
— Ну, тогда попробуй понять, что это правда, на ощупь, — проговорила Килета и подставила губы для нового поцелуя.
Дверь запереть они забыли. Чуть позже мимо проходил Жюль, вымывшийся и переодевшийся. Он остановился у двери, посмотрел на влюбленных, покачал головой и пробормотал что-то невнятное на предмет того, что, видимо, что-то такое носится в воздухе.
— Вы хотите, чтобы я занялся… чем? — вытаращил глаза Майлз.
— Руководством работы подполья, — спокойно повторил Гар. — Ты должен следить за всем, что происходит, за тем, кто чем занимается, а если кто-то совершает ошибку, ты должен посылать к нему кого-то, кто эту ошибку исправит.
— Мы просим тебя стать главным мятежником, Майлз, — с улыбкой уточнил Дирк. — Мы просим тебя возглавить революцию.
Майлз плюхнулся на стул, изумленно глядя на двоих друзей. Хорошо еще, что стул поблизости оказался. Наверное, Гар и Дирк не зря пришли в его кабинет и заговорили с ним неподалеку от письменного стола.
Майлз обвел кабинет невидящим взглядом, не замечая ни бархатных штор, ни ковра, ни позолоченных ручек, ни камина, ни изящной, обитой шелком мебели.
— Главным мятежником? — онемевшими губами переспросил он.
— Да, — подтвердил Гар. — А ты как думаешь, ради чего мы усадили тебя за бумаги? Ради чего ты читаешь отчеты, рассылаешь людей по разным местам, а потом, когда они возвращаются, опрашиваешь их?
— Вы меня научили этой работе!
— И научили успешно, — отметил Дирк. — Ты готов к этой работе, Майлз, а мы готовы отправиться на поиски других правителей-тиранов, которых надо бы свергнуть. А здесь ты и сам управишься за ближайшие четыре года.
— Ты только в обморок не падай, — успокоил Майлза Гар. — Когда дойдет до дела — до настоящей революции — мы вернемся.
Майлз задумался, задержал взгляд на одной из бумаг.
— Не удивительное ли это совпадение? Тот простой крестьянин, которого вы выбрали себе в проводники, стал тем человеком, которого вы хотите поставить во главе революции?
— Никаких совпадений, — фыркнул Дирк. — А ты-то сам как думаешь, почему из всех беглых крестьян на этой планете мы выбрали именно тебя? Как ты думаешь, почему мы тебя не бросили и всюду таскали за собой?
— Ты обладаешь умом, необходимым для такой работы, и силой воли, которая поможет тебе удержаться на своем посту, — добавил Гар. — Кроме того, ты достаточно сообразителен для того, чтобы в случае чего принять срочное решение.
— Мы научили тебя всему, чему могли, — сказал Дирк. — Ты можешь справиться с работой — и ты действительно единственный человек на этой планете, кто на такое способен.
— Я? Безграмотный крестьянин? Чтобы я выступил против Защитника и целого войска?
— Ты, — не отступал Дирк, — и еще тысяча подсадных магистратов, не говоря о тех солдатах, которых наши агенты агитируют по двадцать человек в день. Пусть им неведомо слово «революция», пусть они не знают, что мы намереваемся свергнуть Защитника, но они не станут сражаться против тебя.
— Только помни о том, что настоящих магистратов надо держать взаперти до победного окончания революции, — предупредил Майлза Гар. — Они большие льстецы и лицемеры, они сумеют убедить тебя в том, что верны вашему делу, но как только очутятся на свободе, тут же предадут вас, вернутся с целым войском и растопчут вас.
— И тот магистрат, кому это удастся, на следующий день проснется министром, — добавил Дирк.
Майлз кивнул:
— Я об этом не забуду. — Тряхнув головой, он воскликнул: — Погодите! Но я ведь даже не сказал еще, что согласен!
— Ну, и? — вопросил Дирк, держа руки на бедрах.
— Так согласен или нет? — поторопил Майлза Гар.
Взгляд Майлза растерянно блуждал.
— Сначала мне нужно поговорить с Килетой.
Он ругал себя за откровенность, но наверняка Гар и Дирк знали гораздо больше, чем он думал (да и когда бывало иначе?), потому что Дирк только кивнул, а Гар сказал:
— Безусловно, обязательно переговори с ней.
Килету он встретил, когда она прогуливалась в парке. Неутомимые будущие чиновники, засучив рукава, потрудились на расчистке территории около дворца от лиан и колючих кустов, а затем за дело принялись роботы-садовники, так что теперь возле дворца раскинулся образцово ухоженный парк. Теперь Майлз с Килетой встречались здесь каждый вечер, хотя по целым дням просиживали рядом за письменными столами, — для того чтобы подышать чистым, прохладным воздухом, полюбоваться прудами и клумбами.
— Ты что-то тих сегодня, мой милый, — отметила Килета.
— Да… У меня… очень важные новости, Килета, — отозвался Майлз.
Он умолк. Килета еле слышно вздохнула и сказала:
— Продолжай.
— Меня хотят сделать главным мятежником. Они хотят, чтобы я возглавил революцию.
— Главным мятежником! О, как это чудесно, Майлз!
Килета радостно расцеловала его. Майлз в изумлении обнял ее, поддавшись чувству.
Внезапно Килета прервала поцелуй и отстранилась, широко распахнув глаза.
— Майлз! Это ведь так опасно! Если тебя поймают, тебя станут пытать, чтобы вытрясти из тебя имена всех остальных! А когда ты проговоришься, тебя четвертуют!
При мысли о жутких медленных пытках Майлз содрогнулся, но тут же решительно запретил себе думать об этом.
— Я все понимаю, Килета. Я не могу пойти на такой риск, не посоветовавшись с тобой. Понимаешь, я настолько глуп, что думаю: ты беспокоишься за мою жизнь, наши жизни отныне связаны.
— Глуп! О нет, дурачок, нет! Ты теперь и есть моя жизнь! — Испуг словно испарился, и улыбка ее стала подобна утренней заре. — Ну, успокойся. Мы с тобой знали, что рискуем жизнью. Не только мы — все остальные тоже. Если нас схватят шпионы Защитника, нас всех будут пытать и повесят, но назад дороги нет.
Майлз нахмурился, впервые задумавшись об этом.
— Нет. Это точно. Даже если бы я вернулся в родную деревню и сказал магистрату, что ты — моя невеста, он бы все равно назначил мне жестокую порку и каторжные работы и не дал бы нам пожениться, дабы показать, что никто не имеет права противиться воле Защитника. — Майлз поежился. — Нет, уж лучше настоящая смерть, чем смерть при жизни.
— И для меня тоже, — тихо проговорила Килета. — А убить нас можно только однажды.
— Вот это верно! — И Майлз улыбнулся любимой, в который раз убедившись в том, какая она неповторимая, единственная. — Но гораздо больше, чем за себя, я боюсь за тебя, Килета. В конце концов, ведь это я тебя втянул в эту заварушку.
— Я сама в эту заварушку втянулась, — уверенно возразила Килета. — Или вернее было бы сказать — наткнулась на нее, когда той жуткой ночью встретилась с тобой, Гаром и Дирком. Но я предпочла остаться. И теперь тоже предпочитаю остаться.
— Что ж, я рад, — сказал Майлз. — Но ведь ты бы не сделала этого, если бы не было меня.
— А я думала, ты этого никогда не поймешь, — прошептала она и еще крепче прижалась к нему. Майлз мгновение не мог сообразить, в чем дело, но потом смысл последних слов Килеты стал ему ясен, и он обнял ее и поцеловал.
Когда они оторвались друг от друга, чтобы отдышаться, он прошептал:
— Я люблю тебя, Килета.
— Ты мне это уже говорил, — отозвалась она. — Но теперь ты наконец веришь, что я тоже люблю тебя?
Майлз улыбнулся. Радость охватила его.
— Я мог только надеяться на это, — сказал он, — но никогда не верил.
— Так поверь же! — воскликнула она, прильнула к его груди и закрыла глаза. — Как же мне заставить тебя поверить в это?
Майлз вновь поцеловал ее и, улыбаясь, оторвался от ее губ.
— Выходи за меня замуж, и тогда я поверю, что ты любишь меня.
Килета притворно тяжко вздохнула.
— Как же далеко я должна зайти, чтобы ты увидел то, что у тебя перед глазами! Что ж, если я должна выйти за тебя для того, чтобы ты мне поверил, я согласна.
Майлз радостно вскрикнул и снова поцеловал Килету. Отстранившись, он проговорил:
— Но я не попросил твоей руки, как полагается. — Опустившись на одно колено, он спросил: — Ты согласна стать моей женой, Килета?
Она шутливо потрепала его за ухо.
— Да, дурачок! — И добавила нежно: — Да, мой прекрасный, самый красивый мужчина на свете, я согласна стать твоей женой.
И они снова слились в поцелуе, но вдруг Килета оттолкнула Майлза, неожиданно став серьезной.
— Но не раньше того дня, когда мы либо выиграем, либо проиграем, Майлз. Было бы ужасно родить детей, чтобы потом увидеть, как их пережевывают железные клыки власти Защитника. — Она нахмурилась и озабоченно спросила: — Ты ведь не против того, чтобы у нас были дети?
— Совсем не против, — выдохнул Майлз. На этот раз их поцелуй был еще дольше.
Но когда Майлз поднял голову, тень тревоги легла на его лицо.
— Я не сказал Дирку и Гару о том, что я — не единственный, кому известно местонахождение всех мятежников и их имена. Я очень боюсь за тебя, любовь моя.
— Что ж. — Килета обняла его и положила голову ему на плечо. — Если так, то тебе придется изо всех сил заботиться обо мне.
— О, конечно, — улыбнулся Майлз и приподнял пальцем ее подбородок. — Я с тебя глаз не спущу, любимая.
— Согласна, — сказала она. — По крайней мере — по ночам не спускай с меня глаз.
Неделю спустя Килета стояла рядом с Майлзом на вершине холма в предрассветных сумерках, гадая, чего ждут Дирк и Гар. Однако вежливость не позволяла ей спросить у них об этом.
— Как вы ведете записи? — еще раз поинтересовался Гар.
— Чернилами, которые исчезают, если их смочить водой, — терпеливо ответила Килета. — На всякий случай мы держим поблизости чан с водой, чтобы побросать туда все бумаги, если наши дозорные донесут нам, что приближается вражеское войско.
— Постарайтесь внедриться и в ряды тайной полиции, если получится, — в десятый раз напомнил Дирк.
— Постараемся, если мы найдем этих шпионов, — пообещал Майлз, с трудом сдерживая волнение. — Вы просто не представляете себе, как мне жаль прощаться с вами и как я буду рад, когда вы вернетесь!